Об ораторском искусстве и демагогии, и почему демагогия иногда побеждает

Демагог — совсем не то же, что плохой оратор. Плохой оратор — не способен добиться от слушателей понимания мысли, которую желает им донести. Демагог — играя на эмоциях, использует неспособность слушателей к глубокому пониманию, неразвитость их мышления. Плохой оратор — возмущается темнотой и отсталостью масс (хороший — умеет их преодолевать). Демагог — в них заинтересован. "Искусство" демагога — суггестия, обнажение "мы" (через активизацию ощущения "они"). Для этого он сам должен влиться в настроение толпы и следовать его изменениям.
Чем-то напоминает сёрфинг: "хороший" демагог — всегда на гребне волны народного настроения. Глеб Павловский на митинге показал себя плохим демагогом — нырнул и нахлебался солёной воды. Но, даже не слыша его выступления и опираясь только на его собственное воспоминание, можно с уверенностью заключить, что выступал он не как оратор, а как демагог. Более того, возможно, именно после неудачи не митинге, он провёл серьёзную работу над собой, и позже в качестве политтехнолога эксплуатировал народные предрассудки уже без тошноты и даже с вдохновением.
Против людей, обладающих развитой контрсуггестией (индивидуальной волей, логикой), т.е. одновременно входящих в большое число общностей-"мы", демагогия не работает. Поэтому изжить демагогию, развивая критику и самокритику, было изначально пустой (демагогической) затеей. А вот неся в народ просвещение, развивая демократию, поощряя народную самодеятельность и самоорганизацию — можно.
Но хотел бы вернуться к Троцкому. Точнее, его противостоянию со Сталиным. Не правы те, кто считают, что "два демагога не поделили власть". Троцкий демагогом не был, его ошибка совсем в другом — в чём-то даже противоположном. Во время болезни и сразу после смерти Ленина, когда партийный секретариат уже вовсю действовал, перестраивая партию под себя, Троцкий демонстративно самоустранился от внутрипартийной борьбы и тем проявил интеллигентское чистоплюйство. Да и потом тоже — хлопал дверью, думал, что лучше займётся писанием книжек (ага, так ему и дали!). Ему, конечно, были известны партийные страхи насчёт того, что он станет "красным бонапартом", но, вместо того чтобы действительно им стать, он принялся изо всех сил показывать: "нет, я не такой, плевать я хотел на власть". А когда спохватился, было уже поздно.
Другое дело — имел ли бы он успех в этой борьбе. Всё-таки, к большевикам он присоединился уже в ходе революции, и многие старые большевики относились к нему с предубеждением, как к чужаку. Но на это можно ответить, что таких, как он, присоединившихся в ходе революции, было в партии большинство: в феврале 1917 в ней было всего 24 тыс., на конец апреля — 80 тыс. (т.е. Троцкий был одним из 56 тысяч), а в июле — уже 240 тыс. 9/10 партии, совершившей Октябрьский переворот, были такими, как он! В Петрограде он был известен уже тогда, как председатель Петросовета, а уж после гражданской войны — нарокомвоенмора знала вся Россия. Второй после Ленина по популярности. Но — он даже не попытался! Отверг предложение уже больного Ленина сменить его на посту председателя СНК. Не подписал в октябре 1923 "Заявление 46-ти" (хотя на словах с ним солидаризировался). Не предпринимая никаких организационных шагов ("нет, нет, я не бонапарт!"), он, как и хотел, ограничился чисто литературной деятельностью, критикуя в "Правде" (не каком-то там левом листке!) зажим внутрипартийной демократии. Только ведь не помогло! Всё равно на конференции в январе 1924 — перед самой смертью Ленина — заклеймили как раскольника и скрытого меньшевика! Потом, когда было уже поздно, Троцкий с горечью вспоминал отвергнутое им предложение "настоящих революционеров" и заключил союз с Зиновьевым, про которого заранее знал, что тот предаст.
А вот Сталин не был оратором и был демагогом. Но именно он победил — почему? Объяснение: "народ не пошёл за Троцким, потому что не увидел большой разницы между ним и Сталиным", ничего не объясняет. Народ не просто не пошёл за Троцким — он пошёл за Сталиным! Честно или не очень, но Сталин выиграл внутрипартийную борьбу, а именно в партии были собраны все политически активные силы народа. Разумеется, что это были не только и даже не столько коммунисты, но и карьеристы, наспех заучившие лозунги, — Сталин с того и начал, что наводнил ими партию (т.н. "ленинский призыв"), — но ведь они тоже были частью народа, и именно они проявляли самую массовую политическую активность. И на них Сталин опирался в своём восхождении. Поэтому его демагогия, а не классовый анализ Троцкого, оказалась востребована, и поэтому он победил. В той же среде родилась известная поговорка, содержащая "оценку ораторских способностей" Троцкого — не потому что Троцкий был демагогом, а потому что этим людям его классовый анализ был не нужен, они и понять-то его были не в состоянии. Почитайте "Краткий курс истории ВКП(б)" — он написан для 10-летних детей. Между тем, ни Троцкий, да и никто из партийной оппозиции не воспротивился "ленинскому призыву", наоборот, поначалу все его горячо поддержали, видели в нём шаг к демократии. Так страх перед бонапартизмом открывал ему дорогу.
Троцкий, действительно, проявил себя как меньшевик, но не в том смысле, в каком предъявляли ему это обвинение сталинисты (в том смысле они сами были бóльшими меньшевиками), а в том, что отказался бороться за власть. Как меньшевики отказывались брать власть в России, потому что выучили, что "революция — буржуазная". Но русская буржуазия была слабой и беспомощной и совсем не революционной. Даже контрреволюционной. Даже на конфискацию помещичьих земель она оказалась неспособной. И поэтому программу буржуазной революции вынуждена была проводить пролетарская партия большевиков. А уже во время кронштадтского восстания, по воспоминаниям Виктора Сержа, в то время работник Коминтерна, Ленин, находясь в крайнем возбуждении, всё время повторял: "Это — термидор! Но мы не дадим себя повесить. Мы сами устроим термидор!" Вот это — по-большевистски!
Конечно, под вторым "термидором" Ленин подразумевал нэп. Но тут важен сам подход. Раз назрел термидор, значит его нужно организовать — под контролем, без перехлёстов; сознательное отступление на подготовленные позиции, а не стихийное бегство. Разумеется, что главный вопрос здесь — до каких пределов позволительно отступать. Поскольку не это главная тема поста, ограничусь простым ответом: большевикам имело смысл бороться за власть до тех пор, пока она позволяла готовить почву для социализма: проводить индустриализацию, коллективизацию и культурную революцию (каждое из направлений работы подразумевало множество вариантов развития и имело свои ограничения смысла). Ещё важный нюанс: смысл был не сам по себе, а с точки зрения мирового развития. Поэтому даже чисто внутреннюю ситуацию приходилось рассматривать также глазами рабочего завода Форда и египетского феллаха. Но всё это технические детали. Собственно, речь о том, что когда в крестьянской стране стал ощущаться спрос на бонапарта (обычное дело — крестьянская страна и бонапарт просто созданы друг для друга!), подойти к проблеме нужно было сознательно, по-большевистски, а не пытаться всеми силами от неё уйти. Только так можно было избежать стихийного бонапартизма Сталина — бесконтрольного и с кучей перехлёстов.
Как именно это можно было сделать, сейчас трудно судить. Часто приходится слышать, что, окажись на месте Сталина Троцкий, всё было бы то же самое, за исключением каких-то деталей. Но только в деталях-то и дьявол! Между искуссным оратором и демагогом разница тоже в деталях.
|
</> |