Об английской любви к театру
aconite26 — 13.02.2023Никто не помнит, как начинается у Шекспира комедия «Укрощение строптивой». Это потому, что к «Введению», к рамочной истории, с которой начинается пьеса, никто в конце не возвращается, про неё просто забывают.
А рамочная история там такая. Какой-то лорд возвращается с зимней охоты и видит лежащего у входа в кабак мертвецки пьяного нищего (на самом деле он не попрошайка, а медник, лудильщик, но что происходило с реальными доходами английского населения в шестнадцатом веке — это долгая и печальная история).
Аристократ решает позабавиться и даёт распоряжения своим слугам отнести пьяницу в свои лучшие покои, помыть и переодеть, а когда проснётся — всячески угождать, и убедить его, что на самом деле он благородный лорд, только что пришедший в себя после долгой душевной болезни. Своему пажу он приказывает переодеться в женское платье и изображать жену выздоравливающего, а если не получится выдавить слёзы радости, использовать натёртый в тряпочку лук.
Тут же, по удачному совпадению, в имение заглядывает труппа бродячих актёров, и хозяин распоряжается, чтобы они сыграли комедию перед одним чудаком, который никогда не видел театрального представления, но чтобы ни в коем случае не смеялись, если он будет вести себя странно.
Хозяин уверен, что если окружить нищего роскошью и подобострастием, он не сможет не «забыться» — то есть не начать вести себя неподобающе своему истинному положению, чем он надеется позабавиться намного больше, чем актёрской комедией.
И вот уже несколько месяцев я вспоминаю этого господина из «Введения» каждый раз, когда вижу известного политического персонажа, вопреки всяким протоколам одетого в трикотаж цвета хаки, в окружении разных других персонажей в отутюженных дипломатических костюмах, изображающих подобострастное уважение. И каждый раз, когда слышу, как его компания называет канцлера Германии ливерной колбасой и выкидывает разные другие коленца, над которыми другим актерам категорически запрещено ржать или ещё чем-либо выдавать свои истинные реакции.
Просто надо помнить, что в конце «Укрощения строптивой» к несчастному лудильщику Кристоферу Слаю (над которым сыграли прежестокую шутку) никто не возвращается. И автор, и почтенная публика просто забывают о его существовании, эту рамку закрывать уже неинтересно.
P.S. Естественно, введение не может не резонировать тематически с самой комедией — основной сюжет, как все помнят, о том, как забывшуюся молодую девчонку с садистским удовольствием «ставят на место».
|
</> |