О запорожцах, придуманных... поляками?

peremogi — 20.03.2021
Польский поэт Папроцкий

Откуда черпается мифология «украинского казачества? Большей частью из народного фольклора. Из исторической романтической литературы, которая искала вдохновение … в том же фольклоре. Если в середине Х I Х века с этим разобрались в ученом мире, безошибочно отделяя котлеты от мух (исторические факты от беллетристики), то с появлением в Галиции «свидомых украинцев» тема вновь стала актуальной.

Появились две дискутируемые легенды. Первая: запорожские казаки были членами рыцарских братств, носителями немного упрощенных (образом жизни) аристократических черт. Обладали всеми признаками высокого сословия: каким-то секретным воинским искусством, беззаветной отвагой, исключительными моральными качествами. Поскольку это был «Орден», он обладал конечной точкой приложения своих усилий. Боролся за «национальные украинские интересы», как оказалось.

Вторая легенда, «почвенная». Не столь налегающие на горилку патриоты-малороссы пытались обосновать: сечевая вольница была эволюционной формой протеста простого народа. Чаяниями беглых крепостных о справедливом народовластии. Все атрибуты присутствовали: принцип всеобщего равенства, выборность казачьей старшины сверху донизу, абсолютная свобода личности. Военизированная насквозь утопическая община, с высокой религиозностью.

С появлением в обороте термина «национализм» (конец XIX в.) обе байки получили своих адептов, идеологов, исследователей. В интеллигентской среде поляков, русинов, малороссов, русских. Случилось парадоксальное: обе идеи были признаны жизнеспособными, два явления (оказывается) могли существовать одновременно.

«Лыцари-запорожцы».
Байка очень древняя, введенная в публицистический оборот еще в XVI веке… поляками. Тамошний поэт пан Папроцкий очень горевал, возмущенный «рокошами» и междоусобицами польской шляхты. В качестве мыслительного эксперимента высказал интересную идею: юная Запорожская Сечь, возникшая на «украине» Речи Посполитой, — это рефлекторная попытка возродить некое здоровое общество.

В своих мыслях забрел на очень опасную территорию. Утверждал, поляки были не раз были спасены от гибели запорожским русским рыцарством , бившимся на границах с турками и крымскими татарами. Пан Папроцкий восхищался доблестью казаков, их простыми крепкими нравами, готовностью постоять за весь христианский мир. Был не одинок в Речи Посполитой, подвиги сечевиков ярко описывают шляхтичи Горецкий, Ласицкий, Фредро.

Наделяя казаков невиданной доблестью, описывая несуществующие свершения, запорожцев выводят… в польскую шляхту. «Казаки» имеют соответствующие фамилии, поголовно — дворяне с темным прошлым. Причины добровольного или вынужденного бегства в Сечь: разорение, несчастная любовь, интриги сильных мира сего, невинные преступления, несправедливые панские суды. Подвиги, образ жизни намазаны толстым слоем на горбушку восстановления чести благородного шляхтича: «пасть со славою, или воротиться с военною добычею».

Беллетристика была популярна, дамы охали, паны крутили усы и восхищенно цокали языками, смакуя описаниях ратных эпизодов. Сформировалась прослойка салонной романтической литературы. Скоро храбрость ушедших в казаки польских дворян была перенесена на всё сечевое воинское братство. В пересказах эта беллетристика попадала в казачью среду, тешила самолюбие, становясь убеждением. И политическим инструментом.

Уже в XVII веке это оформилось в претензии «лыцарей» к аристократии Польши, когда речь зашла о включении «нового дворянства» в реестр. Некоторые запорожцы настолько уверовали в свое туманное (но несомненно высокое) происхождение, что начали захватывать земли, выделять большие поместья и хутора, превращаться в помещиков. Не забывая добиваться признания дворянских прав у недоумевающих польских сеймов.

Романтическая легенда
была придумана и воплощена в творчестве очень талантливых интеллигентов. Малоросские литераторы и русские историки XIX века: Рылеев, Герцен, Чернышевский, Шевченко, Костомаров, Антонович, Драгоманов…, мое почтение. Получив блестящее образование, очарованные европскими идеалами демократии, эти честные люди хотели найти точку опоры в грустной картине царского дремучего самодержавия.

Так родилась идиллия просвещенного «европца»: под запорожским казачеством разглядели простой народ, гордо ушедший из панской неволи. Взявший в руки оружие, заселивший Запорожскую Сечь народной демократией. Рекомендую для понимания статью Костомарова «О казачестве» 1860 года, журнал «Современник». Мыслитель назвал казачество — «демократическим явлением чистой воды». Позже раскаялся крепко, поработав по совету умных людей с историческими документами… Но это много позже, увы.

А тогда, на волне воодушевления, Костомаров свою идею развил. Во времена участия в Кирилло-Мефодиевском Братстве, написав «Книги бытия украинского народа». Это была уже политическая программа. Уклад казачества противопоставлен сатрапским нравам правящей знати России и Польши.

Развил мысли демократии Запорожской Сечи Михайло Драгоманов, дядя Леси Украинки. Тоже рекомендую к изучению (критическому), есть любопытные мысли о казачьем быте, попытка называть Сечь «коммуной». Идеи стали популярны в интеллигентской среде Малороссии. Без всякой проверки и критического осмысления приняты русским революционным движением.

Так о ком речь?
Лезем в дебри географии. Запорожцы появились на границе Малороссии с «Диким полем» (область бывших кочевых племен Левобережья Днепра). Что там творилось со времен печенегов, половцев, ордынцев — мало известно. Но земли всегда полнились лихим людом. Не поймешь: то ли бродники и поселенцы мирные, то ли разбойничье племя. Самых разных этносов, традиций, укладов. До зубов вооруженных. Ордынский период Дикого Поля сильно «отатарил» здешнее население. Казачья терминология тому свидетельство: «атаман», «кош», «курень» и т.д. …

Очень интересен внешний вид сечевиков. Турецкие широкие шаровары, бараньи шапки, татарские сабли и луки, приметный «осэлэдэць» на бритой голове. Облик «лыцаря» так себе, не отличишь от странного татарина. Националист Пантелеймон Кулиш (автор фонетического украинского алфавита, «кулишовки»), честно собирая описания запорожцев, оставил много ярких сообщений. Разочаровавших его «свидомых» коллег. По документу старосты Филиппа Кмиты (1514 г.) черкасские казаки — «жалкие оборванцы»; француз Дальрак помнит их «невзрачной дикой милицией».

Прародители
запорожских казаков, уверен, — ордынские (азовские) казаки-«татары», потом вобравшие в себя много славянской крови. Лично свободные люди воинского сословия, увернувшиеся от присяги негодным им ханам. Преступники, язычники, раскольники и еретики всех мастей, уходящие постоянно в Дикое Поле от лишних проблем и ответственности. Просто по зову разбойной души…

Летописи времен Ивана III называют их самыми лютыми разбойниками, страшной напастью пограничных городков Московии. Главной помехой на пути в Крым. Они не признавали никакой власти, жили наймом и разбоем. Король Сигизмунд-Август часто пользовался услугами «белгородских» (аккерманских) и перекопских казаков, но чаще всего в их саблях нуждались крымчаки. Во время набегов степняков-«людоловов» очевидцы точно описывают казачьи отряды, весьма многочисленные.

Этот факт позволил польским летописцам считать это разухабистое вооруженное племя полностью независимым. В военном, экономическом, организационном плане. К четырем татарским ордам (заволжской, астраханской, казанской, перекопской) они причисляли пятую — казацкую. Обосновывая: это выходцы из татарской степи, с ее воинскими ухватками, говором и обликом. С «татарскими» именами, обычаями, нравами, хищничеством и …работорговлей.

Есть множество холодящих кровь сообщений поляков о зверствах и грабежах… Но многое стоит делить на два. Как частенько случалось, летописцы часто путали перекопских (потом запорожских) казаков — с крымчаками. Иногда не ошибались, прямо обвиняя казачков в торговле единоверцами и соплеменниками. Чего не позволяли себе татары и турки.

Оказавшись в Диком Поле, сразу теряешься: кто, как, кого… тут понимал. Многие историки с яростью отступаются от запорожских «корней казачества» с приговором: не то казаки произошли от татар, не то казаки «ушли в татары». Наши предки это понимали как-то, но инструкций подробных не оставили. Больше путают сообщения.

Понятно одно: проживают днепровские казаки воинскими сообществами вне пределов Московии и Польши. В начальный период своего существования они — «поганые», безбожники, лютые разбойники. Со временем, более тесно соприкасаясь с Московией, — опознаются больше как православные. Но тоже нравом лютые. Вот летописные сообщения, которые приводит Татищев:

1492 год. «…приходили татарове ординские казаки, в головах приходил Темешем зовут, а с ним 220 казаков…».
1493 год. «Того же лета приходили татарове, ординские казаки, изгоном на Рязанские места, и взяша три села, и поидоша вскоре назад».
1494 год. «Октября прииде из Волох Иван Андреевич Субота Плесчеева, а из Крыма Константин Заболоцкий; а шли Полем, и грабили их на Поле татарове, ординские казаки».
1501 год. «Июля в 11 день азовские казаки Угус-Черкас да Кора-бай пограбили на Поле на Полуозоровском перелеске великаго князя послов князя Федора Ромодановского да Андрея Лапенка, и Андрей тамо и скончался, и гостей многих пограбища».
Очень русские, православные имена: Угус-Черкас да Кора-бай с Темешем. Интересен и непонятен Костомаров, приводя тексты договоров XVII -го века. Там слово «татары» отсутствует, заменено на «орда». Проверяем, есть конкретный «Белоцерковский трактат» (договор между поляками и казаками), историк последних в «орду» пишет. Карамзин уже пугает перечислением казаков:

«Малоросские, днепровские, донские, запорожские... касимовские, ординские, ногайские...»
У него же:

«Ахмат имел участь Мамая. Он вышел из Литвы с богатою добычею: Князь Шибанских, или Тюменских, Улусов, Ивак, желая отнять её, с Ногайскими Мурзами, Ямгурчеем, Мусою и с шестнадцатью тысячами Козаков гнался за ним и от берегов Волги до Малого Донца, где сей Хан, близ Азова, остановился зимовать, распустив своих Уланов».

Нравы.
Оставим пока «татаро-казаков», тема отдельная напрашивается. Вернемся в тему понятной и известной Запорожской Сечи. Она принимала всех, туда бежали толпами крепостные. Романтичные шляхтичи тоже. Поборники идей освобождения крестьянства от крепостного права. Запорожцы эту дурь мигом из голов выбивали. Самим своим укладом. Хлебопашцев казаки презирали, постоянно отгораживаясь от них, часто отказывая во многих правах воинского братства. Главным ремеслом был поиск добычи:

«Жен не держат, землю не пашут, питаются от скотоводства, звериной ловли и рыбного промысла, а в старину больше в добычах, от соседственных народов получаемых, упражнялись».
Романтически настроенный поэт пан Папроцкий, первым воспевший «рыцарство» Сечи, отмечал: в низовьях Днепра «сабля приносила больше барышей, чем хозяйство». И именно поэтому туда считала не зазорным направлять стопы (в драных сапогах) нищая польская шляхта. Заносило в запорожские курени потомков очень знатных родов, кстати. Коронный гетман Ян Замойский, негодуя на шляхтичей, спутавшихся с запорожцами, развенчивает «идеалы лыцарства» довольно просто:

«Не на Низу ищут славной смерти, не там возвращаются утраченные права. Каждому рассудительному человеку понятно, что туда идут не из любви к отчеству, а для добычи».
Много споров о небывалой «православной набожности» днепровского казачества, поклон низкий идеалисту Гоголю, ага. Современники этого явления были уверены в обратном. Отзывались с отвращением о «вере казацкой», видя там больше безбожия. Православный шляхтич Адам Кисель, побывав в Сечи, отписал домой: «у запорожских казаков нет никакой веры» .

Униатские и православные митрополиты сетовали на это постоянно, горюя о выпоротых, ограбленных, униженных монахах и священниках, имевших неосторожность появиться с увещеваниями в границах Сечи. Прекрасно попов понимаю. О какой набожности можно говорить в воинской среде, собравшей в куренях лихое общество беглых русских, поляков, татар, турок, армян, черкесов, мадьяр. С очень гибкой политической линией.

Богдан Хмельницкий, его сын Юрий, Петр Дорошенко … знаменитые ведь фигуры, глыбы. Ничего страшного, бывали в подданстве турецкого султана, присяги приносили. А крымские татары для Сечи — так вообще братья навек. Посчитано: с «врагами Креста Христова» казачки чаще вместе в набеги ходили на московские и польские «украины», чем воевали супротив. Торговали постоянно, даже во время «недоразумений» редких.

Казак — это как?
Очень частая путаница, в комментариях постоянно встречаю. До середины XVI века слово «казак» означало в Запорожской Сечи … не человека определенного рода занятий. Понимался образ жизни, очень специфический, четко очерченный. «Ходить в казаки» значило — удаляться в степь. Или за линию пограничной «засеки», жить законами «ордынских казаков».

Можно было мирно жить, промышляя рыбой и скотоводством. А можно было «за зипунами». На большую дорогу разбойничать. А «свидомым» можно сообщить удивительное открытие: никогда запорожский казак не был «малороссом». То есть, представителем оседлой земледельческой культуры. Со своим укладом, бытом и традициями еще славянских племен Киевской Руси.

Днепровское казачество рождалось понятными историкам явлениями. Главное из которых — степной образ жизни абсолютно свободного человека. Выживальщика, наемника, разбойника. Не ищите там корней русской культуры. Отыщите больше враждебных кочевых стихий, с которыми боролись Русь, Россия много веков. Швеции, Польше с Турцией тоже перепадало.

Источник канал Исторические хроники

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив