О времени ненастоящих. Что объединяет Дугина и Прилепина?
melissa_12 — 24.04.2024Что объединяет Дугина и Прилепина? Ленин.
Что объединяет Ленина, Прилепина и Дугина?
Ненастоящесть.
Текучесть, несубстанциальность существования. Постмодернистская,
карнавальная готовность к смене идеологий, как если бы речь шла о
смене одежды.
Когда мы говорим о Ленине, Прилепине, Дугине, мы говорим не о
личности, но о личине; не о лике, но о проекте.
О двойном дне.
О том, что некто не дарит миру свое подлинное содержание,
но вовлекает мир в смутную игру, предлагая имитацию своего дара.
При этом он, сознательно или безсознательно, служит воплощением
чужой скрытой воли, своей спиной прикрывает настоящего
субъекта исторического процесса.
Тогда трагедия превращается в игру парадоксов.
Традиционалист-антизападник, например, проповедует
антитрадиционные-западные идеи.
Отсюда ненастоящая любовь к народу Ленина, ненастоящая история
Прилепина, ненастоящий традиционализм, ненастоящее православие и
ненастоящее старообрядчество Дугина.
Отсюда открытая ненависть к простой, себя являющей, а значит,
Божественноподобной, идентичности умученных в 1918 году алапаевских
страдальцев, отца Философа Орнатского? К тем, кто не носит
маску.
Возможно ли вообще примирение между Церковью и представителями
левой идеологии? Не будем спешить с ответом. Но одно ясно уже
сейчас. Примирение без покаяния как изменения сознания - симулякр.
Пока мы оправдываем тех, кто целенаправленно уничтожал цвет нации,
(а наши новомученики были лучшими представителями духовенства,
пастырями, распятыми народным горем), или создаем имитацию
отечественной истории, примирение тоже будет ненастоящим.
У меня спросили: «И что? Мы-то что можем? Все идет своим
ходом».
Я ответил: «Мы можем понимать».
Священник Дмитрий Трибушный
Приложение
Дугин: «Раньше я не любил Ленина.
Все вокруг говорили "Ленин, Ленин..." А большинство всегда
ошибается.
Я читал Эволу и был убежден, что речь идет о подлом
контринициатическом агенте "современного мира", разрушившим
последний оплот Традиции - Российскую Империю.
Я водил маленького сына плевать на памятники Ильичу, презирал
ленинистов и, видя цитаты из него, был готов облить авторов, их
употребляющих, крутым кипятком. Напомню: подавляющие большинство
нынешних реформаторов тогда были заядлыми ленинцами. Своими
угодливыми язычками, извиваясь в пиджаке, как в уютной сырой норке,
они напропалую воспевали большевистского вождя.
Я не застал времени, когда в Ленина - и Сталина - верили
всерьез. Я застал разлагающийся омерзительный "Совдеп", где никто
уже ничего не знал, ничему не верил, но все подстилались под то,
что есть. Я думал, Ленин - это темный идол ("тагут"), насилующий
позднесоветских недочеловеков к их вящему удовольствию...
Я ошибался.
Я тоже был слишком захвачен общей атмосферой гниения, хотя и делал
из конформистской дури обратный (впрочем тоже совершенно не
адекватный) вывод. Я думал "ленинизм" - и есть имя
антитрадиционного гипноза.
Просто я не был на Западе, и не мог себе представить, что без
ленинизма человечество может опуститься значительно ниже. Я
предполагал, что четвертое пролетарское сословие ниже третьего
буржуазного (на этом настаивал Эвола), и поэтому - относясь к
далекому и неизвестному капитализму как ко злу (но второй
категории) - я искренне считал, что Ленин - один из ликов
антихриста, русофоб, западник и враг традиционализма.
Мое отношение к Ленину изменилось в перестройку. Особенно после
первых поездок в Европу. Та картина, которая открылась моему
взгляду там, была феноменально отталкивающей, закоренело
тоталитарно дегенеративной. Причем дегенерация Запада, в отличие от
Советов, была не страдательной и абсурдистской, но триумфальной:
самовлюбленной и оптимистической, законченной и агрессивной.
В Европе я встретился с поклонниками Эволы, "видными
традиционалистами". Часть из них оказалась неопрятными
шизофрениками, другая часть - послушными и политкорректными
обывателями. Они не способны ни на яркое рассуждение, ни на
поступок, ни на теракт, ни на какое бы то ни было мало-мальски
эффективное историческое действие. Они лишь ноют, грызутся друг с
другом по пустякам и сопят на внешний мир, которого совершенно не
понимают и безумно бояться. Любой полоумный террорист из Красных
Бригад или РАФа в сто раз привлекательней плеяды европейских
"традиционалистов".
Вместе с тем и в самой России самое омерзительное отребье -
физиогномически и типологически наиболее раздражавшие меня в
"позднем Совдепе" персонажи, подалось в "демократы" и
"реформаторы". Чем более услужливой и гадкой была фигура (например,
творец лживейшей "ленинианы" Егор Яковлев, или его однофамилец -
"архитектор перестройки" из Политбюро), тем более бесстыдно и подло
она оплевывала поверженного кумира. И напротив, в позиции упорных
советских консерваторов явно проглядывало не известно откуда
взявшиеся достоинство, этика, стоицизм и верность.
Постепенно эти эмоции укреплялись исследованием геополитических
закономерностей. Некоторая - пусть небольшая - дистанция от
позднесоветского периода позволила посмотреть на все отстраненно. И
тогда у меня стала складываться своеобразная концепция: советское
общество было отнюдь не выражением современного духа, но особой,
путанной и странной, но все же яростной попыткой великого народа
вывернуться из-под железной пяты современного мира.
Марксистскую модель нельзя назвать "традиционной", но в отличии
от модели либеральной, она имеет значительно больше черт
традиционного общества. И когда дело доходит до исторического
выбора, это различие приобретает особый смысл. Мне стали совершенно
понятны и близки просоветские позиции эмигрантов-евразийцев и
национал-большевиков. История подтвердила их правоту, тогда как
узко коммунистические конструкции или белогвардейские мифы
обнаружили свою несостоятельность...
Итак, Ленин мутировал?..
Я думаю, что просто история повернулась таким образом, что его
подлинное значение обнаружилось само собой. Когда его череп
перестали, наконец, обсасывать, как доходный леденец, грязные
толпы, ушедшие в канализационные просторы "либеральных реформ", на
горизонте тайной линии вещей стали проступать черты
континентального Титана.
Странного, заблудившегося Титана, одержимого великой силой -
Starke von oben - магического евразийского карлика, объявившего
немыслимый невозможный джихад мировой процентной паутине, миру
эксплуататоров финансовой энтропии и гнетущего порока и... и...
триумфально выигравшего Великую битву!
Ленин разгромил мозг обывателя, сравнял с землей биржи и банки,
вывел дочиста дореволюционных неусыпающих червей (тогдашних
гусинских и березовских), опрокинул кадровую, отчужденную,
позднеромановскую Россию, (выделено мною
-Мелисса) выстроенную на трупах староверов, заложенную
перезаложенную европейским ничтожествам...
Ленин мобилизовал нацию на тотальное потрясение.
Да, это было кроваво. Но рождение предполагает кровь.
(Выделено мною — Мелисса)
Да, это было иносказательно. Но традиционное мировоззрение уже
много веков вынуждено рядиться в сомнительные компромиссные
формулы, иначе дегенеративное человечество просто ничего не
расслышит - отупело и оскотинило оно выше всякой меры...
Однако, новое прочтение Ленина и ленинизма дело не простое.
Вульгарность, простая ностальгия или безрефлекторный догматизм
также неуместны здесь, как и плоские штампы антисоветчиков. Кстати,
сегодняшние антисоветчики - это самые гадкие вчерашние советчики.
Не случайно реальным диссидентам и искренним борцам с режимом не
нашлось места в современном политическом истеблишменте.
Новый ленинизм должен быть прочитан магически,
евразийски, эсхатологически и геополитически.
(Выделено мною — Мелисса).
Ленин - это торжественная и скорбная фигура, тонкий
маньяк, сквозь которого выли безудержные ветра Континента.
Картавый, беспокойный, подвижный, хитрый, остолбенелый,
хищно плотский, с половиной мозга и буравящими глазками - он
полноценней и совершенней любых атлетов и краснобаев, живее,
возвышенней, идеалистичней любых демагогов от "идеализма" или
"традиционализма".
Ленин - трагический и мощный Ангел, один из Ангелов
Апокалипсиса, изливающий на одурелую землю грозное
содержимое финального фиала. Ангел последних ветров...
Ангел крови и боли...(Выделено мною
-Мелисса).
Я думаю, что Владимир Ильич Ленин был малой евразийской
аватарой.
Он хотел остановить время и открыть цикл Великого Возвращения.
Это был наш Ленин. Но он умер. Вы убили его. Вы и я».
Прилепин: «Патриаршество сначала восстановил, конечно же, не
Сталин, а Ленин. Он его восстановил первым после того, как Петр
Великий патриаршество отменил. Более того, до 1922 года в Советской
России наблюдался расцвет Церкви, именно что расцвет… Храмы не
просто не закрывались в большинстве своем, но еще и новые
строились, и пострадавшие в ходе гражданской войны
реставрировались. В Советской России первых лет ее существования
была крайне насыщенная религиозная жизнь.
Мы пока опускаем большую и очень больную тему гибели священников в
ходе гражданской войны, но здесь сразу надо оговориться, что
подавляющее большинство смертей случилось не в силу циркуляров,
направляемых из Москвы, а в силу бешеного политического и военного
противостояния на местах, на которые Москва подействовать была не в
состоянии в силу царившего тогда хаоса».9с)
Из комментариев:
Интересно, а какой у непотопляемого, вездессущего и
прикормленного Кремлем Дугина градус?..
С мнением насчет кровавого жертвоприношения Дарьи Дугиной понятно кому разделяю — там все в сатанинской логике, принести чадо Молоху, дабы задобрить и получить зеленый свет на глобальные дела уже планетарного масштаба.
А так-то да, случайно поменялся с дочерью машинами, затем громко публично скорбел по всем каналам ТВ, ни на один день не взял паузу хотя бы ради приличия, траурная речь была красиво артикулирована.
Продуманный дядька, в недавнем прошлом женатый на феминистке и лидере движения ЛГБТ (запрещено в РФ), в молодости сатанист.
Ужас в том, что он повсюду, даже в ХХС, и он формирует евразийскую повесточку, подменяя ею христианство, отсюда и крестоповал в символах (гуру Дугина мусульманин Рене Генон и Алистер Кроули с Эволой, сатанисты, из ада не одобряют Кресты, больненько им), отсюда и нашествие азиатов-мигрантов в страну — евразиец убедил гопников-богоборцев мультикультуристов в целесообразности смычки христиан с мусульманами.