О вере в "доброго царя".

anlazz — 06.03.2016 Сейчас очень часто встречаются утверждения, связанные с личностями того или иного правителя. Смысл их состоит в том, что данная, находящаяся «на троне» личность является личностью, так сказать, не достойной этого места. И что именно из-за этого устройство окружающей жизни оказывается, мягко сказать, не слишком удачной. А вот если бы на «том месте» оказался «хороший человек», то все, разумеется, изменилось бы в лучшую сторону. Причем, подобные утверждения относятся не только к «действующим» политикам, но и к деятелям, которые давно уже стали достоянием истории. Очень часто приходится слышать, что, дескать, если бы сто лет назад (к примеру) на том или ином «троне» оказалась «другая личность», то все существующие проблемы оказались бы решены. Разумеется, при диалектическом рассмотрении понятно, что эти утверждения представляют собой чистый бред, но обычно это далеко не очевидно. И уж тем более мало кто задумывается над тем, откуда взялось само подобное представление, очень кажущееся нам совершенно логичным.

В детстве и юношестве многие из нас увлекались сказками и легендами разного рода. Кто постарше, могли читать легенды и мифы Древней Греции, или, скажем, сказания «артуровского цикла». Кто помоложе – легенд и мифов не читал, зато вполне вероятно, имел дело в т.н. «фэнтази», а по сути, с теми же легендами, только пересказанными из «вторых уст».  Тот же Толкин, как известно, был специалистом по английской литературе, к примеру, он занимался переложением «Беовульфа». Ну, а позднейшие «эпигоны» просто следовали по пути, проложенным «профессором» и другими основателями жанра, не ведая даже, в какие глубины европейского мифа уходят корни используемых сюжетов. Поэтому, в целом, можно сказать, что с легендарным миром знакомы если не все, то большинство из современных людей.

И разумеется, многие из тех, кто читал указанные сказания и сказки, прекрасно запомнили один из главных образов этого мифологического мира – образ «благородного короля» или «доброго царя». Самым ярким представителем этого образа выступает, естественно, король Артур – самый знаменитый представитель «виртуальных монархов». Но только Артуром этот ряд не исчерпывается, в него входит множество разных лиц из самых разных эпох, от Гильгамеша и Тесея до Владимира Красное Солнышко и даже – Петра Первого (образ последнего появляется в ряде русских народных сказок, впрочем, его следует отделять от образа реального исторического персонажа, который так же существует в общественном сознании). Общее у всех этих исторических и неисторических героев одно – они олицетворяют некую «идеальную власть», якобы, существовавшую в «незапамятные времена». Можно было бы сказать, что они отсылают к Золотому веку, если бы в Золотом веке – опять же, согласно господствующим представлениям - власть не отсутствовала по умолчанию.

Поэтому тут, конечно,  идет отсылка к веку «Железному» - но в самом лучше его «существования», пока мир еще сохранял остатки своей «юности», и неизбежная  порча еще не пронизала его насквозь. На этот момент и приходится время царствование «добрых царей», сохраняющих нормы морали века Золотого, хотя и наделенные явными чертами правителей последующих эпох. Очень часто, хотя и не всегда, от этих «добрых царей» и «приравненных» к ним исторических персонажей, живших в уже исторический, но достаточно удаленный от «текущей» временной точки, период,  выводила свое происхождение царствующая династия. (К подобным примерам «мифологизированных исторических деятелей, можно отнести, например, Юлия Цезаря, или уже упомянутого Петра Великого.) Однако и этот процесс был, по сути, второстепенным по отношению к главной цели, ради которой и формировался указанный миф. А именно – к «трансляции» божественного порядка на Землю. Практически все «добрые» цари рассматривались, как лица, если не имеющие прямой контакт с высшими силами, то находящиеся под их очевидным покровительством. Ведь именно этот момент и позволял данным царям быть «добрыми», не выходя за рамки допустимых противоречий.

Ведь очевидно же, что «доброта» царя могла существовать исключительно в условиях его «удачливости». Неудачник, от которого отвернулось Небо, доброту проявлять не мог «физически». Ведь понятно, что если наш герой раздавал хлеб (или какую-нибудь другую еду) бедным – то очевидно, что прежде всего, эта самая еда должна наличествовать. Неурожаи или иные угрожающие накоплению богатств явления, понятное дело, не допускались. Справедливый суд, когда царь становился на сторону бедняка перед богачом, требовал, как минимум, наличия свободного времени для данного акта, когда правитель способен заниматься внутренними делами сам, не перекладывая их на своих сановников. Что, понятное дело, так же требовало отсутствия требующих  неотложного решения проблем – вроде войн, бунтов и т.д. В общем, любой «добрый царь» мог существовать только в том маловероятном случае, если существующее общество находилось на «оптимуме» своего развития – чего в реальной истории, понятное дело, не было.


Поэтому реальные правители, как правило, вынуждены были отличаться от данного идеала. Впрочем, дело обстояло еще хуже. Дело в том, что указанные оптимумы вообще не были достижимы для традиционного общества – т.е. «спокойная и сытая жизнь» для него являлась всего лишь мифической отсылкой к указанным «древним и счастливым временам». Реальность же требовала совершенно иного – в ней относительная доступность благ обеспечивалась лишь немногим «аристократам», и реализовалась она исключительно за счет перераспределения со всего общества. Большинству же «не попавших» в чисто «избранных» оставалась доля неизбежной бедность, переходившей очень часто в нищету, а то и просто в невозможность физического существования (голод, уносивший значительную часть бедняков, был нормой во всем мире вплоть до XX века). Все это определяло и структуру общества, а именно – по сути, любой правитель мог действовать в интересах исключительно аристократии. Именно она рассматривалась, как единственно важная часть общественного механизма, именно обеспечение ее сытого существования выступало для царя главной целью.

Вернее, наоборот – именно аристократия и являлась силой, формирующей царскую власть, вопреки всем мифам и легендам. Ведь очевидно, что никаких божеств, стоящих в начале превращения древнего человеческого племени в государство, никогда не было. А была группа людей, тем или иным путем – под которым очень часто подразумевалось ограбление соседей – добившихся значительного превосходства надо окружающими. Князь, конунг, базилей – первоначально военный вождь, успешно доказавший ту простую истину, что отнимать намного проще, нежели самостоятельно производить. Именно поэтому, даже переходя от банального грабежа к тому, что называется «властью», этот самый властитель просто обязан был опираться на свою дружину, как зародыш будущего государственного аппарата. Именно от этих людей зависел успех, да и сама жизнь будущего правителя – как известно, судьбы князей, забывших о своем окружении, оканчивалась весьма печально.

Да и потом, когда княжеская власть развивалась до полноценного государства, именно ближайшие сановники оказывались способными показать недостойному суверену его место. Да, формально вся власть очень часто неограниченно принадлежала одному лицу - к примеру, при абсолютной монархии. Но вот конкретная реализация этой власти зависела именно от окружения, и если этому окружению она была неугодна, то он всегда находил способ ее блокировать, начиная от банального невыполнения приказов, и заканчивая «геморроидальными коликами путем удара табакеркой по темечку». Поэтому вряд ли государь, который задумал бы стать защитником «сирых и убогих» не на словах, а на деле, мог бы вообще выжить. Собственно, подобное утверждение настолько очевидно, что вряд ли любой здравомыслящий правитель не догадывался о подобном. А значит – не выстраивал бы свое правление прежде всего для удовлетворения интересов своих ближайших сановником, а уж затем, если что останется, можно и о народе подумать…

Единственное, что могло изменить данную ситуацию – это решение монарха о смене своего окружения. Т.е., вместо прежних «бояр» он мог опереться на новых «дворян», из которых складывался новый правящий класс. Такое иногда случалось в истории, самый известный случай, конечно, Петр Первый – но только  им, разумеется, подобные правители не исчерпываются. Однако тут можно сразу сказать две важные вещи. Во-первых, для подобных событий реально были необходимы экстраординарные условий – скажем, для петровских времен ими стал небывалый натиск Швеции, угрожавший независимости страны. И вторая, еще более важная особенность, состоящая в том, что подобная «пертурбация», конечно же, не изменяла общей картины, хотя оказалась достаточной для мифологизации образа Петра (в котором его «война с боярами» отразилась как «близость к народу»). Таким образом, максимально, на что был способен царь – так это заменить одних «сатрапов» другими. Положение народа от данной операции, понятное дело, не улучшалась – а зачастую, могла и ухудшиться, т.к. на указанную смену должны были тратится общественные ресурсы (впрочем, и особого ухудшения так же не стоило ждать – в основном, положение народа зависело от уровня развития производительных сил, т.е. от вещей, прямо суверену не подвластных).


Т.е. получается, что насколько образ «доброго царя» был закономерен в мифологическом пространстве, настолько он был невозможен в пространстве реальном. Эта разница, соответствующая разнице между идеальным и реальным, прекрасно показывает, что настоящая причина страданий народа лежит отнюдь не в «зле» властителей. Последние, может быть, и рады бы были помочь страждущим – тем более, что большинство религий прямо утверждают необходимость подобных действий – да не могут, поскольку сделать это можно лишь за счет сановников. А последнее, как сказано выше, чревато.

Но если проклятые аристократы не дают царю помогать бедным, то значит ли, что они являются носителями зла («царь хороший, да бояре плохие»). Разумеется, нет. Собственно, представители высших слоев общества, как правило, так же прекрасно знают принципы морали, декларируемые религией, более того, большинство даже верят в них. Можно было бы подумать, что в данном случае для них помощь нуждающимся станет жизненной необходимостью – но не тут-то было. Существует один маленький нюанс, который полностью все меняет. А именно – нахождение наверху социальной пирамиды дело, как можно догадаться приятное. Ведь это подразумевает жизнь в палатах, а не избе, питание разнообразными яствами, а не черным хлебом, хождение в шубе, а не в драном кафтане и т.д. и т.п. В связи с этим чем выше «этаж» данной пирамиды, тем сильнее давление – множество из тех, кто находится на низших ступенях, из кожи вон лезут, чтобы пробраться наверх. Поэтому профессия царедворца оказывается не намного безопаснее профессии царя. Вернее даже, намного опаснее.

Ведь достаточно допустить малейший промах, дать малейшую слабину – и важный вельможа может быть отставлен от государя, отправлен в опалу. Недаром издавна царедворцам приписывались такие качества, как изворотливость, лживость, льстивость и умение угождать. Для честного и благородного (не по рождению, а по нравственным качествам) человека, разумеется, нахождение в обществе, требующем подобных признаков характера, само по себе было труднотерпимым. Так что зачастую для удаления подобной личности не требовалось даже особых интриг – довольно было постоянного давления придворной среды. И он или сам уходил «в деревню», или заканчивал свою жизнь в расцвете лет, не выдержав постоянной схватки с лакейством и подлостью. Все это вело к определенной «селекции» окружения властителей в сторону увеличения личностей «комплиментарного» к придворной среде склада, пускай даже и полностью некомпетентных в иных вещах. Впрочем, почему пускай – именно некомпетентных, поскольку все силы и средства у них уходили на совершенно иные вещи: на лесть, интриги и способы, так сказать, увеличения личной казны за счет общественной.
Ведь именно эти факторы являются критичными для продвижения по уровням социальной пирамиды.

Конец всего этого, как правило, был печальный. Традиционное общество, само по себе, конечно представляет систему колоссальной устойчивости (правда, за счет низкой эффективности), и могло терпеть указанную пирамиду жадных и некомпетентных владык довольно долго. Однако рано или поздно, но эти владыки ухитрялись ее добить. И тогда падали великие царства, разрушались некогда цветущие города, и на месте каналов и виноградников пришедшие варвары пасли коз. Потому, правда, эти варвары начинали понемногу «цивилизоваться» и перенимать обычаи бывших хозяев – поскольку, если абстрагироваться от указанных минусов иерархического устройства, цивилизованный образ жизни все же выгоднее. А пирамида – когда еще она сгниет. И возникало новое государство, с новым царем – и вновь, по мере усиления гнета, народ начинал вспоминать прежние мифы и выстраивать образы «идеальных правителей»…


Впрочем, цикличность цивилизации, вернее, ее развитие по спирали, требует отдельного разговора. Пока же можно сказать только, что из вышесказанного видно, что в условиях конкурентно-иерархической системы вероятность появления на троне мифического «доброго царя» равна нулю. Причем, связано это вовсе не с личностными качествами монархов, как таковых, и даже не с личностными качествами их окружения – а с системными особенностями данной формы организации общества. А главное – прекрасно видно, что эти особенности не слишком сильно зависят от особенностей форм государственного устройства и полностью индифферентны по отношению к культурному фактору, в том числе и к такому мощному, как религия. Даже если ее основы – как в случае с Христианством – и  гласят: отдай все имущество нищим и возлюби ближнего своего. Не получается. Вместо этого придумываются самые хитроумные логические конструкции, призванные «протащить» богатых и знатных в Царство Небесное, невзирая на пресловутого верблюда и игольное ушко.

Более того – на эту ситуацию мало влияет и такой фактор, как форма государственного устройства. Заменить в показанной схеме царя на президента – и не произойдет ровным делом ничего. Только сановники и царедворцы заменятся на выборные должности – но это не изменит главного: конкурентно-иерархическое построение социальной системы. Более того, открытие более широкого «доступа» к столь желательным «высшим этажам» при сохранении крайне высокого их статуса (когда «высшие» могут пользоваться огромным количеством благ) приводит только к росту конкурентного давления – с естественным усилением указанных тенденций. Поэтому, для того, чтобы компенсировать подобный момент, в «демократических системах» вводят многочисленные «механизмы сдержек и противовесов». Что позволяет избежать быстрой катастрофы, но одновременно делает «управляющий аппарат» крайне громоздким и неповоротливым – что давно уже отмечается в качестве пресловутого роста бюрократической системы в частных и государственных делах.

Таким образом, можно сказать, что с заменом монархов абсолютных монархами «демократическими», сиречь президентами и премьерами, вероятность получить себе идеального правителя не слишком возрастает. Да, появляется видимость того, что можно избрать «того, кого захочется» - но это только видимость. Реально же процесс баллотирования кандидата и ведение им агитационной компании является настолько сложным процессом, что даже на этом этапе оказаться независимым от непосредственного окружения невозможно. Что же касается дальнейшей деятельности правителей, то она, как и сказано выше, ничем от «царского положения» не отличается. Все это делает идею «доброго президента» еще более абсурдной, нежели идею «доброго царя». Ведь если последний, как и было сказано вначале, выступает закономерной мифологической конструкцией, следующий из концепции «божественной воли», то говорить подобное о «демократических» президентах и премьерах, разумеется, абсурдно.

А значит, демонстрация подобных идей (о «добром президенте»), который способен улучшить жизнь одним своим правлением, без изменения устройства общества, абсурдно настолько же.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив