О тайнах и загадках поэтического перевода

Задумывались ли вы когда-нибудь о том, что хотел сказать нам Лермонтов этим вольным переводом Гейне? Или просто выучили, благо восемь строчек легко запоминаются, получили свою "пятёрку" в дневник и - с глаз долой, из сердца вон?
Между тем, это коротенькое стихотворение таит в себе загадки и скрытые смыслы.
Вчера об этом напомнил нам уважаемый idelsong. Но его исследование затрагивает исключительно географический аспект, побуждая к размышлениям о биполярном мире в системе координат Север- Юг и к поискам истинного месторасположения пальмы.
Нам же хотелось бы обратить ваше внимание на гендерные особенности взаимоотношений лирических персонажей этого произведения в трактовке великого русского поэта. Ведь беглый взгляд на стихотворение под этим актуальным углом зрения вызывает искреннее удивление: почему оно до сих пор не только не вымарано из собрания сочинений, но даже не исключено из хрестоматий для школьников?
Итак, Сосна и Пальма. Есть ли это яркий пример того, что и среди древесных существ имеют место проявления однополой любви?
Те, кому ответ на этот вопрос кажется очевидным, дальше могут не читать.

Нам же необходимо для начала обратиться к первоисточнику, чтобы внимательно присмотреться: кто же там стоит так одиноко на Севере?
Ein Fichtenbaum - вот кто.
И здесь есть некоторые тонкости. Fichte - это и сосна и ёлка.
Не та новогодняя ёлка, которая "O, Танненбаум, о, Танненбаум, ви грюн зинд дайне блеттер!..", а - ель. Я бы даже осмелился сказать, что фихте - это пихта.
И в немецком языке она - Die Fichte, то есть, женского рода, как и в русском.
Но поскольку, как известно любому ребенку, "главная тема произведения Гейне - разлука двух влюбленных", это Die категорически не устраивает поэта. Путем соединения женского начала пихты с мужским Der Baum (дерево) он, сообразно всем правилам немецкой грамматики, устраняет это препятствие.
В результате на Севере одиноко стоит, скажем так, Пихт.
И теперь уже с полным на то правом "Er träumt von einer Palme" ("Он мечтает о пальме").

Практически все русские поэты, переводившие Гейне, трансформировали этого Пихта в кедр.
Тютчев - "На Севере диком, на голой скале/Кедр одинокий под снегом белеет..."
Майков: "Инеем снежным, как ризой, покрыт,/Кедр одинокий в пустыне стоит..."
Павлов - "Незыблемо кедр одинокий стоит/На Севере диком, суровом..."

И только Лермонтов настаивает, что немецкий Der Fichtenbaum - это Сосна и ничто иное.
Вряд ли эту сосну можно списать на неопытность переводчика, так как поэт в совершенстве владел несколькими иностранными языками. Так зачем же понадобилась она поэту? Не для того ли, чтобы в условиях жесточайшей цензуры эпохи Николая I  хитростью протащить в печать под видом перевода с немецкого высокие и гуманные принципы толерантности, утвердить право сосны любить, кого ей хочется, невзирая на артикли?

Пуританская советская литературная критика, замалчивая этот очевидный факт, предлагала нам версии о том, что Лермонтову про любовь было вовсе не интересно, а интересно было про трагическую разобщенность людей и невозможность ее преодолеть. Близка, мол, ему была тема одиночества, и якобы образ одинокой сосны на диком севере стал олицетворением мыслей и чувств поэта, который провел параллель между никому не нужным деревом и самим собой.

Но возникает ряд справедливых, на мой взгляд, вопросов.
Во-первых, зачем понадобилось ему для раскрытия этой темы искажать смысл произведения немецкого коллеги, которого он безусловно уважал, вместо того, чтобы написать своими словами?
Во-вторых, если уж зачем-то понадобилось, то кто мешал поэту провести параллель между собой, одиноким, и тем же кедром, несомненно более близким ему в гендерном смысле?

Заканчивая публикацию этих несомненно убедительных аргументов, должен, вместе с тем, как честный исследователь, упомянуть, что существует еще одна трактовка смысла перевода Лермонтова.
Эта гипотеза принадлежит другу моей юности Олегу по кличке Борода (вполне заслуженной тем фактом, что она начала обильно расти у него еще в восьмом классе). Отвечая на вопрос учительницы литературы:
- Так о чем же говорит нам это стихотворение? - он немножко подумал, мысленно сравнивая сыпучие снега севера дикого с горючими утесами пустыни далекой, и ответил:
- Да о том, что, куда ни погляди - везде хреново, Людмила Петровна!