О «Старой крепости»
maiorova — 28.05.2024 Сама не заметила, как прочитала толстенную, советского ещё издания трилогию Владимира Беляева «Старая крепость». О недостатках книги сказано и без меня достаточно, а я хочу поговорить о её достоинствах. Точнее, о том, что мне показалось достоинствами.Во-первых, автор знает, любит, а самое главное, ценит свой город Каменец-Подольский. Заботливо раскладывает перед пытливыми читательскими очами не только исторические достопримечательности, но и окраинные улочки, ручейки, мостики, канавки, флигельки, будочки, перелески, тропинки, плетни, и самое главное, пытается аудиторию в этом Макондо сориентировать. Упоминание Макондо не случайно, я поминутно вспоминала лекцию Эрандила о том, что объединяет «Сто лет одиночества» и «Властелина колец», о скрупулезной организации пространства. Вырисовывание карты с собой в центре, таким потешно юным, сидящим за партой: направо посмотришь — вот моя Старая крепость о девяти башнях. Налево посмотришь — там моё Заречье. И мы ещё ничего не знаем ни о крепости, ни о Заречье, но уже отчасти предвкушаем...
И второе, если уж говорить о предвкушении. Как на всем протяжении трилогии описывается еда — это среди моих знакомых влюбленные мужчины так о возлюбленных не говорили. Тут не чревоугодие и прочее гортанобесие, не просто страсть. Тут любовь, высокая и чистая, дарующая цицероново красноречие:
Завтрак был очень вкусный. Тетка Марья Афанасьевна нажарила оладий из муки и тёртого сырого картофеля. Оладьи были нежные-нежные, мягкие, покрытые сверху хрустящей розоватой коркой. Груда поджаренных дерунов дымилась посреди стола в покрытой глазурью глиняной миске. В комнате пахло подгорелым подсолнечным маслом. Я сидел напротив отца, уже крепко проголодавшийся после утренней прогулки, и накалывал вилкой деруны. Я уплетал их за обе щеки,обжигая губы горячим маслом.
Или:
Кофе он принёс в серебряных подстаканниках, сверху в каждом стакане плавали взбитые, слегка похожие на растопленное мороженое сливки, а на блюдечках лежали маленькие золочёные ложечки с кручёными ручками.
Галя взяла ложечку и окунула её в стакан.
Шипулинский прошел еще раз за перегородку и быстро вернулся обратно.
«Зачем столько?» — чуть не закричал я.
Шипулинский принёс и поставил на стол вазочку, на которой был разложен добрый десяток пирожных. Тут были и наполеоны, и эклеры, и высокие корзиночки с розовым кремом и вишенкой наверху, и плоские яблочные пирожные.
По сюжету, кавалеру от пирожных дурно, однако воспевать их он не забывает.
Затем мы убегали на скамеечку к воротам и ели колбасу просто так - без хлеба. Острый запах чеснока щекотал нам ноздри. Капли сала падали на траву. Колбаса была тёплая, румяная и вкусная, как окорок.
Вкусная колбаса «прима-ассорти», в просторечии собачья радость. Вкусный дикий виноград, Вкусно пахнущая жареная картошка. Вкусный сироп «свежее сено». Вкусный кулеш из пшена, сала и картошки. Вкусный крыжовник. Вкусные конфеты-подушечки у Аронсона, и каких только нет! Тёмно-красные с вишнёвой начинкой, нежно-жёлтые лимонные, прозрачные медовые, ореховые, чёрная смородина, барбарисовые, но самые вкусные, конечно, кисленькие мятные. Вкусный чай с ржаным хлебом. Опять вкусная колбаса. Вкусная рассыпчатая мамалыга, каждый раз с разными приправами: то с кислым молоком,то с холодным компотом из сушёных фруктов, то со вчерашним холодным борщом, то политую сметаной, то приносили её на стол плавающей в свежем парном молоке утреннего удоя, то накладывали в миски посыпанную румяными, шипящими шкварками. Вкусный домашний хлеб — мы втроём уничтожили целую буханку хлеба, как будто на троих взрослых парней эта самая буханка что-то значит. Вкусные яблоки-ранет, обязательно с горбушкой, потому что с горбушкой вкуснее. Вкусный запах жареной баранины и чеснока. Вкусная тюлька. Вкусные коржики. Герой раскрывается в этом водопаде вкусов и ароматов, меняется, взрослеет. К третьему тому он уже не только в процесс потребления включён, но и готовит с увлечением, и жарка какого-нибудь чебака по-рыбачьи или шашлыка занимает в повествовании едва ли не большее место, чем любовный интерес. О тяжелейшем душевном страдании он даёт понять одной фразой: я не ощущал вкуса еды.
Только одного человека я знала с таким фейерверочным, благодарным и благодатным. восприятием пищи. Так что полезла в биографию Беляева и не удивилась, обнаружив там:
С началом войны, оказавшись в осажденном Ленинграде, Беляев вступил в народное ополчение. В январе 1942 г. Владимира Павловича подобрали на улице краснофлотцы и доставили в ближайшую больницу. В феврале вместе с умирающим сыном и опухшей от голода женой был вывезен...
Первый том «Старой крепости» Беляев писал до войны, но думается, ни двадцатые, ни тридцатые его также не баловали.
Бабушка, между прочим, трилогию ценила, хотя приключенческий жанр был не её.
|
</> |