О романе Ч.Р. Метьюрина "Мельмот Скиталец" (1820)

philologist — 14.06.2023 Перечитал готический роман Ч.Р. Метьюрина "Мельмот Скиталец" (1820) в переводе А.М. Шадрина. Впервые я читал эту книгу где-то 18 лет назад, и тогда ее чтение оказалось для меня отнюдь не легким делом, потому решил несколько освежить свои давние впечатления. Признаюсь, что и теперь полное прочтение этого романа потребовало от меня определенных усилий. Увлекательное и многообещающее начало "Мельмота" (поездка к дядюшке-скряге, встреча с сивиллой, нагнетание тайны, кораблекрушение) быстро сменяется длинными, однообразными и мало интересными (для меня) описаниями ужасов монастырской жизни Испании, где предельно сгущены все краски и огрублены все характеры, что вообще было свойственно для многих готических романов той эпохи.


Эжен Делакруа. Доминиканский монастырь (картина считается написанной по впечатлениям от романа "Мельмот Скиталец")

Столь ценимый в советское время "Рассказ испанца" (за его антиклерикальную направленность?) показался мне самой слабой частью произведения. Откуда у священника Метьюрина было такое неприятие монашества объясняет академик Михаил Алексеев в сопроводительной статье: "Резко отрицательное отношение Метьюрина к католическим монастырям, бросающееся в глаза в его "Рассказе испанца", одной из наиболее страшных и патетических "вставных повестей" в "Мельмоте Скитальце", - очень характерно для него как для пастора-кальвиниста, отрицавшего монашество и все виды и формы монастырского общежития. Тем не менее Метьюрин не мог основываться на реальных наблюдениях над монастырской жизнью, так как не мог собственными глазами видеть ни одного монастыря: в современной ему протестантской Великобритании их не было, они были упразднены Реформацией еще при Генрихе VIII в XVI в. От этих времен осталась большая антимонастырская и антимонашеская литература" (с. 597).

Вообще по ходу чтения я периодически ощущал, что автор гораздо больше верит в силу дьявола в мире, чем в действие в нем Бога. Эта мощная линия в культуре Нового времени, идущая от готических романов, за последние сто с лишним лет с лихвой проявила себя в фильмах ужасов, где зло обычно творит все, что ему вздумается, а те, кто прибегает к силе молитвы или помощи Божьей, обычно выглядят жалкими, истеричными жертвами, цепляющимися за средства, которые "на самом деле" ни от чего их не могут защитить и спасти.

Издание романа в серии "Лит. памятники" основательно прокомментировано, и я выписал для себя из статьи М.П. Алексеева ряд готических произведений первой трети XIX века, которые захотелось прочесть. Речь идет, например, о малоизвестном готическом романе Оноре де Бальзака "Столетний старец, или Два Беренгельда" (1822) или о романтических произведениях А.В. Тимофеева "Мой Демон" (1833) и "Конрад фон Тейфельсберг" (1834), и т.п.

Есть, впрочем, в примечаниях авторитетного ученого и забавные моменты, вроде следующего: "Хотя в XVIII в. в Англии уже никто не верил в существование колдуний..." (с. 682). Здесь, к сожалению, идеология подменяет науку, ибо, конечно, вера в колдовство сохранялась в народе и в "просвещенном" XVIII веке, в том числе и в Англии, о чем свидетельствуют записи фольклора того времени, и чему посвящены многие научные исследования по истории западноевропейского колдовства Нового времени. Это только в романе Сюзанны Кларк магия "возрождается" в Англии на исходе XVIII века - на самом деле ее не переставали практиковать никогда, но часто практиковавшие ее уходили в подполье и вынужденно притворялись благонамеренными, не верящими в колдовство людьми.

Самое сильное впечатление оставил у меня "Рассказ о семье Гусмана", предвосхищающий трагические сюжеты Диккенса и Достоевского в изображении нищих, голодающих семейств, в которых обостряются величие и ничтожество человеческого духа перед лицом смерти и Бога. Хотя допускаю, что надлежащий эффект эта вставная новелла производит именно потому, что читатель подошел к ней уже подготовленным, предварительно пройдя огромный путь в беспросветном мраке, вместе с другими героями романа и главным демоном Мельмотом.

В рассказе о семье Гусмана я особенно отметил для себя сцену, в которой говорится о "силе бессилия" (vis impotentiae): обезумевший от проигрыша в суде отец семейства Вальберг не обращает внимания на утешения близких, пока не видит, что к ним присоединили "остаток своих сил" его совершенно беспомощные, почти прикованные к креслам родители, что произвело на него больше действия, нежели усилия всей семьи. Об этой силе бессилия в 20 веке писал Гавел, и она одинаково эффективно работает как прием и в литературе, и в политике, и в бытовой жизни. Ибо там, где человек признает свое полное бессилие, но все же действует исключительно из соображений эмпатии, открывается простор для вмешательства Бога.

Вообще самое ценное в книге Метьюрина для меня - это не демонический сюжет и мрачная легенда о Мельмоте Скитальце, а разбросанные по ходу повествования различные отвлеченные наблюдения автора о судьбе, старости, любви, мудрости, религии и проч. Например, очень проникновенно и глубоко Исидора говорит о значении для человека "первого неизгладимого образа, который запечатлелся в душе" (это и была причина и основа ее любви к Мельмоту).

Выписал для себя и ряд афоризмов, вроде следующих: "У счастливых жизнь полна надежд, у несчастных она полна воспоминаний" (с. 361). Достоевский, правда, на это смотрел иначе, утверждая, что, напротив, даже несколько счастливых воспоминаний могут согревать человека всю жизнь, спасая в период трудностей и давая дополнительные силы для их преодоления.

А вот про силу устного слова человека, о которой стали подзабывать в наш технократический век: "<...> из рассказов его она черпала такие знания, какие никогда бы не могла почерпнуть из книг, ибо нет ничего надежнее и живее, чем общение с человеком, и за человеческими устами закреплено преимущественное право поучать и любить" (с. 314). Замечу, что о любви здесь говорится также как о самом главном инструменте познания, что должно быть очевидно для любого филолога, но о чем тоже многие предпочитают забывать, когда начинают работать с чужими текстами.

В последние годы Метьюрин обдумывал трагедию на тему современной ему истории Франции, в которой, помимо прочего, должна была зайти речь и о Наполеоне Бонапарте. К сожалению, этот замысел так и остался неосуществленным. Однако уже в "Мельмоте" можно встретить страницы, перекликающиеся с наполеоновской легендой, формировавшейся в то самое время на острове Святой Елены. Я имею в виду рассуждения о том, что "скалы и океан, громыханье волн и бесплодный песчаный берег" даже звучаньем своим напоминают о вечности.

Метьюрин Ч.Р. Мельмот Скиталец / Издание подготовили М.П. Алексеев и А.М. Шадрин. Л.: Наука, 1977. 740 с.

Вы можете подписаться на мой телеграм-канал: https://t.me/podosokorsky

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив