О критике и критиканстве. По поводу "ответа" М.А. Несина и Л.Н. Аряева

sverc — 31.08.2024 Несколько месяцев назад вышла статья петербургского историка М.А. Несина, в которой была высказана гипотеза, что известный по ряду источников поход русов на Константинополь в 860 г. представлял собой не масштабную военно-политическую акцию, имевшую далеко идущие политико-дипломатические последствия, а был просто кратковременным (в пределах суток) грабительским рейдом (1).

Знакомство со статьёй М.А. Несина привело меня к выводу, что её положения не соответствуют показаниям источников, поскольку основаны на их весьма произвольных трактовках, и я написал критическую рецензию на его статью (2).

И вот появился ответ М.А. Несина (написанный в соавторстве с историком-любителем Л.Н. Аряевым) на мою критику (3). Само по себе продолжение дискуссии, как шага на пути к установлению научной истины, можно было бы только приветствовать, но, к сожалению, обида взяла верх, и ответ М.А. Несина получился весьма своеобразным по стилю. Думаю, что любой объективный читатель, сравнив мою рецензию и ответ на неё М.А. Несина, заметит разительную разницу между ними: у меня, не смотря на критический характер моей рецензии, не было ни одного личного выпада против М.А. Несина, не было ни одной попытки лично его задеть или оскорбить, не было ни одной попытки приписать ему некие скрытые психологические мотивы и т.д. – у меня был только разбор конкретных тезисов его статьи; в то время как ответ М.А. Несина просто наполнен и первым, и вторым и третьим – регулярными переходами на мою личность, стремлением меня оскорбить или дискредитировать, приписать мне некие скрытые мотивы и т.д. (разница в стиле видна уже из названий работ, наглядно показывающих, для кого на первом мете наука, а у кого, в первую очередь, что-то личное: моя рецензия имеет нейтральное название «О некоторых дискуссионных вопросах похода русов на Константинополь в 860 г.», в то время как ответ М.А. Несина и Л.Н. Аряева назван «О сомнительных методах работы с источниками и литературой ради иллюстрации угодной концепции», что показывает предвзятость и стремление заранее навязать своё мнение читателю). То есть, по сути, налицо попытка перевести полемику с научных рельс на эмоциональные и навязать спор в стиле «кто громче крикнет», кто сумеет более язвительно задеть оппонента.

В этой связи могу только высказать своё глубокое сочувствие М.А. Несину и Л.Н. Аряеву, что им близки подобные «методы» и что полемику они способны вести только в такой примитивной, грубой площадной форме. Пытаясь дискредитировать оппонента, авторы, прибегающие к подобному стилю, обычно дискредитируют только самих себя.Ранее в научных публикациях уже было, как мной, так и другими авторами, отмечено, что, к сожалению, для М.А. Несина характерны своеобразные приёмы ведения научной полемики: «Хамский тон… далёкое от науки стремление целенаправленно оскорбить оппонента» (4); «Задача – другая, пропагандистская: развенчать любым способом противника и перетянуть на свою сторону как можно больше нейтральных читателей, имеющих о теме самое общее представление»; «Авторская позиция критика просто не интересует! Иными словами, Несин совершенно не понимает, что быть критиком – это не только право, но и обязанность, причем обязанность очень ответственная. И требует она большого труда – порой бóльшего, чем при создании собственной содержательной статьи»; «Самое печальное, что наука тут ни при чем и даже ни при чем мы с покойным Азбелевым, якобы ставшие на путь антинауки: постоянные “перекрестные” ссылки Несина на происки редакции “Исторического формата” неопровержимо свидетельствуют о том, что так он банально сводит счеты с обидевшим его бывшим другом, входящим в редакцию этого журнала и написавшим на него злую рецензию. Вопреки здравому смыслу и правилам приличия. Законы логики тут, увы, не властны» (5). К сожалению, М.А. Несин не сделал для себя никаких выводов из этих замечаний коллег и продолжил, роняя свою научную репутацию, писать полемические статьи в том же «погромном» стиле, исключающем нормальную дискуссию.

Полный ответ М.А. Несину и Л.Н. Аряеву будет мной подготовлен в ближайшее время, а пока ограничусь двумя примерами, иллюстрирующими сказанное выше.

Соавторы, например, пишут обо мне: «К историографии он подходит потребительски, выхватывая из каждой работы только то, что он считает подтверждением собственных взглядов, игнорируя при этом общий контекст работы и методологию того исследователя, на которого он ссылается. Он готов сослаться даже на ненавистного каждому антинорманисту А.Л. Шлецера (Беззаконов, Жих, 2021 а: 85), если находит у него приемлемый для себя тезис (об отдельной причерноморской группе русов, организовавших поход 860 г.); видимо, он не дошел до другого места у Шлецера, где доказательство ссылкой на авторитеты названо “недостойным историка” (Шлецер, 1809: 427)».

Весь этот пассаж просто своеобразный шедевр манипуляции. Во-первых, я ничего не могу сказать за каких-то абстрактных «антинорманистов», а лично я к А.Л. Шлёцеру как к учёному отношусь сугубо уважительно (хотя у него, действительно, имеются шовинистические высказывания о славянах (6), но под ними не подпишется ни один серьёзный современный исследователь, независимо от своей позиции по «варяжскому вопросу») и характерно, что никаких примеров моей «ненависти» к Шлёцеру авторы привести не смогли (поскольку их нет в природе) и за уши притянули каких-то «антинорманистов» (хотя каждый конкретный автор может отвечать только за свои слова, а не за слова других людей). Во-вторых, где я «игнорирую общий контекст работы и методологию» Шлёцера? Этого авторы тоже, разумеется, не объясняют, как не объясняют и того, что они вообще в данном контексте под этими словами понимают, и фраза сия просто бессмысленна, поскольку речь в моих работах шла о конкретной теме – походе русов 860 г. на Константинополь, и я привёл мнение Шлёцера по данному вопросу. При чём тут какой-то «общий контекст и методология»? Очевидно, перед нами пример банального «нагона тумана» и игры красивыми словами со стороны М.А. Несина и Л.Н. Аряева (риторический вопрос: уверены ли они, что сами всегда учитывают «общий контекст и методологию» каждой работы, на которую ссылаются-?), которых просто не устраивает мнение Шлёцера по данному сюжету, поскольку не вписывается в одностороннее представление о нём как «норманисте». В-третьих, я ничего в данном случае не «доказывал» ссылкой на Шлёцера (в чём легко убедится любой читатель, обратившийся к моей соответствующей статье (7)), а просто дал историографический обзор развития гипотезы о том, что за походом 860 г. стояла не «Киевская» (в широком смысле) Русь, а предшествующая ей «другая» (азовско-причерноморская и донская) Русь, у истоков которой, действительно, стоял А.Л. Шлёцер. То есть авторы целенаправленно подменяют понятия «историографический обзор» и «доказательство ссылкой на авторитеты». Как сможет убедиться любой непредвзятый читатель, моя аргументация этой гипотезы строится вовсе не на ссылках на «авторитеты», а на анализе источников, причём многие аргументы в моих работах выдвинуты впервые. Таким образом, весь вышеприведённый абзац представляет собой просто пример целенаправленной манипуляции с целью дискредитации и ничего больше.

По ходу своего текста авторы вообще неоднократно высказывают в мой адрес претензию, что я будто бы в ряде случаев подменяю аргументацию ссылкой на «авторитеты». Так, например, они утверждают, что я реконструирую «хронологию похода русов на Константинополь 860 г. путем компиляции данных, выдернутых из разнородных, разновременных и противоречащих другу друг источников – хроник СЛ, БХ, гомилий Фотия, Синаксаря Константинопольской Великой Церкви; когда же источников нет вообще (о «русско-византийский договоре 860 г.») он возмещает их очередным длинным списком ссылок на авторитеты (Жих, 2023: 109). Это – худший вариант методологии “ножниц и клея” (Коллингвуд 1980: 34), едва ли уместный даже в студенческой научной работе».

Во-первых, анализ и сопоставление хронологических реперов, содержащихся в разных источниках об одном и том же событии – совершенно нормальная и методологически правомерная научная процедура. Вопрос в том, на сколько корректно она проводится и на сколько выверены её результаты. Я считаю проведённое мной сопоставление совершенно корректным. Ничего по существу проведённого мной сопоставления, авторы не смогли возразить, ограничившись громкими, но бессодержательными заявлениями. Во-вторых, что касается «длинного списка ссылок на авторитеты», то это банальная демагогия: ни один историк ни в одной работе не разбирает сам всё с нуля, особенно, если, на его взгляд, часть вопросов была убедительно решена кем-то из предшественников (риторический вопрос: М.А. Несин и Л.Н. Аряев представляют собой уникальное исключение-? Они никому из предшественников не доверяют и в каждой работе разбирают любой вопрос с нуля-?). В таком случае повторять заново давно прозвучавшую аргументацию не имеет никакого смысла, достаточно дать ссылку и любой желающий пройдёт по ней и ознакомится с аргументацией (а серьёзные опытные историки и так представляют себе круг аргументов). Не скрываются ли за этими претензиями банальное слабое знание историографии М.А. Несиным и Л.Н. Аряевым и нежелание всерьёз её прорабатывать? В серьёзной научной дискуссии критикам следует аргументировать своё несогласие с позицией «авторитета», к которой присоединился «критикуемый» ими автор, а не заниматься демагогическими подменами.

Ну и насчёт вишенки на торте – утверждения М.А. Несина и его соавтора, что я будто бы использую методологию «едва ли уместную даже в студенческой научной работе».

Если вспомнить, что мы с М.А. Несиным однокурсники, то это вызывает улыбку. Когда однокурсникам по 20 лет и они кидают друг перед другом подобного рода понты – это, в общем, нормально, хотя и смешно. Но когда бывшим однокурсникам уже далеко за 30, а один из них всё так и продолжает кидать свои понты, видимо, не докиданные в студенческие годы, – это уже, мягко говоря, странно и говорит о наличии у человека каких-то непроработанных психологических комплексов. Миша, ты так до сих пор и завидуешь мне, что у меня в годы нашего студенчества оценки были лучше, чем у тебя? Право, не стоит.

Ф.Я. Фортинский в своё время справедливо писал, что «изучение трудов предшественников помогает историку избегать ошибок, давно опровергнутых» (8), а В.А. Мошин отметил, что «главным условием на право исследования вопроса должно быть знакомство с тем, что уже сделано в этой области» (9).

А.В. Журавель уже справедливо ответил на сходные претензии М.А. Несина следующим образом: «У опытных историков позади – долгие годы работы с источниками, знание предмета изнутри, наконец, целый ряд серьезных исследовательских работ и монографий… Сама постановка таких вопросов нелепа и демагогична. Обоснования Янина и Кузьмина – их многолетний труд и их работы. Но опыт крупных ученых, получается, для нынешней научной молодежи – звук пустой. Юноши формально подходят к словам, игнорируя их содержание, формально выносят нужное им заключение и думают, что этим опровергли своих оппонентов. Они не понимают, что формально их доводы легко перевернуть и задать обратные вопросы. Где доказательства того, что они вообще открывали работы В.Л. Янина и А.Г. Кузьмина, в которых содержатся критикуемые высказывания? Где доказательства того, что изучение “динамики расширения ВИД в научных работах” даст нужный юным критикам результат, они ведь сами не потрудились такое исследование провести? На деле они этого тоже не знают, как не знают историографию вопроса вообще, которая и позволила В.Л. Янину, А.Г. Кузьмину и мне сделать такой вывод. А коли так, опроверг ли Несин со компанией вывод Янина и Кузьмина? Нет, не опроверг; при самом благожелательном к нему толковании вопрос придется оставить открытым. Но тогда чье мнение весомее: мнение людей опытных или мнение юнцов, играющих словами?» (10). К сожалению, и в этом случае М.А. Несин не прислушался к критике, продолжив подменять предметную полемику словесными манипуляциями.

Вот ещё соответствующий показательный пример из текста М.А. Несина и Л.Н. Аряева: «Например, М.И. Жих является приверженцем теории о происхождении Руси от алан (Беззаконов, Жих, 2021; Беззаконов, Жих 2021 а). С одной стороны, это восходит к давней традиции, берущей начало с польской ренессансной историографии. С другой — это явное отрицание всей научной традиции российской историографии, которая от этой теории отказалась еще с татищевских времен и в коей все попытки возродить эту теорию никогда не получали поддержки. Использование сторонником столь маргинальной теории при критике оппонента argumentum ad verecundiam психологически вполне понятно, хотя и довольно нелепо».

Весь абзац представляет собой совсем уж примитивную манипуляцию, рассчитанную на «читателей, имеющих о теме самое общее представление», и преследующую единственную цель – дискредитировать оппонента не мытьём так катаньем. Оставляя на совести М.А. Несина и Л.Н. Аряева рассуждения о "психологии", констатирую, что на самом деле по числу сторонников и по общему научному «весу» иранская концепция начала Руси всегда была второй после скандинавской. Известный санкт-петербургский медиевист М.Б. Свердлов совершенно справедливо писал: «Поддержав давнюю идею о связи этнонимов “рос”, “рус” с югом Восточной Европы и дополнив ее их распространением с юга на север Восточной Европы, М.В. Ломоносов проявил гениальную интуицию. В науке Нового времени эти наблюдения создавали условия для разработки “южной гипотезы”, по условному названию О.Н. Трубачева, их происхождения» и получили дальнейшую разработку в трудах ряда ученых (11).

Её в той или иной форме поддерживали Д.И. Иловайский, Г.В. Вернадский, С.П. Толстов, М.И. Артамонов, А.П. Новосельцев, Д.Т. Березовец, Д.Л. Талис, П.Н. Третьяков, А.С. Стрижак, В.В. Седов, Е.С. Галкина, М.Б. Свердлов и т.д. О.Н. Трубачев несколько десятилетий разрабатывал очень близкую к иранской индоарийскую концепцию происхождения Руси. Также многие учёных писали о южном происхождении Руси без более чёткой конкретизации (Г. Эверс, С.М. Соловьёв, С.А. Гедеонов, В.А. Пархоменко, М.Н. Тихомиров, А.Н. Насонов, Б.А. Рыбаков, М.Ю. Брайчевский, П.П. Толочко, И.Я. Фроянов и т.д.). И, подчеркну, дело не в «авторитетности» названных имён, а в стоящей за ними аргументации, содержащейся в научных работах названных авторов, которую никто никогда всерьёз не опроверг, в том числе, разумеется, и М.А. Несин с Л.Н. Аряевым, которые дошли до того, что просто объявили оппонентов «несуществующими».

Авторы на протяжении своего текста навязчиво подчёркивают мой «антинорманизм», явно демагогически используя это слово в качестве ярлыка, и также пытаясь таким образом, меня дискредитировать в глазах определённой части аудитории. Для сравнения: в моей рецензии, на которую отвечают М.А. Несин и Л.Н. Аряев, такие слова как «норманизм»/«норманист» или «антинорманизм»/«антинорманист» вообще не употребляются.

На самом деле, я не отношу себя ни к «норманистам», ни к «антинорманистам» (и вообще, по возможности, стараюсь не использовать эти термины, кроме случаев, где этого сделать невозможно), из классиков исторической науки мне ближе всего концепция Г.В. Вернадского (с рядом поправок, обусловленных накоплением нового материала), который детально разработав тему иранского происхождения Руси, отводил и скандинавам значительное место в восточноевропейском политогенетическом процессе (чего в моих последних работах, посвящённых началу Руси никогда не отрицалось). Если для «ортодоксальных» норманистов, каковыми себя позиционируют М.А. Несин и Л.Н. Аряев, я являюсь «антинорманистом», то для «ортодоксальных» антинорманистов я, скорее всего, окажусь в числе «норманистов». Но как первое, так и второе, мне, в общем, безразлично. Кто хочет играться с ярлыками – пусть играется, меня же интересуют исторические факты.

(1) Несин М.А. Набег русов на Константинополь летом 860 года (ход событий, продолжительность, командование, численность судов) // Социогуманитарные коммуникации. 2024. № 1 (7). С. 45-55

(2) Жих М.И. О некоторых дискуссионных вопросах похода русов на Константинополь в 860 г. // Исторический формат. 2023. № 3-4. С. 104-113

(3) Несин М.А., Аряев Л.Н. О сомнительных методах работы с источниками и литературой ради иллюстрации угодной концепции (Размышления по поводу свежей работы М.И. Жиха «О некоторых дискуссионных вопросах похода русов на Константинополь 860 г.».)

(4) Жих М.И., Меркулов В.И. Сергей Николаевич Азбелев – выдающийся исследователь русского летописания и фольклора // Исторический формат. 2017. № 3-4. С. 21

(5) Журавель А.В. Как пишутся антирецензии, Или «Здравствуй, племя младое, незнакомое…»

(6) А.Л. Шлёцер писал о восточных славянах: «Конечно, люди тут были, Бог знает с которых пор и откуда сюда зашли, но люди без правления, жившие подобно зверям и птицам, которые наполняли их леса; не отличавшиеся ничем, не имевшие никакого сношения с южными народами» (Шлёцер А.Л. Нестор. Русские летописи на древле-славянском языке. Ч. I. СПб., 1809. С. 419-420), что «кто знает, сколь долго пробыли бы они еще в етом состоянии, в етой блаженной для получеловека бесчувственности, ежели не были возбуждены» скандинавами (Шлёцер А.Л. Нестор. Русские летописи на древле-славянском языке. Ч. II. СПб., 1816. С. 179-180).

(7) Беззаконов С.Н., Жих М.И. Поход русов на Константинополь в 860 г.: проблемы исторической географии и логистики // Исторический формат. 2021. № 4. С. 78-124

(8) Фортинский Ф.Я. Опыты систематической обработки исторической критики // Университетские известия. Киев, 1884. № 8. С. 10.

(9) Мошин В.А. Варяго-русский вопрос // Slavia. R. X. V. Praze, 1931. С. 111.

(10) Журавель А.В. Как пишутся антирецензии, Или «Здравствуй, племя младое, незнакомое…»

(11) Свердлов М.Б. М.В. Ломоносов и становление исторической науки в России. СПб.: Нестор-История, 2011. С. 578 и сл.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив