О крыльях

Трещит дровяная печка, пыхтит самовар – медный, толстобокий. Такие самовары есть в каждом бердском доме – большие, сердитые, стоят, подбоченившись, словно сварливые деревенские бабы, дышат жаром. Нани говорит, что пить чай на русский манер нас научили молокане. Они живут на той стороне заваленного снегом перевала, и теперь до весны до них не долететь и не докричаться. Чем они помешали русскому царю, качает головой нани, люди как люди, ну, может молятся они немного иначе, чем русский царь. Но разве это причина высылать их с плодородных земель в наши каменистые края? Люди эли, вздыхает нани. Собака или волк – какая разница? Живые существа.
Снег идёт всю ночь и ещё целый день, ветер играет с ним, как умеет – швыряет горстями в окно, рисует крылом на белом полотне рыхлые борозды, а потом торопливо их стирает, кружит вокруг уличных фонарей праздничным конфетти. Воздух пахнет так, словно им никто никогда не дышал – морозно-хрупким, первородным.
Я умею отличать его на запах и на вкус. Весной он пахнет холодным родником, проснувшимся лесом, цветущей яблоней, а ещё – молодой крапивой, которую нани перетирает в ладонях с крупной солью и кормит нас, словно птенцов. Летом воздух пахнет нагретыми на солнце помидорами, пчелиным жужжанием, раскаленной чердачной крышей и зацветшими кустиками просвирняка. Осенью – шершавым персиковым боком, свежевыпеченным домашним хлебом и сладковатым духом печеных каштанов. И ещё – пряным и солёным.
А зимой воздух пахнет так, что не хочется взрослеть.
Вот эта подёрнутая инеем мушмула, зелёный кипарисовик да синяя россыпь на макушке терновника и есть всё, что осталось от вчерашнего дня. Остальное засыпало снегом по самую макушку, приглушило-убаюкало, запутало в марлевом коконе молочного морока, м. Сквозь падающие хлопья снега едва различаешь бок соседского дома – стена снаружи не оштукатурена и не побелена – видно, как каждый камень закован в рамку застывшего цементного раствора.
Не стой так близко к окну, говорит нани, от стекла тянет холодом, простынешь.
Помоги мне вдеть нитку в игольное ушко, а то я не вижу, старенькая уже. Ну что ты так расстраиваешься? Не старенькая я, ладно. Просто глаза устали.
Хочешь, расскажу тебе сказку? О семикрылых ангелах? У которых каждое крыло – одного цвета радуги, а каждое перо разит семерых темных дэвов? Хорошо, будет тебе сказка об ангелах и дэвах. Только отойди от окна.
Сейчас, говоришь ты, сейчас. Ещё немного полюбуюсь и приду к тебе, нани. И стоишь у окна и молча наблюдаешь, как снег стирает вчерашний день с лица земли. Тишина стоит такая, что слышно, как вздыхает старое грушевое дерево. Оно уже давно не плодоносит, но у деда рука не поднимается его срубить. Пусть растёт, говорит дед. Дерево эли. Собака или волк – какая разница? Живое существо.
Папа говорит – ты стоишь в начале пути. А за твоими плечами множатся и множатся твои ушедшие в небытие предки. За левым плечом – по линии мамы. За правым – по линии отца. Они – твои крылья, говорит папа. Они – твоя сила. Держи их всегда за спиной, и никто и никогда не сможет сделать тебе плохо.
Потом, когда придёт время, ты уступишь место сыну, и уйдёшь назад, за левое его плечо. Скажи ему, чтобы он не забывал об этих крыльях. Потому что пока помнишь о них – ты неуязвим.
И ты стоишь у окна, неуязвимая, осенённая присутствием тех, которые ушли, но навсегда остались с тобой – и наблюдаешь снег.
За окном – большой двор. За двором – белая дорога – рисуй на ней, что хочешь, всё сбудется.
Одним концом дорога упирается в калитку, а другим – в край света.
|
</> |