О книге, которая повлияла. О малодушии. О тайном, которое становится явным. И не только.

Я очень хотела её прочитать, но у меня её не было. И вот одна моя одноклассница её мне дала. И щенок, которого мне как раз тогда завели, хотя я не люблю это слово, потому что, я думаю, заводят тараканов или клопов, а ещё о детях так говорят, так у меня от этого даже волосы всегда стоят дыбом; или любовников, говорят, заводят ещё, так это ещё куда бы ни шло. Вот так, примерно, я думаю о применении этого слова. А ещё мне не нравится, когда о тексте говорят, что он - вкусный. Что он им, селёдка под шубой. Я думаю, что так говорить - это дурновкусие. Но, с другой стороны, нас же учили, что у всех разные вкусы. Может, это в какой-то мере определяет и даже оправдывает.
Да, так к истории. Мой щенок обложку этой книги немного погрыз. И я не знала, что делать.
Каждый день и каждую минуту меня сверлила эта ужасная мысль. Я сделала что-то очень плохое. Пусть даже не я, но это была моя целиком ответственность. Как я буду отдавать эту книгу, что я скажу? И надо было думать, думала я, нельзя было оставлять её в зубовной собачьей доступности. Я испортила чужую ценную вещь. И никому я не могла сказать об этом, особенно, этой девочке. Тянула я с этим, тянула, а, если бы я об этом папе сказала, мой папа наверняка бы достал эту книгу. Мой папа мог всё. В этом я была совершенно уверена. Но в те ужасные дни я об этом не вспомнила. И меня мучило предчувствие надвигающейся на меня катастрофы.
Я не помню точно теперь, как всё было: то ли я сначала отдала этой девочке её книгу, а потом она пришла ко мне домой. То ли она сразу пришла ко мне и я отдала ей её книгу. Суть в том, что устроила она страшный скандал. Что-то такое она говорила, что даже моя мама запомнила эту историю.
И меня совсем не отпустило, как только тайное стало явным. Я помню тот скандал, как что-то ужасное, помню, как мне было стыдно, как я растерялась и как я совсем ничего не могла сказать. И не помню, что дальше было. Летом того года мы переехали и я из той школы ушла. А щенка моего той весной кому-то отдали.
Какая мораль будет из этой истории? Наверное, никакой. А история эта, наверное, о малодушии. Малодушие - это когда душа маленькая, такой она бывает у подлецов и у трусов. И малодушие только, я думаю, детям простительно, потому что у них вообще всё ещё маленькое. Всё вырастает или не очень с годами. В процессе жизни. И о том ещё эта история, что тайное становится явным. Но, уверяю вас, не всегда.
Так вот тайное становится явным не всегда. Только если об этом тайном узнают третьи или четвёртые лица, или при обстоятельствах непреодолимой силы.
И потом в моей жизни тайное, конечно, ещё бывало. И ещё два раза в моей жизни тайное всплывало. И оба раза мне устраивали скандал.
В первый раз мне было тоже ужасно страшно и стыдно. Во второй раз мне было не страшно уже и не стыдно. Просто я к тому времени выросла. И к тому времени я уже поняла, что истории могут быть самыми разными и в некоторых историях третий не виноват. И винить в каких-то историях третьего - это просто лёгкий путь и удобный. Но не надо, товарищи, искать лёгких путей. Очень часто себе и даже другим от этого только хуже. Не страшно и не стыдно мне было ещё потому, что я поняла ещё, я научилась тому, что за свои поступки надо нести ответственность. И за слова тоже, потому что слова - это тоже поступки. И не надо себя убеждать в том, что ничего не было или что всё было совсем не так. Это - путь малодушных.
И на этом воскресную проповедь я сегодня заканчиваю.
