О битье
shkrobius — 08.02.2016 Мы жили на Юго-Западной; ребенком я ходил в районную среднюю школу. Микрорайон заселялся постепенно, состав детей менялся с каждым законченным панельным домом. За год ситуация могла измениться кардинально, нарушая сложившийся баланс сил.Когда я пошел в первый класс, в школе еще учились дети из села напротив через проспект Вернадского. Теперь от него остался только храм Михаила Архангела, тогда он был полуразрушен. Я сидел за одной партой с деревенской девочкой, Катей. Она была моя любовь, защитница и благодетельница. Треть детей была из деревни, треть - дети рабочих с завода, треть - совслужащие. Рабочими только что заселили большой дом. Мы были мелюзга, не в счет, но вокруг полыхала война: заводские vs. деревенские. Выяснив на первом уроке, что я "недоделанный", добрая сердцем Катя пожалела меня и взяла под покровительство. Так я оказался приписанным к деревенской группировке. Когда "городские" нас обижали, мы жаловались деревенским, и те разбирались со шпаной.
Пролетели три безоблачных года, когда грянул гром. Деревню переселили в новостройки, в Коровино. Я остался без "крыши". В то время закончили несколько домов, и классы опять переменились. Старые заводские оказались в меньшинстве, а в большинстве - дойные интеллигентские дети, вроде меня. Верх же в микрорайоне взяла шпана с другого завода и школы, и наши заводские одноклассники оказались в том же положении, что и мы. Освобожденная от деревенского контроля инозаводная шпана сошла с катушек. Вокруг школы стояли приблатненые пацаны. Нас ловили. Была положена твердая такса. За неуплату били. Несильно, но больно. Задолженников били сильнее. Я был хронический неплательщик. Перед лицом постоянной внешней угрозы, внутренних распрей не было. Кроме меня, в классе было несколько греков, пара евреев и армянин. Никто нас не обижал, мы всем классом были товарищами по несчастью. Шпана била всех без разбору: их интересовали не анкетные данные, а гривеники. Я жаловался отцу, просил денег, он отказывал. Папа считал, что мы должны постоять за себя. Он вырос на ул. Вахтангова и имел дело с арбатской шпаной послевоенной закваски, которая была не чета микрорайонной. В школе мы проходили татаро-монгольское иго. Просвета не было.
Неожиданно битье кончилось. Шпану переловили, отправили в колонии, кто-то ушел в ПТУ. Младшая когорта шпанят осталась без идейных вдохновителей. Тогда недобитая наша, коренная, родная и заветная заводская шпана с ней быстро расправилась. Сплотившись с рабочим классом во время великих микрорайонных потрясений, когда нас всех лупили, я вновь обрел крышу. Впереди лежала бесконечная залитая солнцем дорога.
В это наполненное оптимизмом время, когда все, наконец-то, было схвачено, я перешел в 7-й маткласс 57-ой школы. Не могу по совести сказать, что перешел туда потому, что меня били в районной школе. Да, били. Но, во-первых, уже почти год как не били (хотя ситуация могла вновь измениться: дома все строили и строили). Во-вторых, я ничего про 57-ую школу не знал. Я полагал разумеющимся, что там тоже будут бить.
* * *
57-я школа не была "математической" в строгом смысле слова. Это была средняя школа с математическим уклоном. С первого до 8-го класса там учились местные ребята в обычных классах - потомки тех самых арбатских ребят, которые лупили моего отца. К 8-му классу преобладала шпана. Учитель физкультуры, Джемс Владимирович Ахмеди, мудро делил нашу школу на "дистрофиков" (это были мы) и "уголовников" (ее коренные обитатели). В конце 8-го класса "уголовников" забирали в ПТУ. Математические классы набирались, в основном, старшие (8-10 класс). Малолетняя шпана им была не страшна. Я пошел туда в 7-й класс, до ПТУ одновозрастной шпане оставалось еще два года. Мы оказались лицом к лицу с цветом приблатненых пацанят перед сбором урожая в ПТУ. Если с местной шпаной было расти бок о бок, как показывал предыдущий опыт, с ними можно было в конце концов поладить, но мы были чужаки. Как же нас можно было не? И евреи к тому же. И богатые: родители нам давали деньги на метро.
Мы старались держаться вместе, выбирали самые безопасные маршруты, но деньги из нас трясли все время. Могли и двинуть. Слегка, без переломов, но могли. Если бы не Джемс, было бы нам туго, но он как-то мог, зная с младых ногтей всю кодлу и их родителей, держать шпанят под контролем. Беспредела не было, но было весьма неприятно.
Более неожиданно оказалось другое.
В школе была гимназическая лестница в три старинных этажа, глубокий колодец. На третьем этаже размещалась начальная школа. Десятиклассники-матшкольники придумали себе развлечение: хватали первоклашек за ноги и на вытянутых руках держали вниз головой с лестницы третьего этажа. Те визжали от страха; детины хохотали. Когда мы пришли в 7-м классе, некоторые из нас были совсем маленькие, щуплые как воробушки. Детины сообразили, что большая потеха будет, если ловить и держать над пролетом нас. Особенно они любили устраивать такую штуку с одним моим одноклассником, В. У него была характерная семитская внешность, изрядный шнобель и огненно-рыжие волосы как мочало.
В его старой школе В. был объектом планомерного издевательства; его постоянно били - за то самое. Таких детей у нас было немало. В. был не робкого десятка; пока мог, давал сдачи. С октябрятского возраста В. понял, что если давать сдачи, то по полной; по полной означало по полной.
Великовозрастные балбесы почему-то выбрали его в свою главную жертву. Любимое дело было подкрасться к нему и теребить за волосы. Если В. мог, то он бил их со всей силы кулаком или ногой - куда придется. Постепенно они начали звереть. Поскольку он был не первоклассник, за ноги его держали сразу несколько балбесов. Все они были, разумеется, из матклассов, половина - евреи. Я боялся их до ужаса, прижимался к стене и старался не попадаться на глаза. Мне снилось, что меня держат за ноги над колодцем, их руки потеют от напряжения, мои ноги начинают выскальзывать, они пытаются меня удержать, и вот я лечу вниз и...
Все об этом знали (дети - точно). Никто ни разу за нас не заступился. Когда тот класс выпустили, издевательства прекратились. Это был один из самых успешных и рафинированных классов в истории школы.
Но дело не в них. Были ли мы лучше? Как в любом классе, у нас были изгои, которых не любили. Одного любить было особенно непросто: он был изрядно подл и стукач. Тот же В., которого держали за ноги, постоянно был с ним в контрах, периодически возникала драка. В. уж если бил - так бил. Но и этот малый не отставал. Если их было не растащить, они могли изувечить друг друга. Был и другой мальчик, упитанный и инфантильный. Его колотили в старой школе за то, что он жиртрест и придурок. С переходом в 57-ую школу мучение не кончилось. Через какое-то время родители его определили в другую школу, но за этот промежуток его успели засунуть с головой в мусорный бак.
В больном обществе и оазис с душком.
|
</> |