Нукусский музей в зеркалах.

mknizhnik — 06.02.2014 В продолжение разговора о нукусском музее им. Савицкого мне прислали этот текст. Его автор - моя давняя приятельница, некогда редактор, а ныне - журналист и нью-йоркский житель Бэла Гершгорин.
Статья была опубликована в американском журнале "Чайка".
Мне она показалась  дельной и толковой, поэтому, заручившись разрешением автора, размещаю ее здесь. В

                                  ЗАКАТ СОЛНЦА ПУСТЫНИ
  
           Двадцать лет прошло со времени распада якобы нерушимого Союза как будто бы свободных республик.  Но, оглядывась на прошлое, которое еще не покрылось пылью забвения, мы нередко продолжаем недоумевать: что же это за социальная патология такая была — советская империя, рожденная на утопической теории всеобщего равенства и в погоне за этим несбыточным равенством погубившая своих лучших?  И каким таинственным образом под обломками этой империи уцелело творчество тех нестандартных натур,  которые она планомерно уничтожала за строптивость и нежелание воспевать социалистическую клетку?

            Вопрос этот не настолько риторический, как кажется. Да, из-под молота, который норовит расплющить, летят золотые искры — но на сильном ветру они гаснут. Впрочем, метафор  достаточно. Советская история, которую они расцвечивают,  всегда была предметом непраздного интереса американцев. Тех самых бездумных, избалованных достатком, умеющих лишь кнопки калькуляторов нажимать... Слух об пропадании подобного интереса оказался сильно преувеличенным.

            Профессор киношколы южнокалифорнийского университета Аманда Поуп и аспирант  той же школы Чавдар Георгиев сняли документальный фильм «The Desert of Forbidden Art” - «Пустыня  запрещенного искусства» о музее российского художественного аванграда и пост-авангарда в очень далекой от России столице Каракалпакии городе Нукусе.






            О  Каракалпакии, бывшей советской автономии на севере Узбекистана,  крае когда-то почти безвестном, знает сегодня весь мир  как о месте величайшей экологической катастрофы. Полукочевое тюркское племя искусных ремесленников, темпераментных певцов и красноречивых сказителей жило не на голых песках. Житницей автономии было Аральское море - оазиз, от которого сегодня осталась цепочка соленых луж да остовы ржавеющих в песке кораблей. Советская власть, помешанная на трудовых победах, разворовала воду рек Сыр-Дарьи и Аму-Дарьи, впадающих в Арал, на поливы бесчисленных хлопковых полей. В эпоху загнивающего социализма хлопка дешевле и лучше узбекского в мире было полно,  но партийным бонзам нужны были ордена за миллиарды тонн «белого золота». Море, оставшееся без питающих артерий, высохло. Трагедию эту внятно назвали геноцидом каракалапаков.
            Но слова, какими бы горькими ни были, не наполнят пустую котловину и не развеют едкую горечь тонкой белой соли, которую ветер приносит со дна прежнего моря в Нукус, стоящий в  двухстах километрах от бывшего побережья. А там, в городе с небогатой историей, расположен музей, равного которому нет в мире. В нем собрано свыше сорока пяти тысяч картин русских художников, работавших после революции в Средней Азии. Музей носит имя  своего создателя Игоря Савицкого — уроженца Киева, потомственного интеллигента, который, будучи безденежным и маловлиятельным, сумел собрать и сберечь уникальную коллекцию  полотен, приговоренных советской историей к забвению.                          
            Трагедия октябрьского переворота Савицкого, перевезенного в Москву двухлетним ребенком, практически не коснулась. Юношей он брал в послереволюционной столице частные уроки рисования, но крупной фигурой художественного мира не стал. В Среднюю Азию Савицкий впервые попал студентом. В Самарканде, куда во время войны был эвакуирован его Суриковский институт, пытливому молодому человеку довелось учиться у мастеров русского авангарда и поставангарда Фалька, Истомина, Ульянова, Крамаренко. Богатейшая культура учителей дала Савицкому,  в свое время уничижительно разгромленному Малевичем, вновь уверовать в свои способности живописца и продолжать их развивать. Кроме того, Азия с ее неповторимым природной палитрой, раз захватив, уже не отпускала — хотелось в нее вернуться. Вероятнее всего, поэтому в 1950 году Савицкий принял предложение поехать в Хорезмскую археолого-этнографическую экспедицию, еще не сознавая, что этот шаг — начало его долгой любви к совершенно чужой Каракалпакии. С тех пор шесть сезонов подряд он работал в Хорезмской экспедиции рисовальщиком. Коллеги запомнили его неистовство в работе: у всех обед — Савицкий на раскопках, все отдыхают от дневного пекла — Савицкий сидит, корпит над черепками, восстанавливает что-то из древней утвари...


            В обязанности арехологов входили поездки по аулам: они входили в дома местных жителей и осторожно спрашивали, не осталось ли чего ненужного из старых вещей: одежды, которую нынче не носят, украшений, вышедших их моды, убранства юрт, в которых мало кто живет, конской упряжи... Входил и рисовальщик Савицкий: он проявлял к предметам старины особую страсть. Его прозвали «старьевщиком» - но по-доброму. Относиться к тяжелым шитым золотом халатам да расписной посуде надлежало насмешливо: пережитки! Но каракалпаки, даже не отягощенные обилием академических знаний, понимали, что этот странноватый русский дорожит их стариной — а значит, уважает народ. Ему много чего отдавали — практически бесплатно или за гроши. Кое-где находились и старые полотна: краска на многих расплылась от сырости или осыпалась от пересушивания.
            Когда Савицкий впервые понял, что в его руках, руки эти задрожали от предчувствия...
            ...Живописная экспозиция нынешнего музея условно разделена на три части. Первая — произведения русских художников Узбекистана двадцатых-тридцатых годов прошлого века: Коровай, Кашина, Беньков — сугубые реалисты, Уфимцев — реалист весьма условный.  Здесь же — «мирискусники», «бубновалетовцы», московские «сезаннисты», для которых характерна некоторая небрежность формы наряду с цветовой декоративностью и экспрессией. Патриарх русско-азиатской художественной школы Александр Волков, причудливый импрессионист, пуантилист Александр Осмеркин, явный последователь Тулуз-Лотрека Сергей Луппов, невероятно владеющий цветом и светом Климент Редько... «Капитал» Михаила Курзина являет собой карикатурного Мистера Твистера с уродливой губастой дамочкой: чем не высмеивание проклятого Желтого Дьявола? Но зоркие натасканные цензоры узрели фон, сильно напоминающий рабский труд в сталинских лагерях....    
            Впоследствии, вспоминая эти годы, Игорь Витальевич напишет: «Каракалпакия — удивительная земля. Разнообразие ее пейзажей, ее невысокие, но мощные черные, белые, красные и золотистые горы, пустыни, сады, поля и золотые от камыша рыбацкие поселки, необычайно тонкая цветовая гамма, какой-то особый серебристый свет, придающий пейзажу неповторимость световой среды,— все это не может не волновать и как бы околдовывает». Восторг, согласитесь, несколько чрезмерный, он может показаться почти дамским — но, с поправкой на время и обстоятельства, более чем извинительным.  Восторженный фанатик, в  детстве воспитанный гувернантской-француженкой,  взвалил на себя тяжелейшую мужскую работу: из-под слежавшегося хлама, из темных углов, из отверстий в прохудившихся  крышах (!)  он стал извлекать на свет божий творения художников, богом не обиженных, но объявленных  в СССР вне закона с хлесткими формулировками «стилизаторство». «формализм», «нездоровая экзотика», «искажение облика». Можно только представлять себе, что приходило в головы цензорам, когда вне закона объявлялся «Надвигающийся фашизм» Владимира Лысенко: у его голубого быка — гитлеровские усики и гитлеровские буркалы. А может, этот фашизм уже пришел, может,  усы и глаза -  не гитлеровские? Проверяющие ведь не вполне дураки были. 
            Савицкий сам продолжал писать азиатские пейзажи, и были они хороши, Но искусство потребовало от этого человека иной жертвы: защищать творения собратьев по кисти от забвения.  Видимо, неспроста именно у этого: что такое соперничество тонких натур, известно всем. Можно получить в награду талант великой силы, но не уметь противостоять вульгарной зависти к чужому успеху. В этом плане показателен эпизод из биографии Савицкого периода самаркандской эвакуации: портрет юной натурщицы «На фоне сюзане» писали и он, и сам Роберт Фальк. Девушка предпочла Фалька: в его изображении она, стеснительная дочь Востока, увидела себя настолько привлекательной, что набралась смелости сказать об этом напрямую. Доказательство полной свободы Савицкого от зависти — наличие в нукусской коллекции портрета «На фоне сюзане» работы Фалька.    



            Вернувшись в столицу,  Савицкий не отдыхал до следующего выхода в поле — он начинал обходы домов, где в темных углах и на чердаках могли храниться полотна русских художников, в свое время работавших в Азии. Многих из них уже не было в живых: тридцать седьмой год славно прошелся по клятым «формалистам», которые не прониклись светоносным духом постановления 1932 года ЦК ВКП (б)  от 23 апреля 1932 года «О перестройке литературно-художественных организаций». То есть, о методе социалистического реализма как единственно правильном и возможном. Собирателя встречали чаще всего вдовы. Чаще всего - бедствующие. Всегда - безумно удивленные: творчеством их разруганных мужей кто-то заинтересовался? Вот тут что-то свернутое в трубочку — если хотите, возьмите... Когда Савицкий хватал тряпку и начинал мыть полы, чтобы не разворачивать находку на грязном, у дам начинало щипать глаза. Когда он вынимал деньги или  давал подписку о будущей выплате, они едва не падали в обморок...
            До них подобное чуть не случилось с каракалпакским секретарем обкома партии,  к которому Савицкий вошел с оглушительной просьбой: выделить на спасение культурных сокровищ три с половиной миллиона рублей. О, этот восторженный потомок киевских интеллиганов умел в нужный момент быть демагогом: «Ваш народ не простит вам, если вы не спасете его достояние!» - такими фразами он абсолютно сбивал с толку человека, который понимал что в нищей автономии просить подобную сумму — безумие. «Ты — антисоветский элемент!» - устало говорил человек, которого звали Мурат Нурмухаммедов. По счастью, он был не только партийным деятелем, но и писателем, и филологом, и литературоведом, и этнографом. Это спасло Савицкого — иная фигура при высоком кресле знала бы, куда подать сигнал о сумасшедшем. Нурмухаммедов позвонил не в КГБ, а министру финансов.  Смятенный диалог двух чиновников помог родиться музею, где, помимо изделий каракалпакских народных умельцев, нашла место коллекция произведений русских художников-авангардистов — на сегодняшний день богатейшая в мире.    
            Дальше произошло мало понятное здравомыслящим: Игорь Савицкий, к тому времени давным-давно москвич,  сдал свою квартиру на Арбате и переехал жить в провинциальный Нукус. Он стал сотрудником местного научно-исследовательского института. Перспективой получения жилья не прельстился и в Азии: квартиру, которую ему давали, дважды уступал другим. Тем более, что она была не особенно нужна: семьи чудак-собиратель так и не завел, а работал подолгу — чего же было уходить из музея ночью? Там он нередко встречал рассвет.  
            — Для меня Игорь Витальевич всегда был просто «дядей Игорем»,— вспоминает дочь Мурада Нурмухаммедова  Мариника Бабаназарова. Она помнит неистового москвича практически столько, сколько помнит себя. Сегодня  Мариника Мурадовна — директор Государственного музея искусств Каракалпакской АССР имени И. В. Савицкого. Она  — выпускница отделения романо-германской филологиии Ташкентского университета,  окончила и Ташкентский театрально-художественный институт. Тема ее диплома: «Игорь Савицкий — создатель музея, художник, этнограф, археолог».
            … Мариника Бабаназарова широко и открыто улыбается, гладко говорит по-английски, владеет французским. Она с гордостью встречает многочисленных гостей, откровенно зачаствиших в забытый богом Нукус после того, как узнали от журналистов о жемчужине в пустыне. «Жемчужине»,  кстати,  присвоена первая категория: таковая дается собраниям, где в год бывает триста тысяч или более посетителей. Числа даже приблизительного в Нукусе не наберется - при том, что туристов хватает. Но для уникального художественного собрания международная комиссия сделала исключение.
            За счет приезжих музей существует. Там проводятся мероприятия, читаются лекции, у музея, как ныне положено, есть свой электронный сайт. А женщину-директора не покидает страх — реальный, муторный и тяжелый: как долго она сможет быть хранителем этой коллекции, на которую алчно смотрят скупщики? А местные власти, до времени индифферентные,  в  любую минуту могут решить, что искусство бывших колонизаторов азитскому народу не принадлежит и не пора бы ему исчезнуть...
            Катастрофа Арала уже произошла. Угроза катастрофы музея русского авангарда на азиатской земле носится в воздухе — горячем и соленом, в котором не оседает мучнистая пыль со дна умершего моря. 

            Премьера фильма «Пустыня запрещенного искусства» состоится в Нью-Йорке 11 марта в кинотеатре Cinema Village на Мангхэттене.

Бэла ГЕРШГОРИН

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив