Ну, как говорится, ради таких читателей живёшь. Леонид

prilepin — 04.10.2017 Ну, как говорится, ради таких читателей живёшь.
Леонид Максимыч! И Вам поклон.



Лена Винокурова /ФБ/
Moscow Oblast, Сергиев Посад

Отзыв.

Предисловие.

Про книги говорить мне почему-то трудно. Публично. Точнее, непросто. Как правило, столько эмоций, что либо сбиваешься в крики «вау!», хватание за пуговицу с последующим ее откручиванием: «читал-не читал-прочитай немедленно, прямо сейчас!», либо в патетику, либо во нравоученья. С чего бы? Неизвестно.
А сказать хочется. Поделиться радостью открытий. Их, последних, накопилось уже некоторое количество, и, понимаете, не отпускает, пока не выскажешься. Проверено. Придется. Тут еще и обещания (я помню, помню!). Буду постепенно. Один дружище называет это «эмоциональным литературоведением» (с) - очень круто, если хотя бы отчасти так.
Начну с самой последнюю из прочитанных на данный момент книг. Не так уж важно, когда она вышла...лет семь назад. Охват у нее — весь прошлый век, и... человек. И тезис: «нет занятия горче, чем в упор разглядывать человека». Поспорим с его автором, посмотрев на него и узнав?

Леонов по-Прилепински.

Книгу Захара Прилепина «Подельник эпохи: Леонид Леонов» я начала читать в неожиданно освободившееся время. Книга большая, герой ее мне был почти не известен, и я откладывала и откладывала ее на потом. Почти год она у меня пролежала, нераскрытая. Ну что я могу сказать? Странные мы люди - люди.
Одна книга – один человек, ростом в целое столетие, промелькнувшее передо мной за короткое время – большое мое читательское счастье и открытие.
Вот представьте себе: Москва, Замоскворечье, и, в самом центре, сразу за Кремлем (там же, где и сейчас, новое старое — вот совпадение!) - Зарядье. Оттуда, из Зарядья десятых годов двадцатого столетия, Прилепин и разворачивает панораму событий, потрясений, великих разрушений и грандиозных строительств, следуя за героем по его жизни, длиной почти в век.
Писательская оптика столь многогранна и точна, что усиливает восприятие читателем происходящих исторических событий. В этой книге-исследовании ее целых две: самого Леонида Леонова и Захара Прилепина. Что и понятно вполне: в стороне остаться просто невозможно. Какой век, какие события, люди!
Пока герой книги юн, мы судим о происходящем не по его еще не начавшемуся творчеству, а по документам и свидетельствам. Например, состояние страны в 1914 году можем оценить по похвальной грамоте, врученной Леониду, ученику четвертого класса: «…наградной лист красив, богат, огромен, в многоцветном его орнаменте размещены фотографии, посвященные празднованию 300-летия Дома Романовых…» - блеск, красота, надежда на скорый мир и благоденствие. В 1915 году перемены заметнее - на похвальном листе пятого класса «начертаны суровые слова, которые позже возьмут на вооружение советские агитаторы: ”Все для войны” – слева и “Все для победы”- справа.»
О 1917 годе повзрослевший Леонов нам уже рассказывает сам. Его стихи печатает ежедневная архангельская газета «Северное утро», в которой редакторствует его отец, и в книге приводятся выдержки из газетной подшивки того времени. К примеру, предреволюционное стихотворение от 17 февраля: «Нет времени/Есть только человек,/И жизнь его недлинна, как зарница,/Люди часто скопища калек, /Свободны мы? Калеки или птицы?/Вы грезите пока суровый век /Не повернет железные страницы». «Северное утро» - большая школа писателя. Леонов «осваивает все смежные профессии в газетном деле», помимо стихов и прозы публикует множество театральных рецензий, статьи.
Это самое начало книги о Леонове, когда читатель наблюдает за молодым пока еще человеком, за его восприятием революции, за первыми шагами в литературе. Насколько я могу судить, сложилась уникальная ситуация для формирования собственного мнения, опыта его формулировок и подачи. Сведения газетчикам в Архангельск поступали самые свежие из Петрограда, Москвы. А территориальная удаленность дозволяла некоторую степень свободы. Мне думается, что своему уверенному слогу, силе слова, в которой он вряд ли сомневался, будучи уже служащим политотделов Красной Армии, Леонов был отчасти обязан опыту работы тогда, в Архангельске.
Нельзя не сказать и о влиянии на будущего писателя Семена Писахова, художника-сказочника, много где побывавшего, много чего повидавшего. С ним у Леонова сложились теплые дружеские отношения, несмотря на приличную разницу в возрасте...
Белая армия была у Леонова, была и Красная. Был Крым, Одесса, Херсон. Была газета «Красный боец» и инспектирование библиотек. И когда, в 1921 году Леонов оказался в Москве и составил еще с двумя журналистами первую редакцию массового красноармейского издания, он уже чувствовал рядом дыхание Большой литературы – «вот-вот начнется.»
И правда, началось.
После первого же публичного чтения - «Лёнечка, хоть бы почитали нам, что тут сочиняете?» - перед московской интеллигенцией, случилась у Леонова первая публикация – для послереволюционных времен везение необычайное - и Леонид «пошел гастролировать по всей Москве».
Большая литература… Все в книге - о ней и вокруг нее. Время, когда слово литератора веско. Когда доверие к печатному слову безгранично. Когда «каток критики», прокатившись, мог уничтожить, смять, и литераторы искали, и находили защиту у верховной власти! Когда звание писателя означало и признание, и уважение, и великую ответственность за свои слова.
Захар убедителен, настойчив. Он предполагает и находит подтверждения в леоновских текстах. Он делает их подетальный разбор. Учитывает сюжет и время, характеры и судьбы, бережно и деликатно работая с романами, рассказами, пьесами. Человек, о котором читатель узнает и понимает все больше, предстает перед ним, живой, мыслящий. Время, события, лица — и какие лица! - всё будто бы рядом.
Вот двойная оптика обоих авторов ведет читателя на первую встречу с Горьким, в Сорренто: «В дороге, рано утром он видит в окне Везувий. Леонов 'почтительно догадался' об этом по облачку над горой». В эту же поездку Леонов сострил по поводу налитой им гостеприимным хозяином рюмки водки: «мол, не горьким опытом наученный он, а Горьким опыту наученный». Позже, подтверждая свое повторное приглашение в гости, Горький пишет: «Осведомясь из письма Вашего о благосклонном намерении Вашем заехать в Италию, искренно и дико обрадовался, ближайшие родственники мои – тоже, ибо они единодушно согласны в том, что Вы – симпатиконе, сиречь – симпатяга.» Формулировки – просто счастье! И ни единого смайлика.
Знакомству, общению, дружбе с Горьким посвящена большая глава, и прочитывается она на одном дыхании. Этот «человеческий роман» с главным советским писателем, воссозданный по фактам, воспоминаниям, фрагментам их личной переписки (бесценным, теплым, дружеским, равным), его начало, продолжение... и размолвка тоже является своеобразной оптикой того времени и человека в нем. Не кто иной, как Горький восклицает однажды: «Какой вы анафемски талантливый!», а позже говорит про Леонова Сталину: «Он может отвечать за всю русскую литературу», и Сталин около минуты в полной тишине не сводит с молодого писателя своих «тигрово-полосатых» глаз.
Горький передал своему любимцу теплопожатие русской литературы, и Леонов принял его. Нес вместе с тяжестью вопросов, ответы на которые он искал всю жизнь. Он шел, не сворачивая со своей дороги, которая, то поднималась в гору, то вилась серпантином, то резко и надолго уходила вниз, в затуманенные низины.
Отдельное большое впечатление – жизненные пересечения, встречи, взаимоотношения. Некоторые из них выделены в отдельные главы. «Леонов и Булгаков» - их знакомство началось в Коктебеле, летом 1925 года, в «доме поэта» Волошина. ("Рукописи не горят" – это, оказывается, из "Соти"!). «Леонов и Есенин» - близко они не сошлись, но общались некоторое время со взаимным любопытством. Имея на тот момент синхронный интерес, они посещали ночлежные дома, и Есенин, которого там хорошо знали, был, по словам Леонова, «Виргилием этих мест». Совместная фотография Есенина и Леонова - одна из лучших у обоих, спасибо критику Александру Воронскому. «Леонов и Сталин» - огромная важнейшая глава…
Есть ли другой такой человек, чей круг общения имел бы такой временной и личностный охват? Учитывая, что Леонов, занимаясь множеством различных дел, был знаком с огромным количеством людей из культурной, научной, политической и иных сфер, все равно не можем не удивиться, узнав, к примеру, о его дружбе и переписке с Вангой. А руку, знававшую тепло руки Сергея Александровича, спустя шестьдесят пять лет пожимал тогдашний генсек Горбачев...
Может сложиться впечатление, что я о многом рассказала в отзыве – почти все. На самом деле, ровно наоборот. Это не спойлер, пересказано очень мало. Огромная жизнь, представляете, девяносто пять лет! Сколько событий, судьбоносных встреч; сколько работы, труда – до самых последних дней Леонов писал, редактировал, мыслил – это все есть в книге.
Я не коснулась самого главного – анализа его произведений, его большого поиска, чем он закончился, и был ли вообще завершен. Это невозможно пересказать, и даже вкратце не хочется это делать, потому, что лучше и правильней постигать это поэтапно, пошагово, так, как преподнесено чутким к слову автором в его книге. Там можно обнаружить связь между Леоновым и Чингизом Айтматовым, Станиславским, Высоцким и «Утомленными солнцем» Михалкова. Можно узнать подробности фронтовых выступлений и передвижений Леонова, о его «неистовой публицистике» того времени, о лучшем танковом генерале Павле Семеновиче Рыбалко, о героизме и фронтовом юморе. О впечатлениях Леонова от разбомбленного Киева, от Бабьего Яра, и потом, потом — от Нюрнбергского процесса. Он лично видел Геринга, Гесса, Риббентропа на скамье подсудимых...
«В 1945 году, после смерти Алексея Толстого, главным писателем земли Советской становится Леонид Леонов.» Коллектив Загорского учительского института выдвинул его кандидатом в депутаты Совета Союза». В февралю 1946 года Леонов был избран Депутатом Верховного Совета СССР второго созыва. К этому времени тираж его книг составил 1 973 400 экземпляров. Это - вершина, но не конец жизни. А только середина. Представляете? И не возрос до пышности еще его волшебный сад, с множеством редких растений, «особой лирики» сад. И русский лес еще не выбрал, не забрал часть дара и тем самым был временно, но спасен. Временно...
В 20-х годах Леонов посещал Оптину пустынь. С 1940, каждый октябрь (самое драгоценное, волшебное время для наших мест) Леонов ездил в Троице-Сергиеву лавру с Сергиев день. Часто посещал Черниговский скит, где похоронены Константин Леонтьев и Василий Розанов.
Мимо Гефсиманского Черниговского скита я проезжаю дважды в день. Мы нередко ходим туда семьей, прогуливаясь, или по делу — он находится на расстоянии в несколько сотен метров от нашего дома. На запруде много уток, источник, купель и часовня над ней. Нередко в последнее время, завидев еще издалека купола верхней церкви, я ловлю себя на мысли, доброй мысли о большом писателе, сильном и мужественном человеке, о котором я раньше ничего не знала, о человеке, по словам Чуковского, «до странности лишенном доброты».

Послесловие.

Взявшись писать отзыв — настоящий отзыв о так впечатлившей меня книге, в котором хотелось упомянуть все важное, нужное, в чем-то потрясающее, и, самое главное, из чувства благодарности автору за его огромный труд и большие читательские и человеческие открытия, я и не подозревала (хотя, могла бы и догадаться), насколько это будет нелегко. Небыстро и непросто. Три раза я останавливалась. Надолго. И продолжала снова. Поэтому, я отчасти представляю масштаб проделанной работы, где почти каждый абзац, содержащий интересные факты и множество несравненных мелочей (например, историю появления в повести меткой клички лошади — Арлекинка, услышаной Леоновым во время посещения Переславля), описание событий, выводы, предположения, является не только результатом человеческого упорного труда и приложением писательского таланта, но и данью уважения, и благодарностью тоже. Вот такая образуется цепочка.
Благодарность и искренность порождает ответную. Талант — воодушевляет на труд, физический и духовный. Времени не жалко. Жалко, что отзыв окончен.
И напоследок, возвратившись к предисловию, спрошу себя: так было ли это занятие, «разглядывать человека в упор» горьким? И отвечу: в данном изложении - нет, совсем наоборот.
Винокурова Лена, Сергиев Посад.
Время: столетний юбилей Октября.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив