
НОВОДЕВИЧИЙ. В ПОИСКАХ МОГИЛЫ БОРИСА САДОВСКОГО


23 мая с.г. день был жаркий по-летнему, но в Новодевичем монастыре пробегал "глас хлада тонка" и лиственная сень радовала. Москва — денный и нощный грохот, машинная гарь, несносное многолюдье, а тут оазис тишины, как в газетах пишут, "зелёные лёгкие столицы". И гуляющих мало. (Я была здесь давным-давно, 11 октября 1996 года, — посчитайте-ка сами! Тогда нас водил на экскурсию историк из МГУ А.А. Орлов.)

Кущи махровой сирени, белый песок дорожек, птичьи пересвисты. Тут я первого в этом году "счастливчика" о пяти лепестках нашла.

Почивают в тишине под гранитами русские консерваторы. "А что, Писемский — приличный антимасонский автор, "Взбаламученное море" — вещь недурная", сказала я подруге, а она воскликнула: "Божья коровка!" Да, пробежалась по моей руке коксинелька-полети на небо, принеси нам хлеба... Совсем лето в майской Москве.

"Володя говорил: к Садовскому на могилу сходим, только она рядом же с нами, не то что у Розанова, место покоя в Гефсиманском скиту... Вот я решила исполнить его слово, сходить поклониться БАСу", говорила я подруге Юле.
Там будет жизнь легка мне,
Где благовест дрожит
И гробовые камни
Ограда сторожит.
"Так я и гуляю по столице: с кладбища на кладбище", усмехнулась невесело.

Погуляв в монастыре и у пруда, отправились на Новодевичье кладбище искать надгробие русского гения, и тут вышли приключения. Юля взялась считать ряды по дорожкам, а не по надгробиям, она нервничала из-за стены плача: "наш советский колумбарий", где-то здесь захоронен прах бедных Инессы и Елены (которую мы никогда не видели), а в мрачных ячейках-сотах есть нечто унизительное для человеческого достоинства, кафкианское "als Hund". Могилы, даже заброшенные, не тревожат душу.
На высоком дереве оглушительно запел соловей, прямо над нашими головами. Юля: "Я впервые так близко слушаю соловья!" Такой задал концерт...
А потом на нас бросилась с высоты то ли сойка, то ли дроздиха — не увидели мы, но вопила и кидалась яростно. Подошли к заброшенной могиле неких Антоновских, и на урне с чьим-то бедным прахом увидели гнездо с оперившимися уже птенцами. Вот отчего страдала мать! Трогать мы ничего и никого не стали, отступили в умилении. "И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть..."


Отступили до пышного памятника Громыке, осведомились в смартфоне, какой это ряд и вернулись назад, искать сокрытую жемчужину. Четвёртый участок, одиннадцатый ряд.
Нашли всё-таки — с рассыпавшейся каменной стороной оградки, сорняками на могиле и засохшей, голой сиренью. Прости, что цветов тебе не принесла, болярин Борис! Помолилась за его душу и душу р.Б. Надежды, супруги БАСа, пропела из литии "Со святыми упокой, Христе..."

Что ж вы, русские москвичи, забыли своего великого писателя и поэта, некому и за могилкой ухаживать, стыд-то какой, — а там, за жуткой стеной, из триколора взбодрили перину ЕБНу (потрясающая безвкусица!), шуты лежат под пафосными монументами, десятерых упокоить можно под одним Растроповичем, актёришки, цирковые... Но странно было бы обратное, кабы великому БАСу не предпочли современных ничтожеств.
Пусть весь я не умру, зато никто на свете
Не остановится пред статуей моей...

И всё-таки стало так отрадно на душе. Вот я здесь, и слово сдержала.
Нашли ещё скромное надгробие Заболоцкого, вся могила заросла ландышами, а я прочитала "Можжевеловый куст" и "Читайте, деревья, стихи Гезиода..." Могучий каштан свечки зажёг, измарал мне щёку рыжей пыльцой. И перекликались зяблики, дрозды, соловьи — всё, как Заболоцкий любил...

К Булгакову тоже надо было сходить, да уже опоздали, в семь часов закрывали ворота.
|
</> |
