рейтинг блогов

Новые книги "Русского Гулливера": Сергей Круглов

топ 100 блогов russgulliver24.07.2010







"Русский Гулливер" поздравляет Сергея Круглова с наступающим Днем его рождения!


Поэтическая серия «Русского Гулливера»
 

Руководитель проекта Вадим Месяц
Главный редактор серии Андрей Тавров
Оформление серии Валерий Земских



Сергей Круглов. Народные песни. — M. : «Русский Гулливер»/Центр современной литературы, 2010. — 116 с.

ISBN 978-5-91627-050-1
 



ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ ОЖИДАЕМОГО
Картинка 115 из 741
К стихам Сергея Круглова приложимо данное некогда другим Сергеем — Трубецким — определение русской иконы как «умозрения в красках». Здесь то же умное зрение, прозревающее райскую первооснову за всеми трагическими реалиями нашего здесь-бытия, то же осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом, которые запечатлевает в линии и цвете — иконопись, церковное пение — в звуке, и в слове — гимнография. Это в подлинном смысле слова церковная поэзия, аналогов чему в русской изящной словесности за три с лишним века ее существования я почти не вижу.
Новые книги
Переложения псалмов и библейских сюжетов, не говоря уже о «приходской лирике» — нечто совсем другое, отличающееся от того, что делает Сергей, как икона — от живописи на религиозную тему (чаще всего — невыносимой академической литературщины). Единственное исключение, пожалуй, ода «Бог», после которой, похоже, сама способность, славословя Творца, в безмерной разности теряться и благодарны слезы лить, если не исчезла совсем, то стушевалась, как бы устыдившись самое себя, и удовольствовалась отведенной ей нишей «религиозной», то есть, по определению, второсортной стихотворной продукции, не допускаемой за барский стол, как не допускали туда попа: последнего вместе с кучером поили чаем лишь на кухне.
С появлением Круглова эта порочная практика кончается: священник-поэт, как и в европейской литературе, оказывается в российском «профессиональном сообществе» равным среди равных. И это, безусловно, знамение времени.
Не так давно поющий в патриаршем хоре регент храма, в котором я служу, сказал, что в провинции (речь шла об Омске, Иркутске и других старинных городах Сибири) на их концерты не пробиться, тогда как самые раскрученные из звезд шоу-бизнеса не вызывают там никакого интереса и едва собирают зал. Это представляется закономерным. Как и аншлаг на выступлении Круглова (живущего безвыездно в Минусинске) в Москве и Питере. «Человечеству хочется песен», как сказал вскоре другой сибирский поэт после смерти Сталина — райских песен, добавил бы я, тех, что запечатлели подлинный опыт рая, забытой и полагаемой больше невозможной радости о Боге. Именно Он — «лирический герой» стихотворений Круглова, их субъект точно так же, как и показывает, какой Он субъект нашего
спасения, говоря языком богословия. «Народные песни» — это фольклор народа святых, царственного священства, людей, взятых в удел, как именуются все христиане в апостольском послании. К давно и прочно забытому первохристианскому восприятию мира и возвращают эти «песни» с их подчеркнуто сегодняшней (наряду с архаичной, церковнославяской) лексикой, с их сюжетами, где встречаются, пронизывая друг друга, едва ли не все культурно-исторические эпохи, взрывая изнутри сегодняшнюю, постмодернистскую, заново обретенным Кругловым в христианстве смыслом.
«Автор жив», — утверждает Сергей каждым стихотворением (песней) и показывает какой Он, этот Автор, каким открылся Он поэту, предстоящему у Престола, напутствующему умирающих, служащему не только в храме, но и в хосписе, и на зоне. Священнический
опыт переплавляется в художественное свидетельство, в миф в лосевском смысле термина, то есть историю встречи с Трансцендентным,
в богословие-как-поэзию, в благословение поэта всему живому, включая саму смерть — больную цепную собаку у райских врат, которую

Господь осторожно берет её на руки
— пытается лизнуть и не может —
и медленно несёт к ветеринару

«спи дружок
отслуживший честно»

магния сульфат отплывает в путь по венам
слабеет падает давленье крови
райские минуты блистательно шествуют

и смерть делает рывок прыгает
в бездну жизни
вытянувшись и закостенев в прыжке

На моей стене справа от стола висит подаренная Сергеем картинка: Смерть выворачивает с недоумением карманы, переминаясь на босых ногах: нет, нигде нет жала, где оно, где, Смерть, твое жало? А — нету! Где, ад, твоя победа? Все живы, все живо, дети играют в Литургию

И в ответ на биение маленького сердечка
Всепоглощающий, неотвратимый
Дух

— На ны
И на предлежащия дары сия -

Свивается в огненное кольцо, и покорно, нежно,
Неотвратимо
Обрушивается в маленькую пластмассовую Чашу.
 
Константин Кр авцов
 

На краю — по ту сторону


Поэта Сергея Круглова не нужно представлять читателю. Он ярко заявил о себе в девяностые годы, а затем вернулся после нескольких лет поэтической аскезы — вернулся преображенным, зрелым и, в то же время, — современным поэтом. Он — автор нескольких книг, лауреат самой, может быть, престижной (и самой «безденежной», аскетической) премии в области современной поэзии в России — премии имени Андрея Белого. О Сергее Круглове много говорят и пишут, и этот отклик, как мне кажется, не будет прекращаться, потому что Круглов-поэт находится в расцвете своего таланта.
Священника о. Сергия Круглова тоже не нужно представлять, но по иной причине. Прихожане знают его как духовника, как человека, совершающего таинства Церкви благодатью Святого Духа. И отношения священника и его паствы слишком личные, чтобы о них говорить.
Для людей же внешних священство Сергея — источник притяжения, от простого любопытства («Это надо же! Поп, а туда же, стихи пишет!»), до поиска ответа на главные вопросы бытия и небытия, ибо поэтом-священником должна руководить не язычница Полигимния, но Дух-Параклет. Активным атеистам будут интересны те мысли в поэзии Круглова, которые не слишком укладываются в обыденную догматику: и как его только терпят?..
Елена Фанайлова как-то написала о Сергее-Сергии , что в нем есть бескомпромиссность, с одной стороны — бескомпромиссность христианина, с другой — бескомпромиссность поэта, выражающего свои мысли и чувства современным языком. И здесь нечего возразить — так оно и есть.
Новая книга Сергея Круглова, которую мы берем в руки, имеет название фольклорного песенника. И сразу же вопрос — а не фольклорная ли стилизация перед нами? А не спеть ли и впрямь эти стихи? И в ответ — два «НЕТ». Это не стилизация и не фольклор. И петь эти стихи — нельзя. А если и можно, то что это за народ, который может петь подобные песни? Постсоветский русский народ? Народ Божий, Церковь?
Мне кажется, в названии книги Сергей перекликается с Тимуром Кибировым, с его «Греко-кафолическими потешками». Это может показаться некоторым «снижением», низведением почти сакрального текста к чему-то почти детскому, забавному.
Но — «не будете как дети — не войдете в Царствие Небесное». И в пении всегда есть нечто сакральное : «Тебе подобает хвала, Тебе подобает пение, Тебе слава подобает…»
Первое же стихотворение Круглова, основанное как раз на приведенном высказывании Христа, может повергнуть в смятение. Называется
оно «Дрейдл» ????? — это еврейское слово. Так называется квадратный волчок, юла, в которую дети традиционно играют во время Хануки, праздника Света. «Дрейдл» не то слово, которое «надлежит » знать русскому человеку и русскому священнику, а вместо Хануки есть у православных праздник в честь мучеников Маккавеев. Но не это самое потрясающее в стихотворении. В нем Христос обращается
к людям Своим, говоря, что только нечеловеческие страдания могут вернуть их в детство, сделать пригодными к входу в Царствие:

Чтоб заставить играть нас в волчки, непременно надо
Прислать роту оккупантов,
Ражих, белесоглазых , неумолимых,
Ударами прикладов разносящих в щепы двери,
Перебивающих прячущимся позвоночники, дробящих затылочные кости,
Мечущих в огонь свитки, затаптывающих свечи,
Громко, страшно и непонятно
Лающим языком отдающих приказы.

Мы-то все не хотим страданий, и, когда вспоминаем о них, думаем о том, как избежать страданий в будущем и как наказать тех (пусть посмертно!), кто был виновен в наших муках. Вопрос о смысле страданий по меньшей степени неполиткорректен. И именно с него и начинает книгу Круглов — резко, бескомпромиссно.
Страдания этого мира и страдания мира загробного сопрягаются в стихах о. Сергия Круглова, — ад это осуждение без Судии, это не грешник взывает из адских пропастей («Из глубины воззвах Тебе, Господи, Господи, услыши глас мой!»), но Сам Христос взывает к обитателям ада, умоляя их разорвать круг мучений, в который сами люди поместили себя — нет ограды вокруг преисподней:

О жители ада, болезные, грешные,
Родные Мои чада!
Не постигаю — как мы с вами
Умещаемся-то на этом гиблом месте…

И здесь же аллюзия с «Маленьким принцем» Сент-Экзюпери: мы в ответе за Того, кого приручили. Грешники приручили самого Христа — и никак не меньше…
Христос в книге Круглова является многообразно.
Маленькой девочке Христос представляется белым Бэтменом, спускающимся с неба. Старый римский легионер вспоминает свою службу в Иерусалиме, но он не попросит у Христа помилования — слишком упрям. Для Агасфера он Странник, который придет к его вечному дому, чтобы принять плат со Своим ликом из рук жены Агасфера — Вероники.
Для парня из российской глубинки Воскресший — свой кореш, который не отказался бы от баночки «Клинского».
Тема греха и святости пронизывает все творчество о. Сергия, и в «Народных песнях» она приобретает парадоксальный характер, свойственный богословскому мышлению поэта. Вот небольшой цикл «Новомученики и исповедники российские ХХI». Здесь и заключенные, и инокиня, в прошлом акушер и бухгалтер — ее руки связаны, а рот заклеен скотчем — так поступали бандиты девяностых со своими жертвами. И восьмирукий паучок — приходской священник, каким изображает его антирелигиозный плакат, все восемь рук заняты текущими делами, а до школы, которую хотят защитить от него атеисты, у него просто руки не доходят…
Собственно, о. Сергий — обычный приходской священник, это о нем самом. Но грех для поэта не нечто внешнее, с чем он должен бороться, грех глубоко угнездился внутри самого повествователя:

скорчился в позе эмбриона
весь-то с ладонь
тощая сизоватая тушка сплошной лишай
кое-где пучки жосткой пепелесой короткой шерсти
как бы шевелятся: вши обложили их гнидами
(думаю — странно
чем там они питаются живой крови
поди нет и двух граммов )
щелки глаз заросли гроздьями гноя
рыльце усы в засыхающей слизи
смрадный язык
сквозь редкие гнилые клычки сер

сипит дышит редко

этот маленький нечистый зверек —
мое сердце

Нужно иметь огромное мужество, чтобы написать о себе так. После этого о. Сергий может писать и о нерожденных, абортированных младенцах, и о кошмарном видении сторожа Храма Христа Спасителя: утопленники-купальщики бассейна «Москва», который долгое время находился на месте разрушенного Храма. Такова наша жизнь — Атлантида на Атлантиде.
О. Сергий иногда просто рассказывает истории — из жизни верующих людей, часто обращаясь к кризисным ситуациям, когда вера и воцерковленность вот-вот сломаются и будут отброшены в сторону. Вот маленькая девочка «играет в Литургию», подражает священнику, произносит слова анафоры. Но это детское благочестие считается грехом, и мать всерьез думает, не сводить ли ребенка на отчитку, для изгнания беса…
Читая это стихотворение, я вспомнил читанные когда-то воспоминания православного подвижника, который в детстве, подражая священнику (на что не имел никакого права!) совершал молебен о даровании дождя — и дождь пролился на иссохшую землю…
В своей книге о.Сергий Круглов не щадит ни нас, ни себя. Для того, чтобы, придя к самому краю, мы смогли сказать вместе с Агасфером:

Собственно,
Жизнь —
Так и быть — стоила,
Чтобы жить её вечно.

Борис Херсонский



ДРЕЙДЛ

Господь наш Иисус Христос
Собрал нас вместе,
Дождался, пока усядутся и перестанут шипеть и толкаться
Последние из вошедших,
Вздохнул и произнес негромко:
«Ведь Я говорил вам: будьте как дети.
Дети, играющие
Например, в волчки.
А вы чем занимаетесь?»

В установившейся тишине муха
Прогромыхала, как гром небесный.
Кто смотрел в пол, кто — изучал ногти,
Кто открыл было рот, чтобы что-то
Запальчиво возразить, но раздумал.

И в самом деле — что тут скажешь.

Чтоб заставить играть нас в волчки, непременно надо
Прислать роту оккупантов,
Ражих, белесоглазых , неумолимых,
Ударами прикладов разносящих в щепы двери,
Перебивающих прячущимся позвоночники, дробящих затылочные кости,
Мечущих в огонь свитки, затаптывающих свечи,
Громко, страшно и непонятно
Лающим языком отдающих приказы.

Чтобы вечная весна
Не останавливалась, вращалась
На своем острие.


ИЗ ГЛУБИНЫ ВОЗЗВАХ

Говорит Господь: «Что Мне делать
С вами, жители ада!
Призываю на вас
О чистительную, спасающую жгуче, святую
Свою правду —
Вбок пинаете, в язвы Мои язвите,
Давите в лицо окурком,
Накидываете на шею скрученное полотенце,
Рыдаете: «Пожалей нас, начальник!
Где ж Твоя милость!»,
Припадочной исходите пеной.
Любовью помиловать и простить Вас желаю —
Презрительно цедите: «Не нуждаемся!»,
В доказательство
Скалите чернь чифирных зубов,
Что-то надрывно, бессвязно запеваете,
Ржавой бритвочкой пишете себе запястья,
Демонстрируя низость
Своего болевого порога,
О белоглазые.

Хочу даровать вам покой —
Просите оставить в покое.
Пытаюсь уйти, ведя
Вас за собою — вокруг ада
Ведь нет и не было вовеки
Ни ворот, ни ограды! —
Гонитесь, цепляетесь за что попало,
Рвете Мне сердце,
Тащите, вопите скопом,
Умоляете не покидать, вернуться.

О жители ада, болезные, грешные,
Р одные Мои чада!
Не постигаю — как мы с вами
Умещаемся-то на этом гиблом месте,
Очам ангела почти незримом,
Малюсеньком, меньше
Среза паутины, тленней пепла,
Площе комариного писка, ничтожней ничто?
Чем мы еще здесь живы, — не ведаю!
Вы ведаете, вы, — ответственные
За Меня, Которого приручили».


* * *

Они Ему: Бачка, куда Ты, полночь, и вьюга метёт!
А Он им: Я должен идти, иначе весна не придёт.

А Пётр: и я с Тобою! не место мне тут, у огня!
А Он: какого ты духа, не знаешь, и о! не держи Меня.

Они: худы наши нарты, и нет, чтобы впрячь, собак.
А Он им: не беспокойтесь, Я отправляюсь так.

Они: патроны и спички в мох сухой заверни!
А Он: Мой сугрев и пища — Отцовы глаза-огни.

Они: ну куда Ты в урманы, в курумник — ноги ломать?!
А Он: кто Меня послушает — тот мне братья и мать.

И всем напоследок спирта в кружки Он щедро налил,
И сочною строганиной напоследок всех угостил.

И самый младший заплакал, за парку Его ухватясь,
А Он : вытри сопли, бойе! гляди, чтоб костёр не угас.

И Он ушел за весною, туда, где вечная мгла
(А двенадцатого схватились, когда уж весна пришла).



ПРЕПОДОБНЫЙ ИОАНН ДАМАСКИН ГОВОРИТ:

Пусть мудрец — только муха, влетевшая в огромное ухо слона,
Но все трое ведают: священна всякая плоть.
Ей престолом поставил четыре угла, яко вОлною дску отбелил
(Реял кистию Дух, аллилуйей гремела великая тишина),
Алым золотом, утлою вохрою, жженою костью любви плоть выводил
Иконописец-Господь.

МЫ ОТВЕЧАЕМ:

Мы почти до левкаса разрушили весь живописный слой,
До основы растлили священную плоть.
И любовных сплетений Вида и Имени некому ныне постичь:
Нас смывает квасцами ревущей воды живой
И заносит над голой доской новой прориси молниевидный бич
Реставратор-Господь.


Книгу читать здесь и так.
 
 

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
Учения по ГО. Счас будем отрабатывать пожар. По сценарию горит "Дневной стационар" и одна из медсестёр там должна застрять. Не представляю, где там можно застрять, но я чота Винни Пуха представляю. Но не ржу, т.к. мероприятие серьёзное и можно огрести по полной. Не дают работать, ...
Говорят у нас плохо живут. Все в сплошных кредитах, долгах и так далее по нарастающей... Но вот почему-то во дворах такого количества машин я уже очень давно не видела. Машина на машине, деваться некуда.  Некоторые ставят в два ряда, ибо просто ...
Снились два валета и туз. Потом шёл с друзьями по реке - а в ней много битого стекла. Осталось с пикников. Потом ждали автобус в горах, а он сука, рядом проехал и ушёл.....Потом в Карпатах был на спецоперации. Потом дамбы укреплял. Большая вода идёт. ...
Собственно вот. Тематическое усовершенствование для реаниматологов и патологоанатомов. Сразу после консультации ...
Беседовали с полуродственником о поэтах, песнях, песенках, песенниках, поэтах-песенниках, композиторах-песенниках и т.д., и он мне говорит: возьмём Давида Тухманова; песня, говорит, Тухманова «Жил-был я» - штука посильнее «Фауста» Гёте, согласись. СССР, семидесятые, и такая, говорит, мощь ...