НОВАЯ ИСТОРИЯ О (13)


Продолжение.
Ссылка на предыдущие главы здесь.

Тревожный месяц вересень
Насколько «фашистским» в тот момент был «фашистский» режим, можно судить по тому, как готовилось восстание, - а готовила его ЦК БКП, избалованное легальностью, до наивности открыто. В прессе валом шли статьи Димитрова о том, что и как делать, с кем дружить и когда начинать. Все «пикейные жилеты» Софии, рассуждая о «лихорадочных приготовлениях коммунистов и дружбашей», с полной точностью называли адреса, пароли и явки, - и в конце концов, правительство все-таки почесалось. 12 сентября 1923 лидеры партии и многие активисты были задержаны «до выяснения», партийные клубы закрыты, издания некоторых газет приостановлено.
Все, однако, делалось деликатно, с оглядкой на «не дай Бог, Европа в диктатуре упрекнет». Так что, - поскольку «примиренцы», даже не думавшие прятаться, сели на нары, - у руля оказались «левые», заранее ушедшие в подполье. И когда 14 сентября в Южной Болгарии, где позиции коммунистов никогда не были сильны, земляки Стамболийского стихийно взбунтовались, остатки ЦК БКП решили дать старт, - тем паче, что власти, проводя репрессии, закрывали, в основном, «земледельцев», а стало быть, у коммунистов появилась реальная возможность перехватить руководство.
Лопнуло в ночь с 19 на 20 сентября. В центре страны. Уже не стычки, как на юге, а вполне реальные бои, со штурмами городов, применением артиллерии, отступающими армейскими частями и прочими симптомами успеха, после чего восстание перекинулось на северо-запад, в самые бедные, а стало быть, и самые «красные» районы. Там огонек превратился в настоящее пламя, и 21 сентября туда, в занятый повстанцами город Фердинанд, отправились руководить на месте весьма воодушевленные тов. Коларов и тов. Димитров.
Запала, однако, хватило ненадолго. Несколько дней наступали, брали в плен небольшие отряды «белогвардейцев», ревкомы в «освобожденных районах» наводили «революционный порядок» с мобилизацией «сочувствующих» и реквизициями «для военных нужд», с указанием на то, что «Любая задержка с выполнением приказа является предательством революции, за что будете отвечать перед революционным судом», - короче, все как положено. Но к 25 сентябрю подтянулись каратели, и стало тяжко, - а поддержки не было, и самое главное, совершенно не отозвались рабочие, на восстание которых строился основной расчет.
В принципе, оно и понятно. Восстание-то, по сути, было не «красным», а «красновато-оранжевым», - то есть, крестьянским, которое не случилось в июне, потому что селяне тяжелы на подъем, - да еще и в самых бедных районах страны. В районах побогаче бывшие «оранжевые гвардейцы», видя, что все не так страшно, предпочитали выжидать. Так что, коммунисты, вопреки всем легендами и мифам, в сущности, оседлали чужую лошадь, - а при таком раскладе не побеждают.
Ладно бы еще армия, хотя и это серьезно. Однако подключились и безотказные, совершенно беспощадные четы «автономистов». Да еще и врангелевцы, которые 9 июня «не вмешивались во внутренние дела», но теперь, когда «попросили законные власти», идеально к ним относившиеся, в стороне от борьбы с «красными», естественно, не остались. Так что, 26 сентября, - вот ведь усмешка Судьбы, аккурат в день, когда в Москве собралась «болгарская комиссия», - отряды повстанцев, избежавшие окружения, во главе с Коларовым и Димитровым уже тянулись к югославской границе. Которую и перешли 27 сентября. А правительство приступило к «нормализации».
Вообще, надо сказать, для «фашистского режима» эти девять дней стали подарком. Самых буйных устранили в рабочем порядке, даже без полевых судов, это само собой, кого-то постреляли и повесили с собоюдением формальностей, но самый смак даже не в этом. Все обернулось еще лучше. До сих пор, режим и хотел бы быть страшным, да как-то не получалось: общество приняло переворот спокойно, даже с некоторым удовольствием, но тут же и начало выступать в том духе, что мавр сделал свое дело и может уходить, передав вожжи «приличным», профессиональным кучерам.
По всем этим причинам, у «фашистов» и их Демократического Сговора особых надежд на выборы не имелось, - в связи с чем, более резкие военные типа легендарного Николы Жекова начали шуршать о новом перевороте, - а прищучить эту вполне лояльную оппозицию никакой возможности не было. Поскольку вся она при первом намеке на хоть что-то бежала жаловаться в западные посольства. Зато теперь, после сентябрьской встряски, - только «двухсотых» с обеих сторон, по минимуму, 7 тысяч, - общественность, никаких встрясок не желавшая, свой режим зауважала. Ибо не смешались же, защитили.
И «фашисты» изо всех сил подтверждали, что впредь ничего подобного допускать не намерены. Под арест, - правда, обычный, без издевательств, - пошло примерно 10 тысяч душ, еще с три тысячи бежали за границу. Мимоходом же - с помощью Тодора Александрова, - подчищали и «диссидентов». Как «слева», так и «справа». Скажем, экс-премьера Николу Геннадиева, идейно своего в доску, но требовавшего, чтобы военные ушли с мостика, пристрелили на улице. Ну и, в итоге, выборы таки выиграли, причем вполне честно и прозрачно, после чего арестованных, но к событиям непричастных или причастных, но не очень, начали понемногу выпускать.

Трясти надо!
А между тем, Исполком Коминтерна ничуть не унывал. На всех собраниях, если речь заходила о сентябрьском провале, Григорий Зиновьев, романтик Мирового Пожара, заливистой птичкой пел про «Ничто не кончено», пророча новые волны народного гнева в Германии, Болгарии и везде-везде, и некому было его одернуть, так что, обсудив события, приняли решение и дальше гнуть ту же линию ввиду «все-таки начала новой волны международной революции». Ибо: ну да, провал, и что? Зато не потеряли лицо, возглавили, завоевали доверие масс. А раз доверие завоевано, значит, новое восстание неизбежно. Ну и…
Появилось «Открытое письмо к болгарским рабочим и крестьянам», подписанное, естественно, Коларовым и Димитровым, объявившими себя, даром, что сидят за кордоном, «новыми вождями болгарских коммунистов». На что реальные вожди, - и выпущенные, и еще сидящие, - естественно, отреагировали крайне нервно, потребовав, чтобы эмигранты, втравившие партию в такие неприятности, не забывались и помнили, что их дело – представлять БКП за границей, а за «самозванчество» можно и партбилет положить.
В сущности, правы были товарищи. Какую-то роль, как водится, играли, конечно, и амбиции, но главное – Сентябрь показал, что народ, который зовут к топору, никакого топора не хочет, а следовательно, нужно все-таки, как завещал великий Благоев, варить кашу медленно. Благо, хотя партия и запрещена, БЗНС-то не запрещен и не возражает против включения «красных» в избирательные списки. Так что, на фиг со своей «детской болезнью левизны», дорогие товарищи, а мы пойдем другим путем.
И таки пошли. В общем списке. С вполне нормальной программой и главным требованием: «Цанков должен уйти, ибо незаконен». Собрав на выборах (вместе с союзниками) около 300 тысяч голосов и получив в итоге почти два десятка мандатов. Хотя и профессор Цанков (то есть, и военные), как мы уже знаем, в итоге успеха Демократического Сговора, - как защитник демократии, - остался при кресле, и уже вполне законно.
Однако ругались с Коминтерном далеко не все. Выжившие в ходе событий «левые» в ЦК и местных организациях ничего не простили, и им решение далекого ИККИ грело душу. «Легальщину» они рассматривали, как «гнусное предательство памяти павших», признавать себя проигравшими даже не думали, и настаивали на подготовке нового восстания, которое уж точно всё сметет.
А поскольку, в отличие от «примиренцев», это были люди дела, вполне конкретные и решительные, да еще и опирающиеся на поддержку Москвы, ЦК ушел влево так круто, что оппозиции, почитай, не осталось, и ведомство тов. Зиновьева с удовольствием констатировал, что «курс на продолжение революции болгарские товарищи поддерживают». При этом вполне одобрив идею союза со всем, кто готов союзничать, - то есть, с «левицей» БЗНС и македонцами. Тем паче, что в начале 1923 появились принципиально новые, внушающие нежданный оптимизм нюансы.
С «земледельцами»-то неясностей не было. После тяжелейшего июньского удара они плыли. Новое руководство забилось в норку, соглашаясь на все, что дают, лишь бы не трогали, зато «зарубежные» грезили реваншем, а далее уж каждый кто как. «Правые» льнули к Праге и (особенно) к Белграду, где поначалу «людей 9 июня», тесно связанных с «автономистами», дико боялись и готовы были сделать Югославию базой для любых «гусанос». «Левые», как и раньше, делали ставку на Москву и союз с «красными».
В начале августа, еще до восстания, «неистовый Райко» даже повидался и успешно перетер тему с Коларовым и Димитровым, - и хотя он вскоре погиб, контакты продолжались, расширялись и углублялись. В ноябре, в очередной раз повидавшись с «оранжевыми», Димитров докладывал Коларову, что потенциальные камрады готовы «предпринять вооруженную акцию в марте будущего года, использовав для этого и болгарских эмигрантов в Югославии, власти которой на интервенцию не пойдут, но согласны, чтобы Сербия стала базой акции и для этого дают 30 тыс. винтовок, 200 пулеметов, 30 орудий и 2-3 самолета». Правда, дают не даром, в связи с чем, «оранжевые» просят «сделать заем у русских, за который потом, после победы, расплатится новое болгарское правительство».
Предложение в Москве изучили, просимой сумме удивились и потребовали политических гарантий, после чего, хотя и со скрипом, выделили. Уже в марте 1924 на встрече в Москве «оранжевые» и «красные» подписали соглашение о совместной подготовке нового восстания «весной, как только фашистские власти ввяжутся в войну», согласовав, конечно, и схему дележа портфелей. В том, что война уже практически на пороге, ни у кого, включая тов. Зиновьева, сомнений не было, и в общем-то, все показывало, что вероятность велика. Но человек, известное дело, только предполагает…

Человек из железа
Какое влияние оказывал на политику и политиков Болгарии «македонский вопрос», надеюсь, напоминать не надо, - и Тодор Александров, «некоронованный царь» Пиринского края, оказав неоценимые услуги новому правительству как в июне, так и в сентябре, имел все основания рассчитывать на взаимность. Тем паче, что абсолютное большинство военных, мнение которых теперь значило всё, были его давнишними друзьями, полностью разделявшими святой для «Старого» принцип: «Македония – автономия Болгарии, македонцы – болгары». Тут у вождя «автономистов» колебаний не случалось. Любой перевод темы в какое угодно иное русло автоматически делало врагами даже ближайших друзей, а враги Тодора, - то есть, «предатели», - долго не жили.
Так что, полностью поддержав Цанкова сотоварищи, Организация ничуть не сомневалась, что теперь-то уж, когда Стамболийский получил свое, охотников мириться с Белградом не будет. И ошибалась. Вне зависимости от того, чего хотели и что думали военные, - а хотели и думали они ровно то же, что и «Старый», - новое правительство, как и «оранжевые», оставалось заложником решений, принятых Великими Силами, и просто не могло ни официально поддерживать «малую войну», ни тем паче поднимать вопрос о пусть автономной, но «болгарской» Македонии.
Македония была обречена стать если не «сербской», то «македонской», проживающих там болгар приговорили если не к «сербизации», то уж точно, к «македонизации», обжалованию этот вердикт не подлежал, и ни одна власть в Софии не могла бодаться с этим дубом. Как не могла и, желая сохранить поддержку Лондона и Парижа не реагировать на монотонные ноты Белграда, требующего «убрать с границы разбойников, вторгающихся на югославскую территорию с целью грабить и убивать население». Хотя бы формально. Но уж поддерживать «Старого» - никак.
А «Старому», которому, привлекая Организацию к сотрудничеству, путчисты обещали совсем другое, такой поворот событий был более чем неприятен. Получалось, что его люди резали «оранжевых» и стреляли по всему, по чему просили стрелять старые друзья, сыграли за болвана в чужой игре, получив на выходе только уважение и чуть-чуть большую свободу рук, - но ни стотинкой больше. Такое ЦК ВМРО никак не подходило. Это, конечно, не означало ссору с Софией, - Александров и его младший напарник по ЦК, генерал Александр Протогеров, всё понимали правильно, - однако это вовсе не означало, что «автономисты» перестанут бороться с Судьбой.
Не те были люди, - и спустя всего пару недель после путча, как только профессор Цанков и друзья из «Конвента» с глубоким сожалением объяснили «Старому», что против лома нет приема, Тодор счел, что, коль скоро все обязательства выполнены, теперь можно действовать, ни советуясь ни с кем, - и в июле его полномочные представители (естественно, в глубочайшей тайне, под чужими именами) оказались в СССР, где их приняли более чем радушно. На всех уровнях. В Коминтерне – тов. Радек и сам тов. Зиновьев. От СНК – нарком иностранных дел Георгий Чичерин. От ОГПУ – глава Иностранного отдела Михаил Трилиссер.
И никого не волновало, что гости, мягко говоря, не очарованы марксизмом: база для сближения интересов все равно была. ИККИ как раз в это время выдвинул идею «автономной Македонии в составе равноправных республик Балканской федерации», а старый и мудрый Тодор, понимая, что мечта об «автономии в составе Болгарии» неосуществима, проявил интерес. Какой там будет та автономия, советской ли, социалистической ли, или еще какой-то, его на данном этапе тревожило мало. Чистая тактика же, вопрос торга и согласований, не более, главное, что автономная.
Первый словесный пинг-понг показал, что какое-то понимание намечается, и стороны расстались, уговорившись продолжить в сентябре. Однако в сентябре не случилось. В сентябре люди «Старого» по просьбе военных, посуливших «все-таки обдумать известный вопрос», помогали щемить «красных». Но в конце декабря, когда выяснилось, что известный вопрос, как ни обдумывай, нерешаем, в Москву пришло письмо. А там, - от имени ЦК ВМРО, -
«Проект соглашения между ВМРО и Российской советской республикой» с указанием приемлемой цели возможного сотрудничества: «Объединение Македонии, расколотой между Болгарией, Сербией и Грецией... в одну политическую единицу, которая впоследствии станет равноправным членом Балканской федерации или, по крайней мере, на первом этапе Югославянской федерации», ради чего Организация «готова работать совместно с другими революционными организациями на Балканах в пользу федерирования балканских государств в их этнических границах».
Ничего сверх, всего лишь аккуратное рамочное соглашение, без обязательств на отдаленное будущее, но Коминтерн, по ситуации запамятовав о «невинной крови героев Сентября» и о тесной дружбе главы Организации с «фашистами», с огромным интересом изучил бумагу и сообщил, что заинтересован в продолжении переговоров. Тов. Зиновьеву принципиально было новое восстание, подтверждающее правильность его теоретических выкладок, и в эту строку ложилось любое лыко, вне зависимости, чего оно хотело и на кого в данный момент ориентировалось. В конце концов, еще Ильич говорил: главное, ввязаться в драку, а там посмотрим…
Продолжение следует.
|
</> |