Ностальгия

borismedinskiy — 28.01.2022

"Ностальги́я (от др.-греч. νόστος — возвращение на родину + άλγος — боль; печаль) — радостные воспоминания о доме и родине". (Википедия)

1.

Есть такое известное утверждение — дескать, ностальгирующие люди грустят не по ушедшим временам, а по своей молодости или детству. Мне это объяснение кажется несколько упрощённым. Разумеется, в ностальгии есть тоска и по самому себе в прошлом, но это тоска не столько по ушедшей юности, сколько по мироощущению. Ностальгию объясняют, как тоску по Родине. А что есть Родина? Что есть субъективная Родина конкретного человека? Представьте себе пазл, удачно вложенный в общую картину, состыкованный и дополняющие другие пазлы. Пазл, который на своём месте. Ему хорошо, его существование осмысленно и он не чувствует одиночества. Он - на своей Родине. Но уберите его со своего места, бросьте в коробку с другими пазлами, образующие совсем другую картину. Попробуйте приспособить его к этой новой картине - он будет лишний, нелепый, неуместный. Как будет чувствовать себя этот пазл? Он будет чувствовать себя чужаком, заброшенным на чужбину. Если прислушаться к его жалобам, то мы услышим: "Где моя Родина, где моя привычная картина мира? Где всё то, что мило и дорого моему сердцу? О, я не ценил это в своё время - но теперь, когда я лишний, теперь я понимаю, как важно быть частью общей картины!"

Конечно, человек несколько сложнее, чем просто пазл. Если и сравнивать человека с пазлом, то таким, на которого меняется изображение, размер и форма. Но в любом случае человек не может быть самодостаточным объектом, он всегда часть чего-то большего, чем он сам. Только наша иллюзия эгоцентризма не даёт нам в полной мере ощутить это. И ностальгия в этом случае - это тоска по старой картине мира, в которой ты был её частью. Это не столько тоска по старым временам или оставленной малой Родине, сколько тоска по своей встроенности в мир, из которого потом выпал.

А что касается тоски по детству, то вопреки распространённому стереотипу, детство не является априори счастливым временем, по которому неизбежно начинаешь тосковать. Можно сказать, что в детстве происходит определённый импринтинг, формируются представления о прекрасном и некоторые базовые паттерны, которые потом будут задействованы в сложном механизме ностальгии, но само по себе окружение ребёнка, сама эпоха, в которую ему посчастливилось родиться, совершенно не обязательно будет вызывать у него умиление. Если в ностальгии и есть тоска по детству, то не по тому, в котором мы были на самом деле, а по другому, по идеальному детству... Эта тоска подобна всходам из семян, что рассыпались из тех сугубо субъективных переживаний много лет назад.

2.

Обязательно ли то, что вызывает у нас ностальгические чувства, это нечто, что связано с нашим прошлым? Мой личный опыт убеждает меня в том, что ностальгия - это совершенно не обязательно что-то идущее от воспоминаний, потому что какие воспоминания могут быть у дошкольника? Впервые я ощутил чувство ностальгии в раннем детстве. Тогда все ощущения были новыми, пронзительными и чувство ностальгии тоже было таким: острым, мучительным и сладким. От него хотелось плакать. Мистически настроенные люди скажут, что мы живём много раз, ребёнок ещё не до конца забывает свои прежние воплощения и потому тоскует по ним. На первый взгляд логичное объяснение, тем более, что где я мог видеть ночное шоссе после дождя, в мокрой поверхности которого пролегли оранжевые дорожки огней от бумажных китайских фонариков, висящих вдоль дороги? Да, именно с такой картинкой были связаны мои детские ностальгические переживания. Эта картинка осталась в моей памяти отдельным ярким пятном - воспоминания раннего детства обычно и бывают эдакими бессвязными пятнами. И поэтому легко поддаться соблазну трактовать, что этот фрагмент - это явное доказательство того, что в прошлой жизни я был китайцем или, может быть, японцем. Ну где в западной Сибири во времена Перестройки можно найти китайские фонарики вдоль дороги?

Я предлагаю более простое объяснение, которое, к тому же, не ломает научной картины мира: я действительно где-то мог видеть ночное шоссе после дождя с оранжевым отражением фонарей. То, что это были не обычные светильники на фонарных столбах, а бумажные китайские фонарики, я дофантазировал уже потом и эта картина окончательно вошла в мою память уже в таком вот отредактированном виде. О существовании китайских фонариков я, должно быть, знал уже в дошкольном возрасте - например, из книжки "С мамонтёнком в Японию", в которой было множество фотографий. Так что никаких реинкарнаций, а доказательство того, что наша память - это живая и достаточно динамичная сфера нашей психики, способная приукрашивать, ретушировать и расставлять акценты. Нашу память можно сравнить с архивариусом, который тяготеет к драматургии.

Следующий эпизод ностальгирования, насколько я помню, был у меня в подростковом возрасте. Начитался я Властелина Колец и местами мне очень понравилась - все эти стихи, эльфы, магия и сказочные языки... Но это была ещё только подготовка почвы для большого и сильного чувства. Расцвело оно пышным цветом тогда, когда я в 14 лет начал слушать группу Summoning, чьё творчество посвящено миру Средиземья. Музыка оказалась настолько отличающийся от всего того, что я слышал раньше, что жизнь разделилась на до и после - потому что до этого я и не знал, насколько сильно может на меня влиять музыка. С этого времени я встал на путь разборчивого меломана, а толчком было это - острое чувство ностальгии, ностальгии по сказочному миру, в котором я никогда не был и которого вовсе не существует, если не считать произведений искусства и моего собственного воображения. Вот она, моя родина, моя субъективная личная родина, отчизна, от которой я отлучён навеки - как сладко и как горько думать о тебе! Summoning хорошо отражал и эту сладость, и эту горечь - он хорошо отражал мои собственные, до этого не до конца осознаваемые чувства. Книжка Толкиена казалась мне местами занудной, местами скучной, местами несерьёзной и лишь иногда я выхватывал из неё угольки магии настоящей красоты, приятной жути или неги. Summoning стал для меня концентратом магии волшебного мира, самой его сутью.

Теперь, оглядываясь назад и анализируя свои чувства, я понимаю, что именно ностальгия была главным компонентом этого волшебства красоты, а сила ностальгии не в последнюю очередь определялось неудовлетворённостью настоящей жизнью: за окном Россия девяностых, а я интровертированный подросток, переполненный недоумением, отвращением и страхом к окружающему миру. Эскапизм был способом решить проблему с неприглядной реальностью, закрыться от неё в скорлупу своих фантазий и выстроить собственный мир... Это очень интровертный способ решения проблемы, который, может быть, у кого-то даже вызовет осуждение - дескать, не надо отворачиваться от реальности, надо смотреть на мир без розовых (или матово-мутных!) очков. Так-то оно так, но я не спешу осуждать эскапистов - потому что иногда лучше так. Не всегда есть силы и возможность хоть как-то влиять на мир - а у ребёнка или подростка таких сил и возможностей никогда нет - зато есть возможность сохранить себя, создав в душе потайной уголок для самого сокровенного и дорого: веры в прекрасное, творческого потенциала и стремления к красоте. Потом придёт время и кто знает - может вчерашний эскапист подарит миру прекрасных сказочных зверей, бережно сохранённых и разведённых в его заповедных чащах?..

3.

Потом, по ходу взросления, я испытывал ностальгию по образам, к которым я лично тоже не имел непосредственного отношения, но всё же куда более реальным: эпоха романтизма, архитектура сталинского ампира, советский ретрофутуризм, немецкая меланхолия, пейзажи Прибалтики. Все эти образы прочно укоренились в моём внутреннем мире потому, что отзывались во мне приятной ностальгической тоской - точно такой же, какую я впервые испытал, когда вспомнил ночное шоссе с китайскими фонарями. Все эти образы до сих пор со мной и всё так же милы мне. Совсем не так сложилась судьба образов из легендариума Толкиена - пережив яркий всплеск, они стали быстро тускнеть. Похожая ситуация была и с другим подростковым увлечением - творчеством Г.Ф.Лавкрафта, хоть он и не имел такой шикарной музыкальной поддержки, как Толкиен. При всей внешней непохожести этих авторов, многое их роднит: оба мифотворцы, оба работают с ностальгией, оба любовно вырисовывают миры, пронизанные магией - пусть у одного она светлая, а у другого чёрная, как тьма космоса - но в любом случае получается волшебное мироздание, существующее по законам мифа, а не по законам реальности. Тут будет уместной вставка из моей заметки от 28.08.2021 о Стивене Кинге:

"В 13 лет я наткнулся на книжицу в мягкой обложке, на которой была изображена сова (коллекция "гарфанг") - Г.Ф.Лавкрафт, "По ту сторону сна". Этот писатель на некоторое время стал моим любимым, затмив как По, так и Кинга. Эдгар Аллан По казался мне тяжеловатым в своей старомодности, Кинг же писал "слишкаммногабукав", а также он был отнесён моим внутренним цензором в разряд немного неприличных. Лавкрафт же был идеален по всем параметрам. Мне нравилась его словесная вязь, причудливость монстров, закос под старину (но не подлинная старина!), напускание тайны и особый ностальгический дух, который сквозит у него между строчек.

Но шли годы, и то, что было культом в подростковом возрасте, стало со временем просто детской сказкой. А вот Кинг перестал смущать излишней реалистичностью, бесстыжими подробностями и большими объёмами - пришло его время. Разумеется, он никогда не воспринимался мной с той подростковой восторженностью, с какой воспринимался Лавкрафт - должно быть, с приходом душевной зрелости уходит способность восхищаться тем, во что не веришь.

Кстати, интересный феномен - подростковое восхищение лавкрафтианскими мифами толкало меня на то, чтобы я действительно поверил в них, в Великих Старых, спящего Ктулху и прочий мрак. Как это ни странно, но мир, в котором существуют пусть такие страшные тайны, казался мне куда красивее и привлекательнее серой реальности, в которой не было чуда... Я помню момент, когда я прямо поймал себя на мысли - "так ведь это же правда! Он что-то знал, что-то чувствовал и писал не просто так - потому что всё это есть на самом деле... Ведь так?" Это был момент выбора - начну я в это верить или нет. Выбрал не верить... Должно быть, что с того момента началось медленное, но верное угасание интереса к Лавкрафту. Думаю, что любой истинный фанат Лавкрафта какой-то частью своей личности верит в реальность мифов Ктулху, а ярый толкиенист - в гномов и эльфов. Волшебство сказки доступно только ребёнку, потому что только через призму детского восприятия в душу может проникать вера в реальность этой сказочной истории. Я был ребёнком, который любил мрачные сказки. Повзрослев, я сохранил и только приумножил способность понимать мрачную эстетику, но верить в сказки разучился навсегда. Я выбрал путь скепсиса и сомнения, а без веры сказочное волшебство моментально развеивается... Конечно, в моей душе остался заповедник с единорогами и русалками, но чтобы вера в чудо снова наполнила меня восторгом, требуются весомые доказательства. Я уже не ребёнок и на слово верить сказочнику не могу. Теперь сказочник должен рассказывать так, чтобы его история была ПРАВДОПОДОБНОЙ - желательно, чтоб ещё и вещественные доказательства предъявил. Вот для чего хороший писатель должен разбираться в истории, если пишет исторические романы, в науке, если он пишет фантастику, в психологии, если он пишет о людях - чтобы в его историю захотелось поверить".

Ностальгия погибает без веры, как цветок без солнца. Дети любят сказки во многом потому, что способны в них верить - даже если знают, что это вымысел. Детство пронизано волшебством, которым сияет способное к безусловной вере сердце ребёнка. Думаю, что все слышали о воспетой Фроммом безусловной любви, но для принятия этой любви, для способности к абсолютному доверию ребёнок должен обладать способностью к безусловной вере - в первую очередь по отношению к матери, а так же вообще к миру взрослых. Потом, по ходу взросления, по ходу того, как внутренний мир ребёнка всё меньше работает по принципам мифа и всё больше по законам реальности, эта единая, абсолютная, безусловная вера разбивается на осколки, раздавленная неизбежным разочарованием реальностью, тяжестью критического мышления, способностью лгать и распознавать ложь. Мы не теряем способность верить, но наша вера становится фрагментальной, выборочной, осторожной... или очень крепкой, способной выдержать груз критики. Так же стекло веры сохраняется нетронутым и незакалённым в тех местах нашего внутреннего мира, в которых мы по тем или иным причинам так и остались детьми. Таких мест бывает много, часто гораздо больше, чем мы можем подумать.

Волшебное зеркало веры разбивается на заре нашей жизни и его осколки, и, как в сказке Андерсона, разлетаются по миру. Подобно перелётным семенам, они попадают на разную почву и дают разные побеги с разными цветами - то опасно-ядовитыми, то спасительно-прекрасными. Цветы ностальгии - это, наверное, самое лучшее и красивое, что может вырасти из осколков детской веры. Их ценность в том, что они будут, как и всё остальное, участвовать в формировании нас самих, нашей личности, наших вкусов, желаний, стремлений и чаяний... И, конечно, ностальгия - это больше, чем вера или память, это нечто принципиально новое, имеющее не просто энергетический заряд, но и направление, вектор своего действия. Это образ того, что мы любим, но чем не владеем, а потому тоскуем и стремимся к этому. И мы непременно должны верить в то, что объект нашей сладкой тоски существует или хотя бы может существовать в реальности.

4.

Я начал с того, что предложил считать ностальгию тоской о встроенности в мир, по гармоничному сосуществованию с миром, в котором ты на своём месте. Это идеальное состояние, о котором мы, возможно, смутно помним, опираясь на наш опыт из раннего детства. Тогда мы были беззаботными и безответственными - т.е. свободными и естественными. Да, мы были неразумными детьми и много ли нам было надо, но это было такое... подлинное бытие. Ностальгию можно трактовать, как тоску по подлинному бытию.

В то время наше самосознание ещё только формировалось, создавая дихотомию "Я-Мир". Это наше первое, но не последнее личностное рождение. И на этой заре нашего личного мироздания раскол отчуждения одного от другого прошёл пока не до конца - т.е. мы, уже начиная осознавать себя, ещё не окончательно отчуждены от мира. В ту безмятежную пору абсолютного детства (пору, которую я называю "непродуктивной гармоничностью") мы не думаем о прошлом и будущем, а живём здесь и сейчас, не тревожились ни о чужом мнении, ни о своём месте в мире. По ходу развития мы закономерно и неизбежно теряем эту безмятежность бытия, так как возникающие новые свойства нашей психики порождают противоречия и дисгармонию. Возникают дихотомии "Я-Другие" и "Я-Смерть", каждая из которых увеличивает отчуждение человека (подробнее я писал про это в статье "Бессмертный человек"). Но смутные ощущения потерянного рая время от времени посещают нас - скорее всего, это дало основания для возникновения у многих народов мифа о золотом веке (райском существовании до грехопадения, эпохе сатья-юга и т.д.) - т.е. времени гармоничного существования с природой и бок о бок с богами. Последних, кстати, можно трактовать, как взрослых в глазах ребёнка, которые защищают и заботятся о нём. Потом боги оставляют ребёнка - потому что в глазах подрастающего человека родители и другие значимые взрослые перестают быть богами... Искренняя и глубокая потребность некоторых людей в религиозной вере можно объяснять их желанием найти нового, идеального и абсолютного родителя, ощутить его присутствие, получить утешение, защиту и помощь. Обретение веры в бога даёт надежду на возвращение в утерянный рай, на возможность вновь встроиться в тот мир, каким он был до грехопадения, до обретения развитого сознания, чтобы мир снова стал понятен, ярок, гармоничен и прекрасен в своей юности... Быть может, Бог не оставил нас и у нас всё же есть шанс на спасение? С этой точки зрения религиозность есть ни что иное, как ностальгия по утерянному золотому веку раннего детства, по идеальному отчему дому, которого никогда не было в реальности, но который был выстроен на фундаменте тоски по нему в глубинах наших душ.

Подлинная ностальгия - это всегда тоска по идеальному, но выражаться она может у разных людей по разному. Это может быть классическая ностальгия как тоска по оставленному родному месту, которое в памяти человека приобретает со временем всё более идеальные черты. Это может быть тоска по эпохе. Это может быть религиозное чувство. А может быть источником вдохновения.

"Все мои книги, все мои пьесы зов, выражение ностальгии, я ищу сокровище, оброненное в океане, потерянное в трагедии истории. Или, если хотите, я ищу свет, который время от времени мне словно бы снова удается вернуть. Вот причина, по которой я не только занимаюсь литературой, но это еще и причина, почему я ею питаюсь. Всегда в поисках этого надежного света, недоступного тьме. … Собственно, я живу в поисках мира, снова ставшего девственным, райского света детства, славы первого дня, славы не тускнеющей, нетронутой вселенной, которая должна явиться мне, словно только что родилась. Это как если бы мне хотелось присутствовать при событии творения мира до грехопадения, и это событие я ищу через самого себя, словно хочу вернуться по ходу Истории, или через своих персонажей, которые другие Я или как похожие на меня другие в поисках, сознательно или нет, абсолютного света." (Эжен Ионеско)

В словах Ионеско хорошо чувствуется стремление к трудновыразимому идеалу. Возможно, Идеал трудновыразим (или невыразим вовсе) именно в силу своей самой своей природы, ведь можно ли прочувствовать его в полную силу, дав ему чёткое описание и определение? Думаю, что и в природе ностальгии есть нечто, что в полной мере выразить нельзя. В самой сути ностальгии должно быть нечто неопределённое, не до конца ясное, нечто такое, что надо больше чувствовать сердцем, а не просчитывать холодным разумом. Возможно, невыразимость ностальгии связана с тем, что человек тоскует не только о конкретном месте, эпохе, предмете или человеке, а о себе в новом качестве. Религиозный человек выразил бы это чувство через молитвы - только молитвы не о конкретных материальных вещах, а о наставлении на путь истинный, о посылании ему божественных знаков и посланий. Человека с нерелигиозным мировоззрением тоска по идеальному толкает на философские размышления и творчество, которые становятся для него самотерапией, трамплином для прыжка в новое качество. В любом случае, тоска по идеальному является очень позитивным чувством, стимулирующего человека развиваться и расти над собой.

5.

"Ученик Эмиля Дюркгейма Морис Хальбвакс в 1920-е годы поставил проблему социальной обусловленности памяти и выдвинул тезис о том, что воспоминания являются не репродукцией, а реконструкцией прежнего опыта человека. Из этого следует, что воспоминания, в том числе ностальгические, не в точности воспроизводят ход прошлых событий, а включают в себя субъективные оценки и ошибки того, кто вспоминает". (Википедия)

Наша память, такая порой избирательная, субъективная и ненадёжная - это во многом мы и есть. Наше настоящее создано нашим прошлым. Все события прошлого приводят нас к точке настоящего, где мы сейчас находимся, а память - это и хранитель, и создатель прошлого. Мы - реконструкция нашей памяти и наша уникальность зиждется на субъективности нашей памяти. Поэтому не стоит воспринимать пристрастность наших воспоминаний как нечто только негативное - это свойство памяти происходит из того факта, что мы представляем собой субъект со свободой воли и своей точкой зрения. Хотя, конечно, негативные примеры нагляднее и ярче. Неуверенный человек переоценивает свои поражения и не придаёт значения победам, помнит насмешливые, презрительные или злые взгляды родителей и сверстников. Травмированный человек вспоминает травмирующие события снова и снова. Наша память может стать нашим личным адом, в котором прошлое никогда не умирает, а растягивается в бесконечное настоящее. Ностальгия - это редкий пример того, что прошлое может дарить радость. Чтобы радость эта не была слишком уж омрачена горечью (боюсь, что совсем убрать этот привкус не получится, но лично я люблю приятную горчинку), то предаваться ностальгическим воспоминаниям стоит вкупе с планами на будущее, с определённым предвкушением того, что радость прошлого будет перекликаться с радостями будущего. Предвкушать, кстати, можно только то, что мы уже хорошо знаем и любим - другими словами, предвкушаем мы только то, что помним.

Ностальгия - это любовь к прошлому и если мы создаём себя из нашего прошлого, то в ностальгии есть нечто от любви к себе. Если мы своего рода книги, которые сами пишут себя, то хорошо бы, чтобы они писались с любовью - это делает её содержание интереснее. Может ли создаваться подлинное искусство без любви к нему? Сможет ли хорошо писать тот, кто ненавидит своё писательское ремесло? И с чисто практической точки зрения - можно ли строить планы на будущее без того, чтобы не опираться на фундамент прошлого, прошлого, которое переосмыслено и принято, в котором расставлены все акценты?

Но ностальгия - это любовь не только к реальному прошлому. Это может быть любовь к нашим мечтам и фантазиям, тоска по иделу, даже более - это зов Идеального. Я люблю этот зов. Он вдохновляет на творчество, он питает веру в прекрасное, наполняет смыслом текущий момент. Я люблю светлую меланхолию этого зова, который напоминает мне о том, кто я есть на самом деле.

Б. Мединский,

Январь 2022

Психолог Борис Мединский

Авторские статьи, заметки и лекции о психологии, философии, культуре и обществе в оформлении музыкальных подборок.

vk.com

Оставить комментарий

Популярные посты:

commodus

Работа бухгалтером в Москве: от цифр к стратегии - как изменилась профессия в столичном мегаполисе

norg_norg

Глобальное потепление - хорошо или плохо?

big_blue_heron

Визит в Москву. Пятница. Музей Космонавтики, ВДНХ, Аквариум. 20 сентября, 2024

lady_catari

Осенние стихи

elika

Осенняя лИСтКУССТВенница. Выпуск №3

diak_kuraev

Могильные пряники деткам

pantv

Демидов мост Санкт-Петербурга

ilyavaliev

Израиль потерял 20 самолетов F-35. Для чего Путин накануне ночью мчался в

pro100_mica

Юбиляр дня Брижит Бордо

• Ранее
• Архив