Николай Никулин. Воспоминания о войне

chto_chitat — 27.07.2016 Война - самое грязное и отвратительное явление человеческой деятельности, поднимающее все низменное из глубины нашего подсознания. На войне за убийство человека мы получаем награду, а не наказание. Мы можем и должны безнаказанно разрушать ценности, создаваемые человечеством столетиями, жечь, резать, взрывать. Война превращает человека в злобное животное и убивает, убивает....
Н. Никулин. Воспоминания о войне

Дед у меня был на войне. Попав на неё в 15 лет, он дошёл до Кёнигсберга. Три раза он был ранен, лечился в госпитале и потом возвращался. В напоминание об этом на его голове осталось отверстие размером в несколько сантиметров, которое лишь заросло кожей. Он был на волосок от смерти, рассказывал о мародёрах, о предателях, о своей жизни после войны. Но никогда он не говорил о том времени вообще, каким оно было, о своём отношении к войне. Его рассказы аккуратно обходили все эти темы. Он не говорил, а я и не спрашивал.

И вот сейчас, пока я читал "Воспоминания о Войне", в голове роились вопросы. И, кажется, я понял, почему дед молчал. И теперь нас ждёт разговор. Пока ещё жив он и его собственные воспоминания, я бы хотел их запечатлеть.

Книга к чертям разносит всякое пафосное, восторженное и романтическое отношение к войне, культивируемое правительством, СМИ и мемуарами выживших командиров.
Автор всё время был на передовой, остался в живых, не стал инвалидом, не потерял память и даже не сошёл с ума - редкое везение. И через 40 лет после войны он расковырял свой чёрный ящик с воспоминаниями и рассказал о гениальных тактиках с другой стороны.

Я дам слово Никулину:

Если бы немцы заполнили наши штабы шпионами, а войска диверсантами, если бы было массовое предательство и враги разработали бы детальный план развала нашей армии, они не достигли бы того эффекта, который был результатом идиотизма, тупости, безответственности начальства и беспомощной покорности солдат. Я видел это в Погостье, а это, как оказалось, было везде.

Люди, которые на войне действительно воевали, обязательно должны были либо погибнуть, либо оказаться в госпитале. Не верьте тому, кто говорит, что прошел всю войну и ни разу не был ранен. Значит, либо ошивался в тылу, либо торчал при штабе.

Это очень верно. Мой дед много рассказывал о ранениях своих и его коллег по оружию. Он был ранен трижды и каждый раз возвращался в строй.

Вот как рассказала одна медицинская сестра о том, что она здесь увидела: «Изнемогая от усталости после долгого ползания по передовой, я вынесла очередного раненого с поля боя, с трудом дотащила его до медсанбата. Здесь, на открытой поляне, на носилках, или просто на земле, лежали рядами раненые. Санитары укрыли их белыми простынями. Врачей не было видно и не похоже, что кто-то занимался операциями или перевязками. Внезапно из облаков вывалился немецкий истребитель, низко, на бреющем полете пролетел над поляной, а пилот, высунувшись из кабины, методично расстреливал автоматным огнем распростертых на земле, беспомощных людей. Видно было, что автомат в его руках — советский, с диском! Потрясенная, я побежала к маленькому домику на краю поляны, где обнаружила начальника медсанбата и комиссара мертвецки пьяных. Перед ними стояло ведро с портвейном, предназначенным для раненых. В порыве возмущения я опрокинула ведро, обратилась к командиру медсанбата с гневной речью. Однако это пьяное животное ничего не в состоянии было воспринять. К вечеру пошел сильный дождь, на поляне образовались глубокие лужи, в которых захлебывались раненые... Через месяц, командир медсанбата был награжден орденом "за отличную работу и заботу о раненых" по представлению комиссара».

В книге Дюкова "За что сражались советские люди" можно почитать о зверствах нацистов над славянами и евреями. На сценах про трёхлетних детей пригвождённых к матерям штыками, изнасиловании 12-летних девочек на глазах у всей семьи мне хотелось закупорить все эмоциональные входы. Со временем так и вышло.
Сложно произнести, но это можно было понять - для нацистов русские были дикарями, ещё одной низшей расой, чужими, которых нужно уничтожать, которым нужно привить рефлекторный страх перед немецкой армией.
Но куда более зловещим выглядит уничтожение русских солдат русским же командованием. Скажу честно, о победе такой ценой я не задумывался - сотни тысяч погибших на одном крохотном клочке земли, который так и не отвоевали - немцы ушли сами. Свои своих гробили. Намеренно, уверенно. Не нужно было продумывать операции, вырабатывать тактику, когда можно просто отправить ещё тысячу человек.

Ко второй половине книги масштабы идиотизма, безответственности и жертв в армии доходят до таких пределов, что начинаешь сомневаться, а не розыгрыш ли это всё? Не попал ли я в фантазийный мир какого-нибудь Пелевина? Такое количество жестокой нелепости я могу представить только в современной книге, раскрывающей тайны прошлого и перебарщивающей с фонтаном идей, но никак не в реальной жизни.

Видел я здесь и другое: замерзшие тела убитых красноармейцев немцы втыкали в сугробы ногами вверх на перекрестках дорог в качестве указателей.

— Будем здоровы! — сказал старшина. Выпил, крякнул, но спирт был неразведенный, и глаза его полезли на лоб. Вдруг один из них вывалился из глазницы и звонко шлепнулся в котелок с борщом. Мы онемели. Старшина между тем спокойно копал ложкой в супе, разыскивая свой глаз, достал его, вытер подолом гимнастерки и, разведя пустую глазницу пальцами, вставил на место.

Ещё немного позже мне уже захотелось, чтобы это всё было неправдой. Поэтому и появился некоторый скепсис, заставивший меня читать и другие книги о том периоде нашей истории.
Скажу честно, чтение это не праздное, нужно действительно глубоко интересоваться этой темой и погружаться в неё.

Под конец напомнило "Одноэтажную Америку". Ильф и Петров насыщенно, ярко описали достаток жизни "там", в каком изобилии купаются жители капиталистической Америки, смакуют как всё хорошо у них организовано, но непременно обращают каждый свой абзац в недостаток, ставят успешность в упрёк бездушным капиталистам.
Но в их случае такое повествование обусловлено современными реалиями, нельзя было иначе.
А у Никулина очень похожее описание Германии вызывает мысли о бессильной злобе автора, возможно, даже зависти - почему проигравшие живут припеваючи, а победители всё никак не могут оправиться, герои забыты, сошли с ума, навсегда остались инвалидами.
На последних страницах, возможно, даже больше горечи, чем во всей книге, словно бы было всё зря.

Вместо того, чтобы честно разобраться в причинах недостатков, чему-то научиться, чтобы не повторять случившегося впредь, всё замазали и залакировали. Уроки данные войной таким образом прошли впустую. Начнись новая война, а не пойдёт ли всё по старому?

Книга тяжёлая, лишённая лоска и привлекательности. Заставляет иными глазами взглянуть на праздник 9 мая, на монументы и самое главное на то, как формируют романтический образ войны. А ведь у неё не женское лицо.

Через всю книгу протянуты несколько глубоких идей, сплетающихся в философию автора и показывающих его взгляд на прошлое, настоящее и будущее России. И всю книгу можно по абзацам растащить на цитаты.

Позже, весной, когда снег стаял, открылось все, что было внизу. У самой земли лежали убитые в летнем обмундировании — в гимнастерках и ботинках. Это были жертвы осенних боев 1941 года. На них рядами громоздились морские пехотинцы в бушлатах и широких черных брюках («клешах»). Выше — сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе-феврале сорок второго. Еще выше — политбойцы в ватниках и тряпичных шапках (такие шапки давали в блокадном Ленинграде). На них — тела в шинелях, маскхалатах, с касками на головах и без них. Здесь смешались трупы солдат многих дивизий, атаковавших железнодорожное полотно в первые месяцы 1942 года. Страшная диаграмма наших «успехов»!

Мемуары, мемуары... Кто их пишет? Какие мемуары могут быть у тех, кто воевал на самом деле? У летчиков, танкистов и прежде всего у пехотинцев? Ранение — смерть, ранение — смерть, ранение — смерть и все! Иного не было. Мемуары пишут те, кто был около войны. Во втором эшелоне, в штабе*. Либо продажные писаки, выражавшие официальную точку зрения, согласно которой мы бодро побеждали, а злые фашисты тысячами падали, сраженные нашим метким огнем. Симонов, «честный писатель», что он видел? Его покатали на подводной лодке, разок он сходил в атаку с пехотой, разок — с разведчиками, поглядел на артподготовку — и вот уже он «все увидел» и «все испытал»! (Другие, правда, и этого не видели.) Писал с апломбом, и все это — прикрашенное вранье. А шолоховское «Они сражались за Родину» — просто агитка! О мелких шавках и говорить не приходится.

Мемуары, мемуары... Лучшие мемуары я слышал зимой 1944 года в госпитале под Варшавой. Из операционной принесли в палату раненого Витьку Васильева, известного дебошира, пьяницу, развратника, воевавшего около начальства и в основном занимавшегося грабежом или сомнительными махинациями с мирным населением. За свои художества Витька Васильев угодил, наконец, в штрафную роту, участвовал в настоящем бою, «искупил вину кровью». Вот стенограмма его мемуаров: «Пригнали нас на передовую, высунул я башку из траншеи, тут меня и е..уло». Мемуары прерывались скабрезными частушками и затейливой пьяной руганью в адрес сестры, делавшей Витьке инъекцию противостолбнячной сыворотки.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив