Несколько комментариев к переводу "Александрийского квартета".
frantyszek — 03.01.2011Где-то до начала-середины 90-х имя выдающегося британского писателя, одного из литературных классиков ХХ века (и ближайшего друга Генри Миллера, между прочим) Лоренса Даррелла в России было почти неизвестно. Точнее известно лишь узкому кругу знатоков-интеллектуалов. Гораздо больше знали и любили (я говорю, конечно, о рядовом читателе) в России (шире - в СССР) его младшего брата, известного писателя-анималиста и натуралиста Джеральда (например, его автобиографическую повесть "Моя семья и другие звери", в которой, кстати, Лоренс Даррелл, для Джеральда - просто Ларри - фигурирует как одно из основных действующих лиц). Ныне эта несправедливость устранена, и те из нас (вроде меня), кто, увы, не достаточно хорошо владеет английским, чтобы читать изысканную, пряную, но, весьма сложную прозу Лоренса Даррелла в оригинале, может теперь наслаждаться ею в превосходном переводе на русский. Переведено, в частности, и, пожалуй, самое значимое из произведений в творческом наследии писателя - тетралогия "Александрийский квартет". И спасибо - огромное, от всей души (ибо для меня, к примеру, Даррелл стал одним из излюбленнейших авторов) - за это нужно сказать Вадиму Михайлину ( http://www.litkarta.ru/russia/saratov/persons/mihailin-v ), осуществившему перевод. А перевод и впрямь великолепен! Уж не знаю, насколько он сопоставим с текстом самого Даррелла, но, что точно отличает данный перевод, это - изумительный русский язык. И все же... Все же, время от времени, в процессе чтения, натыкаешься в этом переводе на какие-то странные места, на какие-то коробящие несообразности в тексте, коробящие тем более, что текст-то в целом, как я уже отметил, великолепен. Ну, это... как неожиданно фальшивая нота у виртуозного музыканта или как если бы всемирно прославленный тенор дал бы вдруг "петуха"... Я как раз сейчас читаю "Жюстин" - первый из четырех романов татралогии. И вот лишь несколько дилетантских моих замечаний (осмелюсь их высказать, хоть и рискую прослыть много о себе мнящим профаном - а я и есть профан, сознаюсь сразу).
Вот Дарли, выступающий в "Жюстин" повествователем, описывает Жоржа Помбаля:
"Он похож на слизня цвета пергамента — огромный медлительный человек, поклонник бесконечных послеполуденных сиест и сын Кребийона".
Невольно возникает вопрос, что имел в виду Дарли (и, соответственно, сам Даррелл), назвав Помбаля "сыном Кребийона"? Может, рассказчик имел в виду, что Помбаль воспитан на его "сказках"? Однако, обратимся к оригиналу:
"He is a pegamoid sloth of a man, a vast slow fellow given to prolonged afternoon siestas and Crébillon fils".
Вроде, все верно и "Crébillon fils" правильно переведено как "сын Кребийона". Правильно переведено... с французского! Но, с чего бы это Даррелл перешел вдруг с английского на французский?!? Все же, даррелловская "Жюстин" - не джойсовские "Поминки по Финнегану", написанные из формалистского эксперимента на смеси разных языков, и даже то, что Жорж Помбаль - француз, вряд ли делает ситуацию яснее. Однако, все объясняется гораздо проще. Клод Кребийон(фр. Claude Prosper Jolyot de Crébillon) — французский писатель XVIII века, не менее известен, также, как Кребийон-сын, поскольку его отец Проспер Жолио де Кребийон - тоже был небезызвестным литератором. Вот как об этом сказано во французской Википедии: "Claude-Prosper Jolyot de Crébillon, dit Crébillon fils" ( http://fr.wikipedia.org/wiki/Claude-Prosper_Jolyot_de_Cr%C3%A9billon ), где "dit" означает "называемый" или "именуемый". Итак, "Crébillon fils" - это не "сын Кребийона", в данном случае, а "Кребийон-сын" или "Кребийон-младший" (именно так он, к примеру, именуется в "Литературной энциклопедии": http://feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/le5/le5-5481.htm?cmd=2&istext=1). И тогда все становится на свои места и текст следует читать так: ""Он похож на слизня цвета пергамента — огромный медлительный человек, поклонник бесконечных послеполуденных сиест и Кребийона-младшего". То есть, Помбаль, всего лишь, поклонник Клода Кребийона, а не его "сын" (в каком бы смысле данное "сын" ни истолковывать). Впрочем, возможно я зря наговариваю на уважаемого переводчика, и виноваты в данном ляпе люди издавшие роман (у меня издание питерского "Инапресс", отпечатанное в 1997 году). Такой вывод я могу сделать из того, что в электронном виде в переводе мы находим немножко другой текст: "Он похож на слизня цвета пергамента — огромный медлительный человек, поклонник бесконечных послеполуденных сиест и Crebillon-fils". ОК (хотя, дивное своеволие со стороны издательства, вмешавшегося в текст переводчика и... изуродовавшего его, а на простую опечатку не сильно, если честно тянет, ибо... странная какая-то "опечатка"). Но, я не уверен, что и такая подача текста Даррелла вполне правомерна. Почему? Да потому, что в английской традиции имя писателя так и принято писать: Crébillon fils. Вот пример:
"Crébillon fils, Claude‐Prosper Jolyot de (1707–77), French novelist. Son of a playwright and French academician, Crébillon fils used the parodic fairy tale to satirize political and religious issues. His L'Écumoire (The Skimmer, 1734), Atalzaide (1745), and Ah! Quel conte (Ah! What a Tale, 1754) use oriental settings, erotic double‐entendre, and sophisticated narrative techniques. Of these tales, L'Écumoire is especially significant. Besides earning Crébillon fils a brief prison sentence, it inaugurated a series of 18th‐century French libertine fairy tales and provides an innovative critique of prevailing narrative models". (отсюда: http://www.answers.com/topic/claude-prosper-jolyot-de-cr-billon-1 ).
То есть, для человека, для которого английский родной, Crébillon fils не будет выглядеть столь же чужеродным элементом, каким оно смотрится в русском тексте. Хотя, это, конечно, мелочная придирка, на которую, может, и не нужно обращать внимание. Однако, надеюсь, для тех, кто читает "Жюстин" в том же издании, что и я, данный мой комментарий может быть не вовсе бесполезен. Но, пойдем далее.
Вот еще один небольшой фрагмент текста в переводе Михайлина:
"Улицы разбегаются от доков, прогибаясь под суперкарго облезлых гнилых домов, дышащих друг другу рот в рот, падающих навзничь".
Красиво? - Не то слово - вос-хи-ти-тель-но! Однако, я - человек, чей словарный запас, увы, довольно скуден, оттого, до недавнего времени, в лексиконе моем напрочь отсутствовало это загадочное слово "суперкарго". Что ж, я сызмальства приучен: если видишь непонятное слово... не поленись - загляни в словарь. Ну, я и заглянул (заранее доверившись переводчику и полагая найти в словаре нечто, по определению, в данном контексте уместное). И что же я нашел? Вот словарная статья:
"СУПЕРКАРГО (англ. supercargo) - доверенное лицо фрахтователей, сопровождающее зафрахтованное в тайм-чартер судно для контроля должного соблюдения интересов фрахтователей, включая прием и сдачу грузов, использование грузовых помещений, расходование средств. С. не вправе вмешиваться в сферу судовождения и управления судном. Под С. может также пониматься лицо, сопровождающее грузы в тех случаях, когда они требуют специального наблюдения или обслуживания при перевозке. Право грузовладельцев направлять своих представителей для сопровождения грузов обычно оговаривается в чартерах" (Юридический словарь. 2000).
Все прочие словари говорят примерно тоже самое. Никаких иных определений у слова "суперкарго" в русском языке нет (я, во всяком случае, не нашел - как ни старался). А теперь снова перечтем фрагмент (будучи, теперь, людьми образованными). И что получается? Фигня, миль пардон, какая-то получается! Все очарование растаяло, распалось. Насколько б ни была сложна, порой, метафорика, поэтика, образность даррелловского текста - это уже что-то через край. Сюрреализм какой-то выходит (бретоновское "автоматическое письмо"). Даже дадаизм. "Изысканный кадавр", иными словами. Но, может, переводчик что-то напутал? Опять же, обратимся к оригиналу:
"Streets that run back from the docks with their tattered rotten supercargo of houses, breathing into each others’ mouths, keeling over".
Нет, все, вроде, верно. Вон он "rotten supercargo of houses". Но, может, у английского слова "supercargo" есть еще какое-нибудь значение, и мы здесь попросту столкнулись с так называемыми "ложными друзьями переводчика"? Опять нет. Англо-русский словарь Мюллера, например, знает лишь один вариант перевода данного слова на русский: "supercargo" это - "суперкарго". Так что, переводчику не за что пенять, и "виноват" сам Даррелл? Давайте не будем спешить. Дело в том, что для англоговорящего слово "supercargo" отчетливо распадается на две состовляющие: "super" - "сверх" и "cargo" - "груз" (что вовсе не столь очевидно для человека русскоговорящего, хотя, слово "карго", как специальный термин, существует и в русском языке, да и приставка "супер-", особенно в наши дни, на слуху, что называется). Так вот, рискну предположить, что речь здесь идет не о каком-то, совершенно не к месту упомянутом "суперкарго", а просто о "сверхгрузе", "чрезмерном грузе". А ну-ка, попробуем вставить что-нибудь из этого в обсуждаемый фрагмент, заместо "суперкарго"! И что получилось? Да все опять же встает на свои места и никаких тебе "изысканных трупов" (хоть кому-то, может, и обидно). Более того, боюсь для Даррелла употребление слова "supercargo" именно в таком значении довольно характерно (и переводчик, соответственно, не единожды попался в эту ловушку). Вот еще один фрагмент, тоже из "Александрийского квартета", но уже из другого, входящего в тетралогию, романа - из "Маунтолива":
"Что же до Нессима — он ничего не растерял за годы разлуки, но только лишь добавил — этаким суперкарго — к врожденному благородству и шарму широту интересов, суждений и взглядов и выглядел совершеннейшим европейцем — в разительном контрасте с провинциальной здешней публикой".
И здесь, как мне кажется, стоило бы "supercargo" перевести как-нибудь по-другому (ну, не знаю, какой-нибудь "дополнительной нагрузкой", что ли). Ибо и здесь "суперкарго" кажется не вполне уместным и режет глаз. Мне, во всяком случае.
А вот еще один фрагмент из "Жюстин":
"Где-то здесь же, поодаль, сидит в огромном, занавешенном коричнево-желтыми гардинами кабинете Жюстин и переписывает в дневник страшные афоризмы Гераклита. Сейчас эта тетрадь передо мной. На одной из страниц она написала: «Трудно противостоять желаниям сердца: если оно чего-то очень захочет, то купит все равно и заплатит душой». И ниже, в скобках: «Сомнамбулы, маги, бакши, ленаи и посвященные…»
Из фрагмента, вроде бы, очевидно, что Жюстин цитирует Гераклита. Откуда же в тексте у древнегреческого философа взялись среднеазиатские шаманы и народные сказители?!? А именно это обозначает слово "бакши" (или, правильнее "бахши"). Вот ссылка на соответствующую статью в Википедии:
http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%B0%D1%85%D1%88%D0%B8
Что это? Историческая сенсация? Или Даррелл что-то напутал? Да нет, Даррелл, как раз, ничего не напутал. И вновь обратимся к оригиналу:
"Somewhere else, in a great study hung with tawny curtains, Justine was copying into her diary the terrible aphorisms of Herakleitos. The book lies beside me now. On one page she has written: 'It is hard to fight with one's hearth's desire; whatever it wishes to get, it purchases at the cost of soul.' And lower down in the margins: 'Night walkers, Magians, Bakchoi, Lenai and the initiated...."
Итак, что мы там видим? А видим мы у Даррелла неких "Bakchoi". Слово и впрямь загадочное, в англо-русском словаре вы его вряд ли обнаружите. Но, - задаюсь я вопросом - отчего переводчик решил перевести его как "бакши"? Лично для меня ИМЕННО ЭТО и является единственной, на деле, загадкой. Так как загадка слова "Bakchoi" как раз таки разрешается очень просто. Достаточно... обратиться к первоисточнику. Нет, на этот раз не к Дарреллу, а к Гераклиту. И у него мы находим что вся фраза (по-гречески, естественно) звучит следующим образом:
"Nyktipoloi, magoi, bakchoi, lenai, mustai"
Что же по этому поводу говорят переводчики с древнегреческого на... в данном случае нас интересует перевод на английский. А говорят они следующее:
"Nyktipoloi, magoi, bakchoi, lenai, mustai" is literally translated "Night-walkers, mages, bacchants, lenai, and the initiated"
Вот оно, искомое: "bacchants"! То есть, на языке "родных осин" - "вакханты". Вакхант, что в наших словарях определяется как "лат. bacchans, отправляющий праздник Бахуса, мужчина, праздновавший вакханалии вместе с вакханками". И никаких тебе "бахши" или "бакши". И очень даже естественно эти "вакханты" выглядят у Гераклита. И никаких загадочных анахронизмов. Кстати, тут КАК РАЗ случай, когда Даррелл (хоть "Жюстин" и не "Поминки по Финнегану" :)), нарочито "недоперевел" так сказать Гераклита, сохранив греческое "bakchoi". И тут, КАК РАЗ тот случай, когда слово НЕ НУЖНО было переводить на русский (в отличие от "Crébillon fils"), тем более - переводить столь неадекватно, а нужно было сохранить написание оригинала, и, пометив звездочкой, дать внизу страницы сноску с его пояснением (как сделал переводчик, допустим, с другим греческим словом - daimon, то есть, "дух", "гений", употребленным в отношении Бальтазара). А если уж решено было переводить, то переводить нужно было соответственно, это во-первых, а во-вторых, для гармоничности, стоило бы тогда перевести и "ленаи", что, по-сути, на русский переводится как "вакханки": "сомнамбулы, маги, вакханты, вакханки и посвященные…». И опять все встает на свои места.
На самом деле, вся эта "критика" - лишь попытка облегчить задачу тем, кто читает или собирается читать "Александрийский квартет", дабы им не пришлось, как мне, рыскать в поисках ответов на такие вот "загадочные места" в текстах Даррелла, отвлекаясь от самого удовольствия чтения. А Вадиму Михайлину - в сотый раз - огромнейшее спасибо. И просьба (если, мало ли, мой пост попадется ему на глаза) - не обижаться. Я прекрасно знаю, что критиковать легко (как и пройтись шерхебелем по уже сделаному кем-то, устраняя незначительные шероховатости). Повторяю, если бы не Вадим (прошу прощения, но отчества не знаю), еще не известно, когда бы русскоговорящий читатель получил "своего" Даррелла. Да и был бы он хоть вполовину так же хорош, как Даррелл михайлинского перевода.
P.S. Забыл еще один момент. В романе также рассказывается об экс-супруге Жюстин, французском писателе "албанского происхождения", чья фамилия в оригинале передается Arnauti. У В. Михайлина он Арноти (произносить, вероятно, следует с ударением на последний слог, согласно правилам французского языка). Ошибки, собственно, здесь никакой нет. По-французски фамилия именно так бы и читалась - АрнотИ. Но, я бы на месте переводчика передал фамилию этого персонажа как Арнаути. Почему? Дело в том, что "арнаут", собственно, и есть "албанец" (во многих языках, в т.ч. когда-то так албанцев называли и в России). К тому же, существует и албанский субэтнос - "арнауты". Поэтому фамилия "говорящая" - и для читающего Даррелла в оригинале - в том числе, ибо он видет ее написание, тогда как для читающего по-русски в имеющемся переводе в этой фамилии нет ничего "специфически албанского" - Арноти и Арноти, "обычная" французская - вроде как, да кто там разберет - фамилия. Из-за чего теряется часть "пряности" текста, его экзотичности и александрийского "национального многоголосья" (весьма, на деле, для тетралогии в целом и для конкретного романа характерного). Об "арнаутах": http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D1%80%D0%BD%D0%B0%D1%83%D1%82%D1%8B