не моя война

Рустам школьный мой товарищ на одну четверть в восьмом классе в грозненской 41 школе.
Где он не знаю и вряд ли узнаю, потому как кроме его имени ничего не помню, а с учетом моей памяти на лица вряд ли составлю его фотопортрет. Парень с нелегкой судьбой в послевоенном завгаевском Грозном. Отец чеченец, мать русская. Отец умер за независимость, мать работала в правительстве - в системе, против которой боролся его отец. Блин, сколько драк в классе у него было из-за этого факта. В нем сочеталось и от отца и матери: дерзость и добрата: совсем не злился когда я потерял обойму от пистолета стрелявшая круглыми шпульками, когда раздолбал ему пульт от денди, короче из-за меня у него только траты были.
Они жили в полусгоревшей девятиэтажке, что находилась в центре города, возле трамвайных путей. По субботам мы у него играли в денди в коммандос, пили какао, никаких родителей рядом – блин, счастливое детство…потом я с младшим братом уехали в лагерь, что в Нальчике на две недели, которые затянулись на гораздо больший срок, потому как в Чечне началась очередная бойня, ну собственно Рустам наверное то же куда-то уехал…

№20 школа
Но до этого я учился в 20 школе. Точнее сгоревшая школа стояла рядом, а мы учились в спортзале. Это конечно было очень прикольно. С 7-го по 11-ый класс в одном зале, потихоньку пробежался, сел и ты уже в девятом классе, пробежался еще немного и ты в 11-ом классе. Вот где мы все учились терпимости, говорить нужно было тихо, что бы не отвлекать географичку и 10 класс, своей математикой за 8-ой класс. Учебой можно было это назвать с натяжкой, больше помню про завод в который мы ходили всем классом за наклейками чеченского флага (там их было много) которые мы клеили все без исключения на свои папки и за колесами напоминающие колеса скейта, и каждый прикидывал как сделать себе скейт, потому как родителям не до скейтов и велосипедов было тогда…. Собственно спасибо всем учителям, что тогда вышли и преподавали, когда еще кругом лежали каски с пробоинами и бронежилеты с дырками, а мы, возвращаясь после уроков, подбирали их и экспертно решали, выжил или нет, тот кто его носил.

  прочла 1zzz  и тоже всякое повспоминала...как стекла вылетали, когда взорвали дом военных, где погибли школьные знакомые и маленький Абдульчик, как я в первый раз узнала, что мальчики умеют плакать, как тогда еще Зухре(а после болезни Марьям) рассекло бровь, а мы завидовали что так красиво рассекло. Кто знал, что пройдет несколько лет после школы и одноклассница Марьям выйдет замуж за одноклассника Хаджи-Мурата, а потом пройдет еще немного времени -их квартиру обстреляют, Хаджи-Мурата убъют как террориста, а беременная Марьям наденет на себя черный хиджаб. И сейчас их детских воспоминаний о двух одноклассниках останутся только детали, вроде рассеченной брови и родинки Хаджи-Мурата, которую вспомнят все девочки класса).
вспомнилось, как во время событий в Карамахи и Чабанмахи мы просто жили в своем Буйнакске, и звуки войны, которые очень отчетливо доносились до нас стали привычными. и вся эта военная техника,разъезжающая по городу не пугала совершенно, не была чем-то инородным. мы просто не знали, что бывает другая жизнь, и снайперы на крыше школы-это скорее ненормально, чем наоборот.  и, конечно, я совершенно не понимала, что значит жить по-соседству с домом Раппани Халилова.
 и хотя военных действий мы, дети, не видели, но знали, что война где-то рядом. на подступах. тогда мне казалось, что так будет всегда. что пугать приезжих русских солат точками от луча-указки-это очень весело. хотя, если уж совсем честно, иногда было страшно. но родители не разрешили родственникам увезти меня в Москву, когда уже стало страшно по-настоящему.
потом что-то вроде изменилось, а я замечтала стать военным корреспондентом, но пары спецопераций в Махачкале и пары трупов хватило, чтобы понять насколько это не моя война. 
и не фига это не романтично.  просто кто-то зарабатывал на том, из-за чего умирали мои одноклассники.