Наука зарабатывать: как команда талантливых математиков создала один из лучших в мире инвестфондов

Взято отсюда

В конце 1980-х математик Джим Саймонс основал уникальный инвестиционный фонд Medallion, который с тех пор почти никогда не терял деньги. Это одна из самых успешных и закрытых финансовых организаций в мире. Впрочем расследование Bloomberg о том, как команда ученых зарабатывает миллиарды долларов и почти 30 лет оставляет позади всех конкурентов...


Джеймс Саймонс

В 80 километрах к востоку от Уолл-стрит раскинулась отмель в форме китового хвоста, отделяющая пролив Лонг-Айленд от залива Консайенс. Особняки в этом районе — с длинными закрытыми для проезда посторонних аллеями и видами на миллион долларов, — часть поселения под названием Олд Филд. Местные называют эту денежную местность иначе — Ривьера Renaissance.

А все потому, что здешние богатейшие жители — поголовно ученые — работают на количественный* хедж-фонд Renaissance Technologies, расположенный в соседнем Ист-Сетокет. * Количественные (quantitative) фонды принимают решения исключительно на основании математических алгоритмов. Они также являются создателями и попечителями фонда Medallion — вероятно, лучшей в мире машины по зарабатыванию денег. Доступ к Medallion Fund есть только примерно у 300 сотрудников Renaissance, около 90 из которых имеют докторскую степень, а также у тех немногих, кто крайне тесно связан с компанией.
Легендарный фонд, известный тем, что существует за большим количеством закрытых дверей, по данным Bloomberg, за 28 лет заработал $55 млрд, что делает его на $10 млрд прибыльнее фондов под руководством миллиардеров Рэя Далио и Джорджа Сороса. Более того, добиться таких результатов удалось за более короткое время и с меньшим числом активов под управлением. Фонд почти никогда не теряет денег. Наибольшей потерей за пятилетний период стали полпроцента.
«Renaissance — коммерческая версия «Проекта Манхэттен», — считает Эндрю Ло, профессор финансов школы менеджмента MIT Sloan и председатель совета директоров компании AlphaSimplex, которая занимается финансовым анализом. Ло отдает должное Джиму Саймонсу — 78-летнему математику, основавшему Renaissance в 1982 году и собравшему такую успешную команду ученых. Ло поясняет: «Они — вершина, лучшие специалисты по количественному анализу. Остальные и рядом не стояли».
* Саймонс и его партнер Генри Лауфер поддерживали демократов и в общей сложности вложили в Демократическую партию почти $30 миллионов.
Немногие фирмы становятся объектом столь пристального внимания, а также такого количества слухов и спекуляций. Все слышали о Renaissance, но почти никто не знает, что происходит внутри компании (в управлении которой находятся еще три хедж-фонда с общим капиталом примерно в $26 млрд, открытых для внешних инвесторов, хотя их показатели впечатляют не так, как Medallion). Кроме информации о Саймонсе, который отошел от дел в 2009 году и посвятил себя благотворительности, о небольшой группе ученых до настоящего времени было известно совсем немного, а между тем их общее состояние превышает ВВП некоторых стран, а влияние на политику Соединенных Штатов стремительно растет — до сих пор*. Владельцы и руководители Renaissance через официального представителя компании, Джонатана Гастхалтера, отказались предоставить информацию для этой статьи. Все написанное далее — результат обширного исследования и пары десятков интервью с людьми, которые знают их, которые работали с ними и которые с ними соперничали.
Renaissance уникален — даже среди хедж-фондов. Прежде всего от остальных его отличает гений — и оригинальность — людей, которые там работают. Питер Браун, один из руководителей фирмы, спит в своем офисе на подъемной кровати. Его коллега, Роберт Мерсер, говорит очень редко; на совещаниях вы скорее услышите, как он насвистывает «Янки Дудл Денди», но только не его голос. Еще там есть пара близнецов (оба — доктора наук, специалисты по теории струн), которым шумные споры, судя по всему, помогают находить правильные решения.



Для сторонних наблюдателей главным секретом остается то, как Medallion удалось увеличить среднегодовой доход до 80% (если считать до уплаты налогов). «Даже спустя столько лет им удается затмевать подражателей», — делится Филиппе Боннефой, бывший инвестор Medallion, позднее основавший финансовую компанию Eleuthera Capital, базирующуюся в Швейцарии. Конкуренты, тем не менее, выделили несколько вероятных причин успеха Renaissance. Так, ее компьютеры — одни из самых мощных в мире. В распоряжении ее сотрудников больше информации, лучшей информации. Они обнаружили больше сигналов, на которых впоследствии можно строить предсказания, у них лучшие модели размещения капитала. Они также уделяют особое внимание стоимости сделок и следят за тем, как их действия влияют на рынок.
Но продолжит ли Medallion делать деньги, ведь компьютерный анализ становится все дешевле, а конкуренты не дремлют?
Для инвесторов, разочарованных тем, как простые смертные в последнее время распоряжаются деньгами, такие фонды кажутся спасением. В 2016 году в количественные хедж-фонды вложили $21 млрд, в то время как из других фондов вывели $60 млрд.

Успех Renaissance, конечно, полностью обеспечили люди, которые разработали, улучшили и продолжают использовать алгоритмы Medallion; многие из них встретились в IBM в 1980-х, где занимались статистическим анализом, решая труднейшие лингвистические задачи. Вот их история.
Саймонс и без того хорошо известен: математический гений, профессор в MIT и Гарварде, лауреат премии Освальда Веблена по геометрии, один из авторов теории Черна — Саймонса. Он также работал в Институте анализа обороны, где взламывал коды и занимался поиском зашифрованных сообщений.
Цель финансового трейдинга схожа: необходимо создавать модели, которые позволят уловить сигналы, зашифрованные в шуме рынков. Часто эти сигналы тихие, словно шепот, хотя и помогают предсказывать движение цен акций, облигаций или барреля нефти. Это сложная задача. Движения цен зависят не только от каких-либо фундаментальных правил, течений, но и нередко от иррационального поведения игроков на рынке.
И хотя Саймонс потерял работу в Институте анализа обороны после того, как осудил войну во Вьетнаме, написав письмо в The New York Times, связи, которые он получил, работая в сфере криптографии, помогли ему основать Renaissance, а еще через несколько лет — Medallion. Следующие 10 лет Саймонс пробовал себя в сделках по продаже торговых фьючерсов, одновременно руководя кафедрой математики в университете Стоуни-Брук. В 1977 году он окончательно ушел из науки, чтобы попробовать себя в управлении финансами.
Сначала Саймонс покупал и продавал биржевые товары, делая ставки на основе базовых принципов — например, таких, как правило спроса и предложения. Занятие такого рода оказалось для него мучительным, поэтому он обратился за помощью к знакомым криптографам и математикам, чтобы сконцентрироваться на изучении рыночных паттернов, — в команде оказались Элвин Берлекэмп и Леонард Баум, его бывшие коллеги по Институту анализа обороны, и два профессора университета Стоуни-Брук — Генри Лауфер и Джеймс Акс. В интервью 2015 года Саймонс упомянул: «Мы полагали, что есть другие, статистические способы предсказывать цены. Постепенно мы стали создавать подобные модели».
В основе таких моделей обычно лежат два способа: либо следование за трендами, либо закон чередования. Renaissance в своих системах смог их объединить. Поначалу результаты были неоднозначными: прибыль в 1988 году, в первый год работы фонда, достигла отметки в 8,8%, но в следующем году, в 1989-м, убытки составили 4,1%. Однако в 1990-м, сосредоточив внимание на краткосрочных сделках, Medallion добился прибыли в 56% за вычетом сборов. «Я был уверен, что наши модели могут быть еще лучше, — говорит Берлекэмп, который вернулся к научной работе в 1991 году, став почетным профессором Калифорнийского университета в Беркли. — Но я и не думал, что они станут настолько хороши».
Со временем ученые зашли так далеко, что разработали собственный язык программирования для создания моделей. Сейчас Medallion использует десятки стратегий, которые работают как слаженная система. По информации людей, близких к фонду, код, с которым работает компания, содержит несколько миллионов строк. За отдельные области исследований ответственны различные команды, но на деле каждый может заниматься чем угодно. Каждый вторник проводится собрание, на котором обсуждаются все идеи.



С начала 1990-х большие ежегодные прибыли стали нормой для Renaissance: 39,4%, 34%, 39,1%. Потенциальные инвесторы то и дело пытались попасть в Medallion, но фонд не обращал на них внимания. Боннефой вспоминает, как набрал манхэттенский номер фонда и в итоге услышал только запись с размерами ежемесячной прибыли.
Юридический отдел Renaissance по совместительству стал еще и бесполезной службой по работе с клиентами (даже сейчас сайт компании выглядит так, словно застрял в эпохе Netscape). В 1993 году Renaissance перестал принимать деньги от сторонних инвесторов. Платежи также неуклонно росли: от 5% капитала и 20% прибыли, до 5 и 44% соответственно. «Они непомерно подняли платежи, но все равно были далеко впереди всех», — говорит Боннефой, которого, как и других сторонних инвесторов, исключили из Medallion в 2005 году.
Вдохновленный успехом Medallion, в середине 1990-х Саймонс искал еще больше исследователей. Резюме с опытом работы на Уолл-стрит и даже финансовым прошлым служило пропуском в компанию. «Мы нанимаем людей, которые действительно занимались наукой», — однажды сказал Саймонс. Следующая волна талантов — многие из которых по сей день составляют костяк команды — пришла из нью-йоркского Исследовательского центра IBM имени Томаса Дж. Уотсона, где они работали над технологиями распознавания речи и машинного перевода.
Первое время, когда ученые только начинали сталкиваться с этими задачами, они обращались к лингвистам и пытались запрограммировать грамматику. В IBM группа ученых, в которую входили Мерсер и Браун, пришла к выводу, что найти решение будет проще, если использовать статистику и теорию вероятностей. (Их руководитель Фредерик Йелинек любил повторять: «Стоит мне уволить лингвиста, и система тут же начинает работать лучше».) По словам ученых, работавших тогда в исследовательском центре, в компьютер загружались огромные объемы данных. Например, документы из канадского парламента были представлены как на английском, так и на французском, на котором не говорил никто из ученых. (Как следует из одного источника, однажды Мерсер пропал на несколько месяцев, чтобы вбить в компьютер систему французского склонения.)
«Технологии распознавания речи и перевода находятся на стыке математики и теории вычислительных машин», — считает Эрни Чан, работавший в исследовательском центре в середине 1990-х, сейчас владелец аналитической фирмы QTS Capital Management. Ученые не просто занимались теоретическими задачами — они разрабатывали теории и писали программное обеспечение, чтобы реализовать их на практике, рассказывает он. Работа, проделанная группой, в конечном счете проложила путь для Google Translate и Siri.
В 1993 году Мерсер и Браун обратились к руководству IBM с дерзким предложением, рассказывает источник, знакомый с ними: позволить им создать модели для управления частью гигантского пенсионного фонда компании, на тот момент составлявшего $28 млрд. В IBM им отказали, не понимая, что вообще могут знать об управлении инвестициями специалисты по вычислительной лингвистике. Но этот дуэт только начал увлекаться финансовыми рынками.



В тот же год Ник Паттерсон, в прошлом дешифровщик, работавший на спецслужбы Великобритании и США, присоединился к Renaissance и наладил контакт с Брауном и Мерсером. «У IBM были большие проблемы, и моральное состояние было подавленное, так что это была хорошая возможность сменить работу», — признается Паттерсон, который проработал в Renaissance до 2001 года, а сейчас занимает должность старшего специалиста по вычислительной биологии в Институте Брода при MIT и Гарварде. Браун и Мерсер также решили присоединиться, привлеченные зарплатой в полтора раза выше. Они жили в Сетокете и часто обедали вместе. Когда приносили счет, они доставали особый калькулятор, который мог генерировать случайные числа. Тот, чье число было больше, платил.
«Renaissance создали несколько математиков. Они не имели ни малейшего понятия о том, как программировать. Они пытались научиться этому, читая инструкции к компьютерам, а это не самый лучший способ», — рассказывал Браун на конференции по вычислительной лингвистике в 2013 году. Они с Мерсером научились создавать большие системы, над которыми одновременно работало много людей, и этот навык они использовали во благо Renaissance. Но это не значит, что в их новой сфере деятельности совсем не возникало трудностей. «Сфера финансов полна помех», — признался ученый.
К ним на Лонг-Айленде присоединялось все больше ветеранов IBM, в том числе близнецы Стивен и Винсент Делла Пьетра, изучавшие теорию струн, Лалит Бал, написавший алгоритмы по распознаванию человеческой речи, Мукунд Падманабхан, чьей специальностью была обработка цифровых сигналов, программисты Дэвид Магерман и Глен Уитни, писавший программы в качестве летней практики. «Ушедшие из IBM все вместе представляли большую ценность, чем по отдельности», — вспоминает Чан.
Атмосфера в Renaissance радикально отличалась от той, которую они оставили. «Мы быстро поняли, что финансовый мир отличается от IBM. Он безжалостен. Либо твои модели работают лучше, чем у других, и ты делаешь на этом деньги, либо нет, и тогда ты разоряешься. Такое давление вынуждает всех по-настоящему сосредоточиться», — рассказывал Браун на конференции.
Они также тратили много усилий на сбор, сортировку и чистку данных, а также на представление ее в виде, доступном для исследователей. «Если у вас появилась идея, вы хотите протестировать ее как можно скорее. Но если при этом вам приходится приводить в порядок данные, это катастрофически замедляет процесс», — признается Паттерсон.
Для жадных до данных специалистов стимулом были не только задачи, бросающие вызов их уму, но и нечто куда менее материальное — семейная атмосфера в Renaissance. Саймонс был для всех своего рода великодушным отцом. Ни один человек, занимавший руководящую должность в Renaissance, не обладал его даром общения с людьми. Те, кто знал его и саму компанию, рассказывают, что он вдохновлял всех на слаженную работу. «У нас царит атмосфера свободы. Мы стараемся убедиться в том, что каждый знает, чем занимается другой, и чем скорее, тем лучше. Это всех подбадривает», — сказал Саймонс в своей речи в MIT в 2010 году.
Когда команда из IBM вошла в состав Renaissance, Medallion уже приносил ежегодную прибыль в размере как минимум 30% (за вычетом налогов), по большей части за счет торговли фьючерсами. Поначалу любую аномалию можно было легко обнаружить и использовать. По словам одного из бывших инвесторов, ученые из Renaissance отметили, что разница во времени между закрытием опционов Standard & Poor’s и фьючерсных торгов — 15 минут, и какое-то время извлекали из этой детали выгоду. По его словам, в системе было много подобных отклонений и исследователи выжимали из них максимум. Их изучение приносило огромные деньги — сначала миллионы, а вскоре и миллиарды.
Когда к компании присоединились Мерсер и Браун, их определили в разные сферы исследований, но вскоре стало ясно, что они куда лучше работают вместе, чем порознь. Они дополняли друг друга: Браун был оптимистом, а Мерсер — скептиком. «Питер очень креативен, у него всегда полно идей, а Боб всегда говорит: «Мы должны как следует это все обдумать», — описывает их Паттерсон. Они взяли на себя ответственность за акционерные группы, которые, как говорили, теряли деньги. «Им потребовалось четыре года, чтобы наладить работу системы. Джим был очень терпелив», — вспоминает Паттерсон. Вклады окупились. По данным Министерства труда США, на сегодняшний день акционерные группы приносят значительную часть всей прибыли Medallion, в основном через деривативы и операции с капиталом, в четыре-пять раз превышающим их собственный.



«Вы должны построить систему, которая состоит из множества уровней. И каждый раз, когда у вас появляется идея, вы должны проверить, действительно ли она новая или она уже каким-то образом заложена в то, чего вы достигли», — рассказывал Саймонс в 2000 году в своем интервью Institutional Investor, объясняя философию, которая стоит за фирмой и за моделью Medallion. Как только это определено, команда должна понять, какое значение нужно придать этой идее. В конечном счете с течением времени сигналы могут оборваться, но обычно их продолжают хранить, так как иногда они могут появиться вновь или привести к непредвиденным последствиям, если их убрать. По информации из одного источника, в Medallion ведут учет всех позиций вне зависимости от того, идет речь о секундах или о целых сезонах.
На конференции 2013 года Браун привел пример информации, которой они поделились с внешними инвесторами Medallion. Изучая данные об облачности, они нашли связь между солнечными днями и подъемами рынков везде, от Нью-Йорка до Токио. «Оказалось, что, когда в Париже облачно, рынок во Франции поднимется с меньшей вероятностью, чем когда за окном солнечно», — рассказал он. Но на этом все же нельзя было сделать большие деньги, так как это справедливо лишь в чуть более чем 50% случаев. Браун продолжил: «Смысл в том, что, когда мы находили по-настоящему сильные и значимые сигналы, оказывалось, что ими уже давно успели воспользоваться… Мы занимаемся тем, что ищем и ищем. Среди нас около 90 докторов математических и физических наук, которые просто сидят и ищут такие сигналы весь день. У нас 10 тысяч процессоров, которые постоянно отшлифовывают данные в поисках сигналов».
По словам людей, знакомых с фирмой, помимо специалистов в области лингвистики, на успех системы всегда оказывали огромное влияние и астрофизики. Эти ученые специализируются на отслеживании так называемых шумных данных. Специалисты по теории струн также играли значительную роль, и братья Делла Пьетра, которые объединились со своими бывшими боссами из IBM для работы над акционерными капиталами, были одними из первых подобных ученых. Похожие друг на друга как две капли воды, близнецы, которым сейчас исполнилось 56 лет, всегда держались друг друга. Они участвовали в научной деятельности Колумбийского университета, еще учась в старших классах; поступили в Принстонский университет, чтобы изучать физику; оба получили докторские степени в Гарварде в 1986 году.
В Renaissance Делла Пьетра занимали соседние офисы, соединенные внутренним окном, чтобы можно было вести дискуссии. «Они очень креативные и всегда соревнуются между собой», — вспоминает Паттерсон.
Команда из IBM сосредоточила свои усилия на повышении производительности и эффективности системы. Так как модели, созданные в Renaissance, были ориентированы на краткосрочные сделки, ученые из IBM следили за издержками и изучали, как их деятельность влияла на рынок. Они также проверяли, соответствуют ли сделки и доходы системным задачам, так как невыгодная цена или другой просчет могли пустить под откос всю операцию.
Сколько именно денег заработает сотрудник, зависит от его вклада в развитие фирмы, и сотрудничество с остальными позволяет получить кусок побольше. Между сотрудниками распределяются те доли, которые они могут приобрести. Вдобавок к этому четверть каждой зарплаты откладывается и на четыре года инвестируется в Medallion. Каждый сотрудник также делает взносы в размере «5 и 44».



Практически с самого начала Саймонс понял, что общий объем фонда может повлиять на производительность: слишком большое количество денег портит прибыльность. В настоящее время Renaissance поддерживает капитал Medallion на уровне между 9 и 10 миллиардами долларов — десять лет назад эта сумма была в два раза меньше. Прибыль распределяют каждые полгода.
Благодаря Medallion собственный капитал Саймонса (который до сих пор владеет половиной фирмы), согласно рейтингу миллиардеров Bloomberg, составляет порядка $15,5 млрд. Лауфер, владеющий второй по размеру долей в фирме (возможно, не менее 25%), Браун и Мерсер тоже имеют состояния в сотни миллионов долларов.
Деньги, равно как и семейная атмосфера внутри компании, только по-своему сближают команду. За исключением ученых, решивших посвятить себя научной работе, или тех, кто активно занимается благотворительностью, никто не уходит из Renaissance. А с чего бы? Они занимаются сложными задачами, их окружают высокопрофессиональные коллеги, а зарплаты огромны.
Когда все в Medallion разбогатели, их стиль жизни изменился. Поездом до Манхэттена никто не ездил — все стали летать на вертолетах. Ученые пересели с Honda на Porsche. Роскошные хобби вошли в привычку. Кузен Саймонса Роберт Лури, возглавляющий отдел, исследующий фьючерсы, построил своей дочери ипподром. Его своды были столь высоки, что для их доставки на место постройки пришлось ночью закрывать мост в Нью-Йорк. Яхты тоже пользовались популярностью. Мерсер организовал их приобретение, при этом каждая была названа «Морская сова». В свою очередь, на 222-футовом «Архимеде» Саймонса был камин. Двигательная система обеих яхт была настолько новой, что им не нужен был даже якорь. Вечный душа компании Саймонс планировал поездки для сотрудников — на Бермуды, в Доминиканскую Республику, Флориду, Вермонт — и предлагал им брать с собой семьи. Внутри компании ходят предания о том, как во время одной из горнолыжных поездок Саймонс, будучи заядлым курильщиком, оплатил ресторану страховку, чтобы не отказывать себе в своих любимых сигаретах Merit.
Но деньги также угрожали разрушить эту семейную атмосферу. В 2001 году в Renaissance устроился работать русский ученый Александр Белопольский, который, как и многие его коллеги, отправился на Запад после краха Советского Союза. Паттерсон был против того, чтобы брать его, так как до этого он работал на Уолл-стрит, где часто менял должности. Его опасения оказались пророческими. В 2003 году он и еще один русский (Павел Вольфбейн) объявили, что уходят работать в хедж-фонд Millennium Partners, где они выторговали для себя значительные бонусы и получили право оставлять довольно крупную часть прибыли себе. Renaissance подал в суд на них и на Millennium, обеспокоенные тем, что они могут выдать секреты фирмы. В итоге все было урегулировано в досудебном порядке.
Когда у соперников и бывших инвесторов спрашивают, как Renaissance удается получать такие головокружительные прибыли, ответ всегда один: они бегут быстрее всех. Но и они не всегда могли устоять на ногах.
В августе 2007 года рост неуплат по ипотеке вызвал резкое падение нескольких крупнейших аналитических хедж-фондов, включая гиганта с капиталом в размере $30 млрд под руководством Goldman Sachs. Руководство этих фирм было вынуждено проводить сокращения, что только обостряло внутреннее противостояние. По инсайдерской информации, тогда несколько дней обошлись Medallion почти в миллиард долларов — примерно одну пятую всего фонда. Руководство Renaissance, опасаясь того, что этот продолжающийся хаос разрушит их собственный фонд, начали готовиться покидать свои места. Они были на грани того, чтобы сдаться, когда рынок снова вырос. За остаток года Medallion восполнил убытки — и более того, в конце 2007 года получил 85,9% прибыли. Руководство Renaissance вынесло для себя очень важный урок: не пытайтесь тягаться с моделями.
Из этой ситуации можно вынести еще один урок, который когда-нибудь может оказаться даже более важным: опасайтесь убытков, которые могут произойти из-за других. В том же месяце Саймонс написал в своем письме инвесторам своего публичного коллективного акционерного фонда: «Пока мы верим в то, что у нас есть отменный набор предсказывающих сигналов, некоторые из них, несомненно, известны целому ряду фондов, которые занимают длинные и короткие позиции».
Аналитики говорят, что ни одна система не вечна. Они задаются вопросом, как долго еще продлится то волшебство, которое творят в Medallion. Но даже через семь лет после того, как Саймонс вышел на пенсию, фонд все так же словно печатает деньги. Даже в первой половине 2016 года, когда многие хедж-фонды переживали тяжелые времена, он получал более 20% прибыли.
И все же каким бы успешным ни был фонд Renaissance во времена Брауна и Мерсера — которым сейчас 61 год и 70 лет соответственно, — люди, знакомые с этой индустрией, задаются вопросом о том, как компания переживет смену руководства. На одной закрытой конференции произошел забавный случай. Кто-то из аудитории обратился к группе высокопоставленных аналитиков с вопросом «Кого бы вы мечтали нанять на работу?» После минуты нервных смешков один из них честно ответил: «Джима Саймонса».