Накануне

sova_f — 28.03.2016
Вообще-то я не собиралась уезжать. Я ж тот еще консерватор: прислони меня к теплой стеночке, в руки дай книжечку, в зубы шоколадку, в уши – французскую песню (Щербакова) – и все: буду сидеть и испытывать щастье. В 1989 году счастье умножилось перестройкой: меня пустили во Францию наслаждаться французской песней вживую. Стало возможным читать лекции на эту тему, писать статьи и даже публиковаться в тоненьком, но респектабельном журнале. Не говоря уж о советском режиме, который, казалось, благополучно помер, обещая унести за собой в могилу все связанные с ним неприятные вещи. В общем, жизнь в конце 80-х годов засияла новыми красками.

А с другой стороны, появилась возможность (от всего от этого хорошего) уехать – в Израиль, в Америку. В Америку собрался мой старший брат Шурик с семьей: жена Аня, сын Дима (15 лет) и дочка Тата (5). Давайте и вы тоже, – говорил Шурик. А мы на тот момент представляли собой неполную семью в трех поколениях: мой 77-летний папа, семилетняя дочка Юлька и я. Не факт, что в таком составе нас жаждали видеть в Штатах – помнится, там предпочитали нормальные стандартные семьи. Шурик и Аня даже пытались познакомить меня с каким-то дачным соседом Леней, который тоже собирался в Америку – но что-то там не заладилось с обеих сторон. К тому же вот что удивительно: мне в эту самую Америку совсем даже не хотелось. Она представлялась мне огромным пространством, не то пустынным, не то стеклобетонным, и там царил мир чистогана в общем и одна сплошная коммерция в музыке – в частности. При всем моем антисоветском и андерграундном настрое – с чего бы это, спрашивается? Объяснений придумывается два. Во-первых, в моих французских дискурсах французская некоммерческая песня традиционно противопоставлялась американствующей попсе. Во-вторых, детство, пропитанное советской пропагандой – это вам все-таки не кот начхал: может, и остался там внутри какой-то осадочек. В общем, так или иначе – но пока мы никуда не ехали.

В США уезжали по израильской визе: летели как бы в Израиль (по приглашению от фиктивного родственника) через Рим или Вену, а там переоформлялись в Штаты. Однако скоро это им надоело (похоже, и США, и Израилю) – и Израиль договорился с Америкой, что пора мол и честь знать. Фиг ли вам в Америку, когда у вас родственники в Израиле – к ним и езжайте. Мой брат попал в первые ряды «отказников от Америки» – и таким образом оказался в Израиле. Они улетели из Шереметьево в октябре 1989 года.

Шурик, со свойственным ему тогда оптимизмом, утверждал, что Израиль даже лучше Америки – и всячески это подтверждал в письмах с новой родины. Если точнее, писал в основном Дима. Как вместо привычной картошки класс посылают на сбор апельсинов. И как в стране в середине мая вдруг настала дикая холодрыга: 25 градусов по Цельсию. Он шутил, конечно, и это действительно было смешно.

Шуриковой семье сильно повезло на заре эмиграции. Неисповедимыми путями именно их израильское телевидение выбрало, чтобы снять документальный фильм о типичной семье репатриантов. Так в том фильме и увековечилось, как они собираются, как сдают багаж на таможне. Как машут ручкой в Шереметьево... – нет, этого там нет, это только в моей памяти. И вот они уже в Израиле, учатся в ульпане, делают первые покупки на рынке, идут оформляться в свой первый банк, осваиваются в новой съемной квартире. По следам фильма семью находили коренные израильтяне, не привыкшие еще к массовой алие, всячески опекали и помогали. Некоторые до сих пор дружат с Аней. Ну а для меня эти кадры вообще бесценны: молодые Шурик с Аней (Шурика уже нет в живых), юный обаятельный Димка (на время сделавшийся Даном) и ангельский ребенок Тата. Анины родители тоже еще живы здесь – ну и Израиль, который теперь во многом другая страна. Сохраню тут ссылочки для себя: 1 и 2.

Впрочем, про фильм я тогда не знала – но образ южного рая, населенного приветливыми и радушными людьми, постепенно впечатывался в мозг. А знаки и намеки на то, что надо уезжать, следовали один за другим. Откуда ни возьмись, возникло вдруг общество «Память». Эта славная антисемитская огранизация, среди прочих богоугодных дел, затеяла борьбу против жидо-масонского заговора. И так эта борьба к весне 1990 года обострилась, что поползли слухи о грядущих еврейских погромах. Пришел бывший муж Миша и говорит: уезжайте-ка вы с ребенком от греха подальше – а я уж как-нибудь тут. Надежда Ивановна, мама моей подруги Ирки, обещала, что если что – она спрячет нас в своей квартире (благо по соседству), но все равно как-то было неприятно и прятаться не хотелось. Потом, через много лет возникнут слухи о слухах: якобы, информация о погромах нарочно распространялась Сохнутом в надежде подхлестнуть эмиграцию в Израиль. Можно ли категорически отрицать такую возможность? Ну, вот прямо уж так категорически не стану.

Однажды на улице я встретила подругу Элину. Совершенно случайно. Элина была в новеньком ярком желто-зеленом костюмчике, сшитом, как она объяснила, специально для отъезда на «нашу маленькую теплую родину». Никогда не забуду тот момент: будто что-то переключилось в моей душе. Ну да, конечно! Не в чужую большую холодную Америку, а туда и только туда: на маленькую теплую родину! Наверное, с этой самой минуты и можно отсчитывать сионистский стаж бывшего безродного космополита с французским уклоном.

Кстати, о сионистах вот еще что расскажу. У мамы была давняя и хорошая институтская подруга – Люся Мучник, по окончании мединститута они даже успели вместе послужить на фронте. Наши семьи дружили домами, а мы с Люсиным сыном Самуликом очень славно и познавательно общались. Десятилетний мальчик вдохновенно рассказывал про царей Израилевых и современную историю – а мне было и интересно, и неловко за темноту свою, и даже как-то боязно: запрещенная информация... Вот кто был настоящим сионистом! И Люся таки уехала в Израиль в 1970 году. А друг мой Самулик теперь известный раввин и художник, Шмуэль Мушник.

Возвращаясь к эпитету «теплая» – оно, конечно, мягко было сказано. Я, всегда страдавшая от жары больше всех, с надеждой спрашивала приятеля Женю Дворкина: «Правда, в Израиле не так уж и жарко?». Женя усмехался своей вальяжной усмешечкой и с глубокомысленным видом авторитетно отвешивал: «увы, Наташа, в Израиле жарко». Но когда человеку хочется, он же не внимает предостережениям, да? Забегая вперед, отчитаюсь: от жары я страдала первые два с половиной года, пока мы жили на съемных квартирах без кондиционера: сначала в Реховоте, потом в Рамат-Гане. С тех пор как у меня этот самый кондиционер дома, на работе, в машине и в общественном транспорте, страдания сошли на нет.

На этом месте Шехерезада прерывает свои речи, ибо слишком длинно получается. Продолжение следует.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив