Начинать что ли учить мову
matsea — 19.01.2023По ленте вижу, что френды, выросшие в Восточной Украине таки начали. Хотя всю жизнь они говорили по русски, мову знали так, по чуть-чуть, и пользовались ею мало. И все это теперь меняется. Прям щас. Народ, выросший в Киеве, Харькове и прочих больших городах пошел учиться.
Я в основном знаю Украину моего детсва, а это полвека назад, на минуточку. Настоящую украинскую речь вокруг себя я услышала в первый раз, когда нас с классом повезли в Закарпатье. Помнится, мы вылезли из поезда в Ужгороде и стали с интересом разглядывать вывески. Чоловичя Перукурня. Из-за того, что русский и украинский в принципе похожи, это воспринималось немного как сюр. Перукарня – похоже на пекарню. Человечья? Это что, людоедское барбекю? В общем, когда выяснилось, что это мужская парикмахерская, стало как-то скучно. Зато мальчики нам объяснили, что вот по украински мужчина – это чоловик. А женщина – так, жинка.
Хотя вообще-то под Одессой я проводила в раннем детстве каждое лето – но это была несколько не та Украина. В первый год меня там родители почти что забыли. В возрасте четырех лет я замучила свое семейство нескончаемыми пневмониями, а тетушка, работавшая врачем где-то в Одесской области уговорила родителей меня отправить к себе под крылышко – в межколхозный санаторий. Оказалось, правда, что не очень-то под крылышко, а скорее в люди. В первый год меня туда отправили в январе, а забрали аж в августе – правда приезжали проведывать, отвезли на пару месяцев пожить к тетушке, потом еще возили в Одессу на море - но как-то за все это время я успела почти забыть, а где я собственно живу.
Санаторий был на лимане, и раньше там был женский монастырь. Сейчас, кстати, монастырь восстановили. В бывшей церкви сделали столовую – которая выглядела в результате вполне симпатично. Вокруг разбит был фруктовый сад - тоже с монастырских времен – помню вишни, высохшие прямо на деревьях – вкусные. Первыми поспевали ранние абрикосы – жардели – они опадали с деревьев – их подбирали и сразу же ели – и соответственно весь санаторий находился в состоянии перманентного поноса. Но это так, к слову.
Говорили на языке, который был ближе всего к русскому, но все же не до конца. Мы шукали, бачили и гуторили – не помню, чтобы хоть раз кто-нибудь чего-то искал, куда-то смотрел или с кем-то разговаривал. Лук был исключетельно цибулей. Кстати, я потом сообразила, что эта самая цибуля того же корня, что и Чипполино. Но большинство слов все же были из русского. Воспиталки были почему-то из Харькова и, соответственно, говорили по русски, но с несколько южным выговором. Над моими питерскими «а» слегка прикалывались. Впрочем, к лету я уже говорила как все. Слово «засранец» было у нянечек стандартным обращением, так что родители потом ужасались моему лексикону. А чего спрашивается. Слово как слово. Двое пожилых нанечек говорили только на суржике. Они были почему-то самые добрые. Понять их в принципе можно было, но это был немножко ребус.
Деток свозили со всей восточной Украины – кто-то был из Харькова по блату, типа меня, но в основном народ был сельский. Разбивали всех деток на три возрастные группы, самым старшим было уже где-то лет по 14. Я, естественно, была с малышами и даже среди них одна из младших. Каждую неделю устраивалась какая-то детская самодеятельность, старшие вовлекали и опекали младших – а я очень любила петь. Не имея, правда, абсолютно никакого музыкального слуха. Но это никого особо не парило. В общем, моя первая песня была Червона Рута – она казалась мне жутко загадочной и, соответственно, будила эмоции. Я вроде бы понимала каждое слово, но никак не могла ухватить смысл. Ну, и Ты ж мине пидманула – тут по крайней мере все было понятно.
Сейчас все эти ребята староваты уже, чтобы воевать. Так что хочется верить, что они там живы. А их дети и внуки начинают опять говорить на мове. Хотя когда-то так говорили только их бабушки, да и то не все. Мне что ли тоже обучиться. Можно даже начать с Червоны Руты.
|
</> |