
Москва 2011 (1)


По аэродрому
Мы пролетали на Тверью, когда пилот объявил о скорой посадке. Главная стюардесса, путаясь в русских и украинских словах, грозно предупредила, что туалеты закрываются, и нечего нам шастать по салону и пользоваться электронными приборами. Все испуганно сели на места, притихли и стали смотреть в окна. По нами проплывали покрытые ледяной коркой леса, белели заснеженные озера, около озер сурово стояли замки из темно-красного кирпича. У каждого замка была сторожевая башня, там, наверное, сидели наблюдатели и контролировали передвижения врагов. Черепичные крыши замков сверкали в лучах восходящего солнца, как медали «За отвагу в девяностые».
Потом показалась Москва. Над ней был желтый туман, из которого торчала Останкинская башня, несколько «точечных застроек» и множество труб, из которых бодро валил серый дым.
- Красиво! - сказал я соседу.
Сосед не пошевелился. Все одиннадцать часов полета он просидел с воткнутыми в уши «айподовскими» затычками, и все мои попытки узнать зачем он летит в Москву окончились неудачей.
Самолет плюхнулся на полосу, взревели двигатели в реверсном режиме, и мы покатились между сугробов к аэровокзалу.
- Во, сколько снега! - сказал сзади женский голос.
- В Нью Йорке снегопад был сильнее, но там убрали весь аэродром, а тут только полосы и рулежки, - пробурчал мужской голос.
- Совсем ты Родину не любишь! - сказал женский голос и явно обиделся.
Пограничник с подозрением полистал мой новенький российский паспорт, хотел что-то сказать, но передумал, шлепнул печать, сунул мне паспорт в окошко и махнул рукой: проходи, дескать, не задерживай очередь! Я понял, что других приветствий не будет и пошел за чемоданом.
Чемодан приехал быстро, все было цело, даже скрепка, которая заменяла мне ручку на молнии.
- Да, это не Италия! - пробурчал я.
В Италии обычно чемоданы приходили на третий день, совершив за это время пару кругосветных путешествий.
Я пошел через зеленый коридор. Ну почему я всегда внушаю подозрение людям в форме? Из всех пассажиров нашего рейса только меня выдернули таможенники и заставили поставить багаж на просвет. Я заволновался за многочисленные бутылки коньяка, которые предательски булькали в чемодане, но к коньяку таможенники отнеслись с пониманием и махнули на меня рукой.
Окраины
Окраины Москвы стали похожи на окраины Милана, Рима, Нью Йорка и множества других городов. Даже магазины были такие же. Я вынул было камеру, но потом убрал ее и задремал. Единственное отличие Москвы от Европы и Америки заключалось в сером налете на всех автомобилях. Даже дорогих и очень дорогих. Но ведь должна Москва чем-то отличаться от замшелого Запада!
Когда мы пересекли кольцевую дорогу, то меня удивило количество магазинов и ресторанов на квадратный метр городской территории. Это же сколько народа занято в торговле! И где они находят столько покупателей и любителей покушать? И как эти любители умудряются запарковать свои машины около таких заведений? Потом я нашел ответ на последний вопрос, но сначала я ничего не понял. Вообще многое до меня доходило с трудом, хотя я считаю Москву своим родным городом, в котором я раньше знал почти все и всех.
Старые квартиры
Какое счастье, что есть квартиры, дух которых не тронут временем! На книжных полках стоят книги, стоявшие там и двадцать лет назад, на стенах висят картины, на которые я смотрел, забегая сюда раньше на секунду попить чая и быстренько обсудить пару мировых проблем. И еще диван. Он скрипел еще во время перестройки и продолжает скрипеть в период инновации и модернизации. А настольная лампа на столе как не работала много лет назад, так до сих пор и не работает, несмотря на появление сотовых телефонов и Интернета.
В этих квартирах меня помнят, любят и всегда ждут.
Когда я пытаюсь предложить что-то изменить в таких квартирах, то на меня смотрят изумленными глазами и спрашивают: «А зачем?»
В таких квартирах я веду себя, как слон в маленьком кафе. За полчаса я умудрился сломать стул, телефон и еще что-то. Я забыл, что на спинку стула нельзя облокачиваться, а телефон надо брать осторожно и нажимать определенные кнопки, а не что попало!
Квартира с видом
Из окна квартиры видна скульптура «Рабочий и колхозница». Она и раньше была видна, но по-другому. Колхозница заслоняла своим бюстом полнеба, а теперь эта парочка стоит высоко на постаменте, который уехал ближе к проспекту Мира, и сейчас мне хорошо видны только задние части колхозницы. В квартире стало светлее, но некому сказать доброе утро, когда продираешь глаза от стука трамвайных колес под окнами.
Сейчас в моей квартире живет старшая дочка. Она проводит для меня экскурсию.
- Общий принцип твоей жизни в это квартире очень простой: а) ты не должен даже пытаться наводить порядок; б) ты не должен переставлять вещи и мебель; в) ты должен помнить, что тут есть все, что надо для жизни, и это все лежит на расстоянии вытянутой руки.
Дочка живет реальной и виртуальной жизнью одновременно. И все в этих жизнях у нее лежит на расстоянии вытянутой руки.
- А где мой архив? - интересуюсь я.
- Протяни левую руку и нащупай белую пластиковую коробку.
- А где градусник?
Мне излагается краткая инструкция по поиску градусника. Для меня это звучит, как поиск смерти Кощея Бессмертного: над морем утка, в утке яйцо, в яйце иголка...
Мне дают сотовый телефон и объясняют как он работает. Я киваю с очень умным видом. У меня часто бывает такой умный вид, что вводит многих в заблуждение.
Холодильник мне показался пустым, и я собираюсь бежать в магазин. Меня останавливают и начинают все объяснять. В конце объяснения я понимаю, что у холодильника есть четвертое измерение, и все продукты, которые мне могут понадобиться, находятся в этом измерении. Вообще все, что окружает мою дочку, имеет налет мистики. Она уникальный специалист по переводу англоязычных компьютерных игр на русский язык. И еще она переводчик и писатель, ее миры — это сказочные миры, где живут маги и прочая нечисть. При слове писатель она морщится - это ее хобби. Мне давно хочется написать с ней совместный рассказ, но она рассказывает про свое расписание на ближайшие месяцы, где для этого рассказа может быть только маленькая временная щелочка. Но у меня теплится надежда на использовании магии, дочка загадочно улыбается и просит проводить ее до машины.
Ее машина стоит в подземном гараже перед окнами дома. Она показывает пропуск дежурной, которая молча нажимает кнопку для открывания двери. Дежурная делает это с таким видом, как будто открывает дверь своей квартиры для пришедших грабителей.
- Чего это она такая? - интересуюсь я.
- А почему наше появление должно быть для поводом для радости? - удивляется дочка.
И в самом деле, чего это я решил, что моя помятая физиономия должна вызывать радость у уставшей женщины!
Первый вечер
Я отказался от всех приглашений, я никому не хочу звонить, я хочу просто лежать, смотреть в окно, из которого льется желтый свет, и слушать ночные звуки. Я поворачиваю голову и смотрю на полки, на корешки книг, где описаны чудеса и сказочные страны. Раньше там стояли книги по физике и математике. Мне непривычно в таком окружении, кажется, что книги вот-вот раскроются, и их странные герои окажутся в моей комнате.
Глухо застучали трамвайные колеса. Это убийцы берлиозов уползают спать в свое депо. Если приподнять голову, то видна монорельсовая дорога. По ней почти беззвучно ползет пустой вагон. За стенкой слышатся звуки жизни.
- Если позвонят в дверь, то спрашивай кто там! - давала мне инструкции дочка. - Это из-за клиентов соседок!
- Раньше там жил гроссмейстер!
- Теперь там живут две проститутки.
В квартире напротив жил мой приятель, который начинал и бросал множество бизнесов. Теперь там живет семья узбеков.
Я лежу и слушаю звуки большого дома. Кто-то ходит в квартире наверху, кто-то многократно спускает воду в туалете, кто-то принимает душ, кто-то приехал на лифте. На улице под окнами парочка выясняет отношения. Отношения сложные и требуют длительной беседы. Эту беседу слушает весь дом. Наконец все затихает, и только тени веток старого тополя колышутся на потолке.
Cвадьба
Младшая дочка выходит замуж и уезжает в Белгородскую область. Это тот редкий случай, когда из Москвы уезжают, а не приезжают. Младшая — худенькая голубоглазая блондинка. Никакой физиономист не определит, что она скоро будет кандидатом наук и уже является крупным специалистом по иммунологии. Я так пишу не потому, что у нее красный диплом, а потому, что девчонки-однокурсницы приводят к ней своих родителей на обследование.
В ЗАГСе все проходит, как много лет назад. Только свидетели больше не нужны. Меня это удивило. Тут так много перенесено из американской жизни, а там свидетели нужны. Ну, да ладно, не моего ума это дело. Я достаю фотоаппарат и начинаю снимать новобрачных. Рядом стоит профессиональная фотографиня. Ее никто не приглашал, она сама пришла. Фотографиня командует, как нужно встать и куда надо смотреть молодым. Я стою рядом и непрерывно нажимаю на спуск камеры. Фотографиня недовольно на меня косится.
- Слушай, ты бы шел отсюда и не мешал работать! Вот я закончу и щелкай хоть до утра.
Я киваю, отхожу в сторону, наблюдаю работу фотографини и думаю, как она будет впаривать свои фото моей дочке. Я бы на ее месте не рисковал. У врача, через руки которого прошел не один десяток бомжей, рука тяжелая, а язык отточен.
Жених мне очень нравится! Спокойный парень, который обожает невесту и заранее прощает все ее выкрутасы. Из ЗАГСа он выносит невесту на руках. Перед этим я рассказал ему про неразрешимую проблему: как пихать невесту в машину. Головой вперед, или ногами вперед? Перед машиной он останавливается, долго смотрит на открытую дверь и ставит невесту на землю. Дескать, дальше, дорогая, ты сама что-нибудь придумай! Я мысленно ему аплодирую!
Я знаю, что после ЗАГСа невеста превращается в молодую жену, но невеста такое приятное слово, что все гости только его и используют.
Перед поездкой для фотографирования мы заходим в ресторан, для подкрепления организмов и первой выпивки. Я смотрю, как невеста лихо командует официантами и понимаю, что дочка уже выросла.
В автобус набиваются однокурсницы с мужьями и коллеги из больниц, где работала невеста. Я смотрю на щебечущий цветник и у меня зарождается подозрение, что в медицинские институты и в модельные агентства проводится набор по одинаковым критериям. Я всех фотографирую, но замечаю, что муж одной из красавиц все время получается не в фокусе.
- Так и должно быть! - объясняют мне. - Ведь он из «альфы»!
На Красной площади мне показалось, что я попал в какой-то непонятный мир. Вокруг люди, которых я не знал еще два часа назад, но которые уже стали друзьями. Снег падает на мокрую брусчатку, Спасская башня сияет в ночном небе, рядом аляповатый собор Василия Блаженного, очень серьезные Минин и Пожарский заняты своими делами, еле одетая дочка, которая может простудиться. И все это со мной, все это в реальной жизни, это нельзя выключить или остановить, это надо пройти, и мы идем к ГУМу по мокрым камням, я что-то фотографирую, у меня откуда-то появились силы, я уже не хочу спать, меня уже не пугают бутылки, стоящие где-то на праздничном столе... А недавно я ехал в такую-же погоду на своем «клопе», но это было так далеко, за большим холодным океаном... странно все это...
Свадьба проходит дома. Я с ужасом смотрю на стол, который прогибается от блюд. Я ведь сел на диету. Потом я смотрю на врачей, которые уплетают за обе щеки то, чего следует остерегаться.
- Ты не бойся, - говорит соседка. - Если что, мы тебя откачаем!
Кто-то пятый раз заводит марш Мендельсона.
- Алё! - говорят ему. - Может хватит?
- Путь наслушаются так, чтобы второй раз жениться не захотелось!
Меня понесло! Я что-то болтаю, делаю всем комплименты и рассказываю случаи из жизни.
- Блин, за ним записывать надо! - сокрушается кто-то.
В подъезде, где гремит свадьба, живет мой старый приятель, с которым мы вместе работали. Он заходит в гости, но за столом нам поговорить невозможно. В квартире большая прихожая, где на полу лежит ковер. Мы усаживаемся на пол под книжными полками, расставляем тарелки, стаканы и бутылки. Рядом присаживается долматинец Джо и внимательно на нас смотрит.
- Хорошо сидим! - говорю я долматинцу.
Долматинец облизывается и лает. Мы выпиваем и за его здоровье тоже.
Продолжение следует