Мои соседи.
kosolobik — 28.07.2014 Мама привезла меня в Кумертау из Жуковского от бабушки вот в таком вот возрасте: http://kosolobik.livejournal.com/101217.htmlПочему Кумертау? Просто так получилось. Случайно... Когда мама уехала из Владивостока от моего папы, то возвращаться домой, к родителям в Жуковский, она посчитала слабостью и решила сама устроить свою жизнь. Мой дядя Коля, мамин брат, который жил в Оренбурге, подсказал ей о новом и современном городе в Башкирии, где требуются врачи, это был Салават. Мама загорелась и поехала, но там ей очень не понравилось, сильно пахло газом, долго не задержавшись, стала искать что-то ещё. И потом кто-то, уже не знаю кто, сказал, что неподалёку есть небольшой строящийся город, которому тоже очень нужны специалисты в разных областях. Это и был Кумертау. Так мама и попала в совсем молодой тогда город шахтёров и авиаторов, в котором и провела всю свою жизнь. Квартиру дали сразу и, обустроившись, она забрала меня от бабушки. И так я тоже поселилась в Кумертау, в двухкомнатной квартире на втором этаже над магазинной крышей нового пятиэтажного дома и помню очень отчетливо солнечный летний день, когда мы с мамой заходили в наш подъезд, а на крыльце нас встречали соседка Александра Ивановна с дочкой Таней, у которой были в руках полевые цветочки для меня.
Таня была на два года старше, и квартира их была на одной площадке с нами, тоже двухкомнатная, у нас был №82, а у них 83 и у Тани были ещё старший брат, Славка, и старшая сестра, Света, и папа Анатолий Афанасьевич, который работал на вертолётном заводе художником, и немного преподавал рисование в нашей новой школе, которая была тут же рядом. А Александра Ивановна была учительницей начальных классов. И они были очень-очень хорошие люди. Мы все вместе играли на пустыре за домом, сейчас там парк, Света нами руководила и, помню, я любила у них играться дома, у них можно было всё! У них я выстригла себе челку механической машинкой, и ещё они дали мне на прокат живого ёжика в коробке, на целых три дня.
Когда мама только приехала и у неё совсем ничего не было, соседи дали ей табуретку и кое-какую посуду на пока.
А к моему приезду мама уже купила стол-тумбу на кухню, тарелки и чашки, а мне детский набор из глубокой и мелкой тарелочек с сороками и чашечку, три табуретки-трёхножки и раскладушку. Была ещё в спальной кровать с панцирной сеткой и шишечками, я точно не помню была ли она уже, когда я приехала или пришла в одном контейнере с остальной мебелью, которую прислали маме бабушка с дедушкой. Помню как нам перестилали доски на полу, чтобы не было щелей и как дома было совсем пусто. А потом пришел контейнер, и в нём были тот самый сервант-секретер, который я потом уронила и всё разбила, стол от немецкого гарнитура с красивыми красными стульями, холодильник Бирюса, который так и проработал всю жизнь и ещё где-то работает у соседей (вот холодильники делали!) и моя детсткая кроватка. Точно помню, что первый год я спала в детсткой кровати, а потом, когда я уже туда не влезала, спала с мамой на кровати с шишечками. Но поскольку я страшно пиналась (мама говорила, я этого не помнила), то она купила мне диван со складной спинкой, куда пряталась постель и я жила в зале, а мама спала на кровати с шишечками. Но всё равно я любила очень нашу кровать с сеткой на которой можно было секретно прыгать и любила перед сном гнездиться с мамой, она читала мне книжки, а я любила заплетать ей косички... Мама тогда носила шиньон и я так ей гордилась! Странно..., оказывается, помнится так много, как кадры какие-то перед глазами – в спальной ничего кроме одной кровати, шифоньера ещё не было, и все вещи жили в тёмной комнате-кладовке, в которой на перекладинах висели на плечиках мамины платья, наверху лежали два свёрнутых матраса, а на вешалке висели цигейковая шуба и японский клеёнчатый плащ сиреневого цвета... Ещё в зале была другая кладовка, поменьше, с полками. Там мама хранила всё – документы в портфеле, фотографии, мои игрушки, тёплые вещи в нафталине, лекарства. Вспоминаю как немного у нас было вещей и как было просторно, а в тёмной кладовке я устроила себе комнатку для игр и строила домик... В коридоре висело круглое зеркало, высоко, я себя в нём не видела, и на стеклянной полочке под ним стояло самое интересное для девочек – рассыпучая пудра, карандаш-стеклограф красить глаза, губная помада и духи Красная Москва. Я всегда думала, что это самые прекрасные духи в мире...
Обратно к соседям. Александра Ивановна со своими тремя детьми, которая нас встречала на крыльце, скоро получили трёхкомнатную квартиру и переехали, я по ним скучала... А в их квартиру заехали Александра Степановна, тоже по совпадению учительница начальных классов и её высоченный муж, Александр Митрофанович, слесарь, который всё умел и часто нам помогал что-то наладить. У них было два уже взрослых сына – Валера и Генка, но они были совсем большие и мне неинтересные.
А в 81-й квартире, на нашей площадке, жили Мария Давлетовна, такая луноликая красивая и улыбчивая башкирка, которая работала на кирпичном заводе и делала кирпичи для наших домов, её муж Хафиз, которого я плохо помню, но помню, что он пил и дрался и через счётчик электрический нам было их драки очень хорошо слышно. А ещё у них были два сына, старший, Зинур - спортсмен по самбо и отличник и Ромка, хулиган и двоечник. Хоть шумные, но так-то они были добрые люди, очень уважали мою маму и хорошо относились ко мне. Помню Мария Давлетовна, когда видела иногда меня во дворе в окошко, звала и вручала мне бутерброд с деревенской сметаной на черном хлебе. Это было так вкусно! А Зинур во дворе всегда за меня заступался, а Ромка украл для меня первую мою кумертаусскую новогоднюю ёлочку, не помню как и при каких обстоятельствах... Она была небольшая и с мелкими иголочками, таких больше у меня не было в Кумертау, обычно там продавали длинно-иглые сосны. И помню как эту первую ёлочку, мне было лет пять, мы установили на столе и наряжали вместе с Ромкой и мамой, и были у нас с ней в тот год только желтые сверкающие лимончики из тонкого стекла, прозрачные с одной стороны. Сейчас я очень жалею, что не сохранила хотя бы один. Это были самые прекрасные лимончики в мире! Макушечки у нас не было, и на верхушке ёлки сидели две поролоновые бабочки с усиками и стеклянными бусинками в крыльях... А под ёлкой стоял волшебный поролоновый дед мороз с мешком и живыми глазами. Он был немецкий и не знаю откуда в то время мои бабушка и дедушка его достали. Такой же был у моих двоюродных сестёр в Оренбурге, но мой был лучше...
И ещё на нашей площадке жила тётя Рая, она была медсестра и мы её редко видели, она всё время работала, и она потом, уже много лет спустя, была моей и Алискиной крёстной... Когда я уже училась в первом классе. Тётя Рая привезла из деревни свою маму, Марию Васильевну. И помню как старушке был в диковинку телевизор, и она любила приходить к нам с мамой в гости смотреть фильмы и фигурное катание. У тёти Раи никогда не было телевизора, даже потом. Да! Забыла про телевизор! На ножках тонких стоял у нас в углу. Мария Васильевна была совсем неграмотная, и помню как тётя Рая, которой было всегда некогда, попросила меня после школы позаниматься с мамой и научить её расписываться в квитанциях. Я так обрадовалась карьере учительницы! Помню как после школы я всё вываливала из портфеля, складывала туда чистую тетрадку с ручкой и бежала учить тёти Раину маму грамоте, с портфелем. Но велико было моё расстройство, когда оказалось, что той надо знать только первые три буквы от своей фамилии, чтобы ставить подпись, так что учительницей я была недолго. Зато тёти Раина мама научила меня вязать! Она вязала такие шикарные шали, носки и варежки! Как сейчас помню, что свои первые варежки я связала в первом классе. Они были из коричневой шерсти, остатков от маминого берета, и с оранжевыми полосочками для красоты. Мне они оказались немножко малы, и мама надевала их на ножные пальцы в сапоги, когда были сильные морозы. Я-то в валенках никогда не мёрзла. А ещё у тёти Раи были огромные деревенские подушки на кравати. У неё тоже была кровать с шишечками, но не такими интересными как у нас. А на подушках были тюлевые накидушки. Эта кровать так и жила у тёти Раи всю жизнь, и когда я ездила в 2008-м году в Россию, я спала на этой самой кровати с огромными подушками и не знала, что вижу тётю Раю в последний раз...
Из всех соседей, которые жили тогда с нами на одной площадке в живых сейчас только Генка и то не уверена. Но он совсем больной, спившийся и старый.
Зинур, который был спортсменом и отличником, в армии совсем спился, когда ездил по всем разным соревнованиям и вернулся домой алкоголиком, и потом его постоянно сажали в тюрьму за тунеядство. Отца, Хафиза, его сыновья как выросли, выгнали из дому, и он буквально сбежал куда-то к родственникам в Бугульму. Ромка вырос вполне приличным, но поколачивал свою жену, а потом переехал с ней куда-то и я больше о нём ничего не знаю. А Зинур совсем спился, деградировал и в конце-концов, в пьяном угаре стукнул чем-то по голове свою мать, приезжали скорая, милиция. Мария Давлетовна Зинура не выдавала, но там и так всё было ясно, Зинур снова отправился в тюрьму, она вскоре умерла от опухоли в голове. Это всё уже я знала со слов мамы, так как давно уже жила в Уфе. Что потом стало с Зинуром не знаю, а Ромка продал квартиру и потом там жили люди, которых я уже не знала.
Александра Степановна прожила долгую жизнь, муж её, Александр Митрофанович умер раньше, а она постоянно помогала своими пенсионерскими деньгами своим спившимся детям и своим внукам, последние годы она уже почти не видела, но всё равно почти на ощупь могла ходить в магазин и копошиться по дому.
Тёти Раина мама умерла давно, когда я была классе в пятом, помню ей отрезали ногу и она постоянно лежала на кровати и как тётя Рая, которая всегда была на работе, просила меня после школы ходить и кормить бабушку. Я разогревала ей суп и сидела с ней немного после школы, а потом были похороны, поминки и было очень грустно... С тех пор я не любила есть на поминках...
Вот думаю сейчас о соседях и всё как вчера... И даже, несмотря на то, что вроде много печального и даже ужасного было, особенно драки в квартире 81, но никогда-никогда ничего плохого эти люди мне не сделали, наоборот, мы всегда чем могли помогали друг другу. Мама лечила соседей и по просьбе Марии Давлетовны постоянно «воспитывала» и Ромку, и Зинура. Читала им нотации, стыдила. Они её очень уважали, слушали и обещали исправиться. Помню как она ругала Генку, соседа с другой стороны, когда он напивался и его красавица-жена, Лена, которую он привёз откуда-то с севера, приходила к моей маме и плакала. Мама лечила их маленькую дочку Маринку, а я с Маринкой тоже иногда нянчилась, когда меня просили. Потом Лена всё же бросила Генку... Александр Митрофанович всё чинил всем соседям и был просто как скорая помощь со своими разводным ключом и дрелью. Это он прибежал первый, когда я грохнула сервант. И никогда-никогда, ни разу, мы с нашими соседями на нашей площадке и вообще в подъезде не ссорились и не ругались. Никогда. И обо всех, даже об алкаше-Зинуре, который всегда плакал, когда я играла на пианино от прилива пьяных чувств (пожалуй, это был мой единственный благодарный слушатель, рыжая Маринка из другого подъезда всегда стучала тапком в стенку, когда я занималась), о всех о них у меня самые добрые и тёплые воспоминания, потому что я была ребёнком, а детство всегда самое счастливое время жизни для любого человека. Неважно где...
Это только про одну нашу площадку, у меня их ещё три над нами и про остальных соседей я тоже напишу...
Я даже иногда думала, а что если все соседи, умирая, переселяются куда-то, где они так и живут в том же подъезде, но только в другом измерении и уже в другой жизни...
|
</> |