«Мы в ответе за тех...»

Название из Экзюпери (простите, те, кому дико слышать такие пояснения). Прекрасную вещь написал Экзюпери – «Маленький принц». Погуглите, если не слышали...

Моя мама провела войну в эвакуации, в Ингушетии. Когда немцы придвинулись совсем близко, на несколько месяцев их эвакуировали в Туркмению. Потом они вернулись на Кавказ. Закончила мама Северо-Осетинский медицинский институт...

Сколько еще эвакуированных было на Кавказе и в Средней Азии? Наши родители тоже назвали своих хозяев «чурками» и «зверями»? Те, кто так печется об уважении к предкам – не дай бог сказать что-нибудь нелестное о каком-нибудь палаче, почему вы так легко забываете, как «их» родители помогали «нашим» родителям? И как бесчеловечно жестоки «мы» были по отношению к «ним»?

Что, мы совсем в дебилов превратились? Что, в нас не осталось совсем ничего человеческого?

Первый раз я оказался в Узбекистане и Таджикистане ровно 25 лет назад. В Таджикистан потом ездил еще пять лет – уж очень меня тянули к себе Фанские горы... Хорошо помню главное чувство от той, первой поездки – чувство жгучего стыда.

К тому времени я уже объездил едва ли не весь СССР. Был и в глубинке Бурятии, в в глубинке Алтая. Но нигде не видел такой страшной нищеты, как в горах Таджикистана.

Помню младенца, почти новорожденного, завернутого в какие-то тряпки, лицо которого облепили мухи. Помню мечущегося пастуха. Ему нужен был анальгин – только что родившая жена выла от боли... Анальгин и еще синтомициновая мазь – других лекарств там не знали... Помню мальчишек пяти и шести лет с черными руками и черными щеками – следы зимнего обморожения. Видеть все это было стыдно...

А еще я навсегда запомнил какое-то поразительное, необъяснимое гостеприимство таджиков. Никто из советских народов не мог состязаться в гостеприимстве с грузинами. Тот, кто хотя бы раз испытал его на себе, не забудет никогда. Но грузинское гостеприимство было гостеприимством от изобилия. Таджикское – гостеприиством скудости. У человека не было ничего – он угощал последним. Сколько раз пастухи приносили нам кислое молоко ведрами. Сколько раз угощали козлятиной...

Какая-нибудь семья, которой до ближайшего магазина нужно было добираться двое суток пешком, с ишаком, чтобы привезти домой муку, чай, немного сахара, хлопкового масла, усаживала за стол группу из двадцати человек, представителей «титульного народа», и кормила их всем, что было в доме. Те, кто ходил в горах по 12 часов хотя бы с 35-килограммовым рюкзаком, умеют ценить такое гостеприимство...

А как относились к хозяевам русские? (Русские – это русские евреи, русские татары, русские крымские татары и просто русские русские – всех их называли в Душанбе русскими, все они русскими и были.) По-разному относились: кто-то добрее, кто-то презрительней. Хотя так, чтобы презрения уж совсем не было – такого мне что-то не припоминается...

Не было в Таджикистане ни национализма, ни исламизма. И вообще ислама не было. Были наследники великой, но угасшей культуры - люди, остановившиеся в развитии. Россия приняла их, чтобы вести их вверх по той исторической пирамиде развития, по которой поднимаются все народы. И в самом деле помогла сделать несколько шагов вверх. А потом бросила. Бросила с деформированной экономикой («монокультуры»), в самом начале культурного строительства...

Что же удивляться всему тому, что стало происходить в Таджикистане?..  

Но дело не в таджиках и не в Таджикистане, хотя я и сегодня чувствую вкус тех карамельных подушечек в чаепитии на Тупаланге... Дело не в них. Дело в нас самих.

Что стало с нашими душами? Если мы всё-всё забыли... И помощь эвакуированным. И рабский труд братских народов на хлопковых плантациях – через сто лет после освобождения рабов в Джорджии и Луизиане, да и в самой России. И карательные походы Ермолова... И сталинские «переселения народов»... Что случилось с нами, когда мы отталкиваем от себя все эти мысли?..

Мы думаем, что таким образом вернем себе величие? Или хотя бы просто сможем тихо и сыто жить?

Не сможем. Есть объективные законы истории. Их действие можно наблюдать в ходе истории постоянно. Народ, который отказывается от своей исторической ответственности (религиозные люди могут сказать – от своего долга перед Богом), обречен. Он исчезнет. История Гоморры – не о гомосексуалистах. Она – о тех, кто отказался слышать и слушаться Бога. Точно так, как мы сегодня...

А наша ответственность не в том, чтобы громить овощебазы и кричать «Хватит кормить Кавказ». Не в том, чтобы бредить никогда не бывшим, придуманным сегодня от тоски и боли позавчерашним величием. А в том – чтобы становиться великими завтра.

Это завтрашнее величие требует величия души. А оно начинается сегодня. И начинается с очищения. С очищения от всей той накипи, всего того смрада наших душ, которые вырываются наружу погромами и сочувствием погромам...