Мэтр и исполнители

Софья, спасибо за вчерашний разбор господина Ш. Поделюсь с тобой воспоминанием о прекрасном шиловском периоде приснопамятной организации — так сказать положу ещё пару мазков на клиническую картину.
Получили мы очередной заказ на высокоточную оцифровку живописи. Фотографы пришли со съёмки с белыми лицами, мы сначала не поняли почему.
Потом кровавыми слезами плакали все: фотографы, цветокорректоры, препресс, печатники… Тяжелее всех пришлось мне с Петром — ибо нам приходилось общаться с Заказчиком.
Происходило это так. Раздавался звонок, и дрожащий от волнения женский голос дарил нам весть, что Мэтр ждёт нашего визита минут так через 5 (благо мы сидели в офисе неподалёку). Далее мы погружались в атмосферу подобострастия и всеобщего преклонения сотрудников галереи перед «хозяином». Я всё ждал прилагательного «солнцеликий», но оно почему-то так и не прозвучало.
И начинался цирк. Мы должны были показывать результаты оцифровки не на экране (вы всё врёти, экран искажает цвета!), а на холстах!!!
Плоттерная печать на фактурном холсте, желательно с фактурным гелем поверх!!!
И цветопробой называлась по сути готовая репродукция (холст-подрамник).
Мэтр недовольно качал головой, в глазах свиты читалась жалость к нам, сирым и убогим, дерзнувшим переступить порог кабинета. Надо сказать, что за техническую часть репродуцирования мне там ни разу стыдно не было — мы вытягивали всё, что можно было вытянуть из этих прекрасных картин.
Но Маэстро оставался непреклонен. В качестве аргумента был предъявлен миру древний потрёпанный слайд, на котором уж точно цвета были ТЕ САМЫЕ! И тут я совершил страшную ошибку — указал Мастеру, что цветовосприятие слайда вообще-то напрямую зависит от освещения (он задумчиво переводил слайд с голубого неба за окном на желтые лампы накаливания). Такой дерзости мир не видывал с момента сотворения. Свита в ужасе втянула головы.
Тогда Маэстро выдернул с полки шикарно изданный каталог собственных работ, и торжествующе обрушил его на стол. Каталог был богатый, а верстка была такова, что на одном развороте можно было увидеть картину целиком и рядышком — выкадровку. Ну конечно, соседние листы в развороте были напечатаны не на одном листе (т.е. одна и та же картина могла принадлежать разным тетрадкам, разным печатным листам). И части картины были… барабанная дробь… абсолютно не похожи друг на друга. Мир рушился.
Моя робкая фраза о том, что никакая репродукция не передаёт в точности оригинал была с радостью понята в контексте «никакая убогая репродукция не передаст великолепие Ваших полотен».
«Оригинал нас рассудит!» — воскликнул художник, и мы побежали в залы. Шелестела горностаевая мантия, простолюдины расступались в ужасе, процессия приближалась к картине, Петр яростно поскрипывал зубами, я боялся стать соучастником жестокого убийства.
Мэтр в задумчивости смотрел на свой шедевр. Переводил взгляд на раскрытый каталог, на слайд, на нашу «цветопробу холст-подрамник».
«Ну вот теперь вы видите, как надо! Работайте!» (в толпе раздался вздох облегчения).
Аудиенция закончилась, мы за пару месяцев победно подготовили штук 30-40 картин. Напомню, мы работали и для других музеев, и мне всегда было неловко принимать их сотрудников в комнате, забитой шедеврами господина Ш. Лучше бы у меня на рабочем экране порнография крутилась, и то стыда было бы меньше!
Закончилось всё предсказуемо. За работу никто не заплатил, картины ещё долго пугали уборщицу, т.к. были свалены в шкаф со швабрами и прочим инвентарём.
|
</> |