льюис

О его поздней книге «Боль утраты. Наблюдения» («A
Grief Observed», 1961) пишет vladimir_chub:
Между «Болью утраты» и предыдущими книгами Льюиса лежит целая пропасть, через которую автор не перешёл по мосту и не перепрыгнул, а в которую он провалился и из которой поднялся на другом берегу другим человеком.
Это не просто моё читательское ощущение; сам Льюис сознавал, что смерть жены сделала его другим человеком, что она разрушила его прежнюю веру, как карточный домик <…>
Самая удивительная мысль у Льюиса звучит как бредовый парадокс, как какая-то сумасшедшая шутка, эту мысль невозможно представить себе на страницах «Просто христианства» <…>
А мысль такая: если бы Бог был зол, то Он мучил бы людей меньше, чем если Он – добр; если же Бог добр, то пощады не ждите, мучения будут чудовищными.
Бред, не правда ли? Конечно, бред. Но в этом бреду Льюис оказался глубоко прав. Процитирую:
«Самое ужасное, что совершенный милосердный Бог в данном случае ничуть не лучше Космического Садиста <…>
Жестокого можно задобрить взяткой, или он сам, наконец, устанет от своего утомительного занятия, или на него может найти неожиданный приступ милосердия, как у алкоголика вдруг наступает период трезвости. Но предположим, что вы имеете дело с искусным хирургом, у которого самые лучшие намерения. Чем он добросовестней и добрей, тем безжалостней он будет резать. Если он приостановится в ответ на ваши мольбы, или вообще прекратит операцию, не закончив, то все страдания, которые вы испытали вплоть до этого момента, окажутся напрасными. Но так ли уж необходимы эти запредельные пытки? Что ж, решайте сами, на выбор. Мучения неизбежны. Если они бессмысленны, значит нет никакого Бога, а если Он есть, то Он злой. Но если Бог есть и Он справедлив, значит пытки необходимы. Потому что никакое хотя бы мало-мальски порядочное существо не допустило бы ненужных страданий».
...
«Какое основание для сомнений в том, во что я всегда верил? Мне прекрасно известно, что каждый день во всем мире умирают люди, происходят вещи и пострашнее. <…> Я не получил ничего, чего бы я не ожидал. Конечно, большая разница, когда это случилось с тобой, а не с другими, и не в воображении, а в действительности. <…> Если мой дом рухнул от одного дуновения, значит это был карточный домик. Вера, которая "все принимала во внимание", была воображаемой. "Принимать во внимание" не значит "сопереживать". Если бы меня действительно волновали чужие горести, как я полагал, я не был бы так придавлен собственным горем. Это была воображаемая вера, играющая с безобидными фишками, на которые наклеены бумажки со словами: "болезнь", "боль", "смерть" и "одиночество". Я верил, что моя веревка достаточно крепка, пока это было не так уж важно, но когда встал вопрос, выдержит ли она мой вес, выяснилось, что я никогда и не верил в ее крепость.
Любители бриджа утверждают, что надо непременно играть на деньги, иначе теряется интерес. Так же и здесь. Если вы ничего не ставите на кон, то и неважно, есть Бог, нету Бога, милосердный Он, или злобный космический садист, есть ли вечная жизнь или ее нет. И вы никогда не осознаете, насколько это для вас важно, пока не начнете играть не на фишки и не на шестипенсовики, а поставите на кон все, что имеете, до последнего пенни. Только это может встряхнуть такого, как я, и заставить пересмотреть свои взгляды, начать думать и верить по-новому. Такому требуется дать хорошего тумака, чтобы привести в чувства. Иногда правды можно добиться только пытками, и только под пытками ты сам узнаешь правду»;
«Он [Бог – В.Ч.] знал с самого начала, что мой храм – это карточный домик. И единственный способ заставить меня это понять – развалить его».