Любовь к съемкам мне привил Женя Урбанский...
amarok_man — 04.03.2025

Альберт Филозов (1937-2019) прошел путь от токаря на
заводе шарикоподшипников до профессора РАТИ, народного артиста
России, незаменимого в ролях чудаковатых персонажей не от мира
сего.Филозов часто играл разных «белых ворон», недотеп и чудиков,
да и в обычной жизни был довольно экстравагантным. Например, долго
не вступал в комсомол – считал себя недостойным. Одновременно и
весельчак, и крайне закрытый человек.
Личный транспорт не признавал – на работу ездил на метро. Еще
у Альберта Леонидовича было абсолютно неактерское качество – он
начисто был лишен зависти и ревности к более успешным коллегам и
умел искренне радоваться чужим успехам. Значительная часть почти
всех его интервью – это восхищение мастерством партнеров и
партнерш.
И рассказчик был превосходный. Никогда не забуду, как, давая в
своей гримерке интервью, он вполуха прислушивался к голосам из
репродуктора, транслировавшего начавшийся уже спектакль. И
настолько увлекся рассказом о своем голодном детстве, что чуть не
прозевал свой выход. Вдруг на полуслове вскочил и вприпрыжку
понесся на сцену… Вообще, несмотря на почтенные годы и регалии, в
нем было много озорного, мальчишеского

В фильме "Правдивая история об Алых парусах". 2009 год
Предлагаю самые яркие фрагменты интервью Альберта Филозова
2010 года.
ДЕТСТВО БЫЛО УРКАГАНСКОЕ
- Альберт Леонидович, у вас очень красивая и редкая фамилия.
Откуда?
- К сожалению, для меня самого это загадка. Знаю, что папа
приехал в СССР из Польши в 1927-ом. Он был активный комсомолец,
мечтал строить социализм. А в 1937-ом «оказался польским шпионом».
Его расстреляли через четыре месяца после моего рождения, и по
понятным причинам мама с бабушкой эту тему обходили стороной.
Что касается маминой ветви, то вся ее родня - крестьяне из-под
Мелитополя. Они переселились в Сибирь в годы столыпинской реформы,
жили зажиточно, потому что семья была большая, работящая. Когда
пошла волна раскулачивания, вынуждены были уехать в Екатеринбург –
Свердловск.
- Вы как-то рассказывали, что по соседству с вашим домом стоял
«дом Ипатьева», где расстреляли царскую семью.
- Я жил в квартале от этого таинственного места, в том доме
размещался партархив, все окна были заколочены. Конечно, тогда у
меня не было никакого отношения ни к императору, ни к его семье, но
от того дома постоянно веяло ужасом. Кстати, очень любопытная
история связана с нашим жильем. Брат моей бабки, Назар Иваныч, в
годы НЭПа выиграл в игорном заведении два одноэтажных дома в самом
центре Екатеринбурга. Потом советская власть один у него отняла. А
когда мой дед с семьей переехал в Свердловск, им дали квартиру
именно в этой одноэтажке.
- Бывают же совпадения!
- Ну что вы! Помните, старый советский фильм «Тени исчезают в
полдень»? Кому-то он покажется мелодраматичным, но на самом деле на
Урале, и особенно в Свердловске, таких невероятных совершенно
историй – мильон. Просто - для кино! Что еще интересно, в том
игорном доме потом долгое время находился Свердловский ТЮЗ, а
теперь – театральный институт.
- Ген азарта вам случайно не передался по наследству?
- (С облегчением.) Нет! Я не игрок в этом смысле.
- Прочувствовали на себе, каково быть «сыном врага
народа»?
- Практически нет. Единственное - я долго не вступал в
комсомол, считал себя недостойным. Вступил лишь в 1953 году, когда
умер Сталин. А так детство у меня было, как у всех: гонял во дворе
мяч, дрался. К счастью, я рано – еще до школы - научился читать, а
книжек дома не было, поэтому все свободное время просиживал в
библиотеке. Возможно, это меня спасло, потому что двор мог
«засосать»

- Могли пойти по «кривой» дорожке?
- Конечно, мог! Да там все детство уркаганское было. Я хорошо
помню, как длинными июньскими ночами вся ребятня собиралась на
завалинке у ворот, и там байки, как правило, травили про то, как и
кто "сидел" да про блатную романтику. И было ясно, что большинство
ребят этого не минуют. Например, мой самый близкий друг детства
Витька уже во втором классе был довольно профессиональным щипачом.
Однажды он отрывался от милиции на «колбасе» - на подножке трамвая,
попал под колеса и лишился ноги. Я потом приезжал, мы
виделись…
Я же говорю: сначала любовь к чтению спасла. А потом я стал
петь – оказалось, у меня неплохой голос. Чтобы с голоду не
помереть, мать отправляла меня в пионерлагерь на все лето, и там, в
самодеятельности, проявились мои вокальные данные. Причем случилось
это в довольно раннем возрасте, лет с девяти.
- Александр Градский рассказывал, что в детстве у него был
голос как у Робертино Лоретти и репертуар от «Ленин всегда живой»
до «Битлз». А вы что пели?
- У моего двоюродного брата была редчайшая коллекция пластинок
тридцатых годов - тогда вообще ни у кого в Свердловске ничего
подобного быть не могло. Например, знаменитые итальянцы – Карузо… Я
запоем их слушал и пел вместе с ними. Безумно любил оперу,
классические неаполитанские песни. (Поет.) «О-соля-о-соля
миа…»
В хоровом коллективе при Дворце пионеров, куда я ходил, была
изумительный педагог с очень смешной еврейской фамилией Мебель.
Мебель Марья Абрамовна... Она преподавала в консерватории, и нас
научила всему. Там было все серьезно! Музграмота, репетиции, записи
на радио. Помню, мы пели под симфонический оркестр оперу «Девушка
семиделушка» - о девушке, которая семь дел начинала и ни одно не
доводила до конца. Я там пел арию Медведя…
Словом, я всерьез мечтал о профессиональной музыкальной
карьере. И вероятно, стал бы певцом, если бы в тринадцать лет мой
голос не «сломался». Хотя петь я и сейчас люблю – с удовольствием
пою и в церковном хоре, и на сцене.
- Кто тогда был вашим кумиром?
- Мне очень нравился замечательный драматический тенор Георгий
Нэлепп, к сожалению, ныне полузабытый, несмотря на сумасшедшую
прижизненную славу. Попозже, когда я уже учился в школе-студии
МХАТ, меня потряс другой знаменитый тенор – Николай Печковский.
Уверен, вы такой фамилии вообще не слышали, а тогда… Если в Москве
«гремели» Лемешев и Козловский, то в Ленинграде все ломились на
Печковского. В 1956 году он только освободился из лагерей (отсидев
десять лет за то, что пел немцам во время оккупации), приехал в
Свердловск с гастролями, и я попал на его концерт. Лучше я ничего в
жизни не слышал!
Кстати, знаменитый актер Женя Урбанский, который учился двумя
курсами старше, потом рассказывал мне, что, когда его отца
репрессировали, вся их семья жила в заполярной Инте. И отбывавший
там же свой срок Печковский обучал его пению в местном клубе. И
такие совпадения бываю

"В МОСКВУ ВЛЮБИЛСЯ СРАЗУ"
- Не слишком ли преувеличен тот факт, что актером вы стали
волею случая?
- Абсолютная правда! Время было тяжелое – 1953 год, жили мы
очень трудно. Поэтому, получив паспорт, я пошел работать на
шарикоподшипниковый завод. Выучился на токаря четвертого разряда,
два года точил желоба у подшипников. И вполне возможно, что
проработал бы еще долго.
Но тут в Свердловск приехал на гастроли МХАТ, объявили набор в
его знаменитую Школу-студию. Друг чуть ли не силком затащил меня на
экзамены - за компанию. И четверых - Юру Гребенщикова, Нину
Скоморохову, Зою Галееву и меня - приняли. Для меня это было полной
неожиданностью! К тому времени я занимался в драматическом кружке
при ДК «Строителей» имени Горького, играл в каких-то
пропагандистских пьесах, но считал, что путь на сцену мне
заказан.
- Почему?
- Хотя бы потому, что у меня внешность, прямо скажем,
неказистая. А все артисты в то время обладали просто роскошными
данными - статные, высокие, красивые. И Стриженов, и Дружников, я
уж не говорю о поколении постарше, где блистали Борис Николаевич
Ливанов, Дикий, Абрикосов, Мордвинов… Красавцы! И артисты
грандиозные.
- А как же Сергей Мартинсон, Алексей Грибов, Эраст Гарин?
Красавцами не назовешь, зато актеры милостью божьей.
- Вы не видели Гарина в молодости – есть фотографии. А в «Горе
от ума»?! Вот он был – герой! Это в наше время пришли другие герои
– и лысые, и такие-сякие… (Смеется.) И Калягин, и Евстигнеев, и
Мягков, и Гафт… Из классических типов они выпадают, хотя уже сами
давно стали классиками. А раньше таких героев не было точно
совершенно.
- Когда стали студентом, было ощущение, что вот оно счастье и
«теперь весь мир у моих ног»?
- Конечно, было ощущение радости. И в Москву я влюбился с
первого взгляда, сразу понял: никуда отсюда не уеду. Даже если
будут выгонять...
У нас был очень сильный курс - там учились Слава Невинный,
Женя и Саша Лазаревы, Толя Ромашин, Алла Покровская, Володя Кашпур,
Гена Фролов, Таня Лаврова… Все как на подбор - талантливые и
работоспособные.
- Не пошла кругом голова от студенческой вольницы?
- Такой уж разгульной жизни не было. Мы были заняты по 24 часа
в сутки: с утра до ночи на лекциях, а потом еще в общежитии этюды
разыгрывали. У нас не было времени ни на что! Выпивали? Да! От
голода, от безденежья. Случалось, что и голодали. Помню, в обычные
дни можно было перехватить взаймы у двух совершенно замечательных
женщин из учебной части, что мы регулярно и делали. А в воскресные
- мы с Юрой Гребенщиковым занимали 25 рублей у дворничихи. Покупали
на эти деньги бутылку водки, буханку черного хлеба, самую дешевую
банку консервов «Печень трески» и пачку пельменей. Наедались на всю
неделю вперед, и так немножко расслаблялись.
А насчет веселых компаний, застолий, нет, не помню такого. Быт
вообще был суровым, не располагающим к развлечениям. Студенты МХАТа
жили на Трифоновке, за Рижским вокзалом в бывших казармах, в
которых еще во время первой мировой держали пленных австрийцев. С
решетками на окнах, с зияющими дырами в стенах. Зимой холод стоял
жуткий! Помню, будущий знаменитый артист Владимир Заманский спал на
кровати у окна, а прямо на него из огромной щели в стене падал
снег.
- Вы так «вкусно» рассказываете об этих казармах и о «Печени
трески» как будто ностальгируете по самым классным временам в своей
жизни.
- Нет, я их считаю классными только потому, что мы были
молодыми, учились в очень хорошем учебном заведении, где были
благороднейшие, замечательные люди – наши педагоги.
Тогда же во МХАТе были собраны просто «сливки» культурной
интеллигенции. Например, литературу начала ХХ века нам преподавал
Андрей Донатович Синявский – ни больше ни меньше. Историю русского
театра - знаменитый Филиппов, который лично знал Шаляпина, Ермолову
и даже на сцене им подыгрывал. А Александр Сергеевич Поль, читавший
нам Малларме по-французски… Конечно, им было что рассказать. Так
что это воспитывало, и это было замечательно. А бытовые условия?
Общага, холодная вода. Чтобы постирать рубашку, надо нагреть
здоровенный чайник чугунный на газу. А поскольку рубашка была одна,
надо было успеть ее высушить, погладить, потому что манеры нам
преподавала княгиня Елизавета Григорьевна Волконская. И встретиться
с ней в несвежей рубашке было просто невозможно

"АКТЕР – ТРАГИЧЕСКАЯ ПРОФЕССИЯ"
- В свое время вас звали во многие знаменитые театры, но вы
отказались. Есть причина?
- Я не мог бы работать, скажем, в «Современнике», где очень
жесткие правила. Я ушел из Театра Станиславского, когда пришлось
подменять активно снимающегося Евгения Леонова. Не пошел "На
Таганку", где Любимов предложил ввестись на Свидригайлова - то, что
играл Володя Высоцкий. Вводы - вообще неприятная штука.
Представляете, каково выходить к зрителю, пришедшему «на Леонова»?!
А в «Школе современной пьесы» мне уютно, комфортно, я знаю, что в
меня верят. Потому что сам в себя, честно говоря, я не очень-то
верю…
- А вы честолюбивы!
- Ну конечно! По-моему, честолюбие – обязательная черта нашей
профессии и поэтому самая греховная. Не лицедейство само, а именно
честолюбие. И все артисты страдают, когда аплодисменты раздаются не
тебе, а твоему коллеге, когда цветы несут ему, а не тебе. И ничего
с этим не поделаешь. К сожалению. Сколько бы ни хвалили за талант,
ни писали восторженных рецензий, ты живешь каждый день и каждый
день тебе нужно подтверждение. Сегодня ты сыграл хорошо, и все тебя
любят, а завтра ты можешь провалиться, и через год могут о тебе
вообще не вспомнить. Как многих не просто хороших, а великих
актеров. Трагическая профессия.
.......................
- Я - абсолютно домашний. Всякому веселью предпочитаю
одиночество. Не люблю, когда мне лезут в душу, даже когда выпиваем
в компании, не люблю плакаться в жилетку. Мне кажется, человек
должен жить независимо.

С женой Натальей. Фото из открытых источников
- Вы неохотно говорите о своей личной жизни, хотя ваш случай
уникальный – не каждый решится стать отцом в столь взрослом
возрасте.
- Дело в том, что я принципиально считаю: не надо говорить и
писать об этом. Скажу лишь, что мой старший сын Андрей от второго
брака уже вполне взрослый, мы с ним друзья. Он закончил
историко-архивный институт, работает журналистом.
А с нынешней супругой Наташей мы познакомились в 1986 году в
Киеве, как вы правильно заметили, на съемках фильма «Новые
приключения янки при дворе короля Артура».
- Значит, это был «служебный роман»?
- Ну да, типичный - Наташа была замдиректора на этой картине.
Более того, она тогда была помолвлена - собиралась выходить замуж
за успешного итальянского юриста. Не скажу, что я как-то необычно
за ней ухаживал – я человек не романтичный, но мы поженились, а
потом и повенчались.
К слову, в день бракосочетания у нас не было ни белого платья,
ни фаты, да и свадьбы как таковой не было. Не было даже
собственного жилья. Я играл в «Школе современной пьесы», и наш
режиссер позволил нам пожить в театре – маленькая гримерка заменила
и спальню, и кухню, и гостиную. Небольшую квартирку мы получили
только после того, как у нас родилась старшая дочь Настя

Альберт Филозов с дочерьми. Фото из открытых источников
Полностью интервью здесь: https://dzen.ru/a/ZkA58bZhHXFsR9L9
...........................
Последние годы жизни Филозов боролся с онкологическим
заболеванием. Умер 11 апреля 2016 года в Москве на 79-м году
жизни.
Похоронен на Ваганьковском кладбище