Лунный пейзаж

tbv — 12.04.2017 Меня время от времени просят подкрепить примерами мои голословные заявления о том, что в России есть настоящие литературные гении. К сожалению, известные куда меньше, чем десяток крикливых бездарностей, которые у всех на слуху.

Делаю это сейчас с радостью и одновременно с тоскливой безнадежностью. Сорокин с Прилепиным орут в гигантский мегафон, предоставленный им госмашиной. Точнее, они шепчут, потому что талантик у них куцый - а мегафон усиливает.

Бороться с этим левиафаном бесполезно. И никакой России у нас не будет, пока эти заглушки вставлены в культурный процесс. Будет недоразумение вместо России.

Ну... так или иначе. Привожу. Испытывая отвращение сам к себе - терпеть не могу бессмысленные действия.

Даже в замученной русской диаспоре, метавшейся от большевиков в Германию, а от Гитлера в Америку - лучше работали механизмы продвижения, попадания в центр внимания и вообще появления на авансцене новых авторов, чем сейчас в России. Сирин дорос до целого Набокова, довольно быстро.

Сейчас один мерзлый пепел вместо цветущего сада. Но это не значит, что авторов нет.

Этот отрывок мне прислан по электронной почте, привожу его с разрешения автора. Иван Селиванов:

Старые заброшенные дома страшны не только тем, что напоминают нам о том, что наше время конечно, конечен сам человек и всё то, что он построит. Конечно, в них есть и это, но это является фактически нашим замаскированным, и привычным страхом живого умереть. 

Пустые, выжженные дома, безлюдные объекты были бы не страшны, если бы стояли совершенно пустыми и чистыми. Они бы жили только своей жизнью, не прикасаясь к нашей. В конечном счёте смерть не так уж и страшна — мы страшимся совсем не абсолютной черноты. Мы впадаем в ужас, когда тьма начинает светлеть, и нам становятся видны очертания поджидающего нас ужаса.

Именно поэтому любители пощекотать себе нервы фотографируют в мёртвых особняках и усадьбах случайные, но привычные объекты — книги, открытки, игрушки. И вид детской куклы в запустении сообщает нам страх совершенно иной природы — мы хороним своих мёртвых, потому что боимся их. Никому бы и в голову не пришло выставлять скелет погибшего на его могиле. А каждая человеческая вещь нагло сияет на фоне закрытых заводов и чернобыльских квартир бельмом не только из-за радиации, но из-за несмываемости напоминания о смерти. 

Издавна мародёры и гробокопатели, или гроботати, как их называли в старое время, всегда относились к самой презренной касте, подобно людоедам, одолевшим последнее зерно Божьего страха, запрещающее самоуничтожение. Ведь есть определённая грань порока, из-за которой уже нет возврата. И люди, зарабатывающие на том, чтобы потрошить могилы, попросту опасны, как сумасшедший, обгладывающий свои пальцы. Это настолько неестественно, настолько дико, что становится заразным искусом, готовым погубить всё человечество в случае его распространения.

Всякому, занимающемуся археологией, надобно обладать крепким здоровьем и быть как минимум не плохим человеком, в противном же случае надлом личности неизбежен. Известная университетская шутка про то, что запасы древних вин Италии не дожили до нас по причине пристрастия археологов к крепким напиткам, затрагивает очень глубокий порез в нашем мироздании, создаваемый их раскопками. 

Мы обращаемся с нашими мертвецами, словно бы с живыми — говорим с ними, молимся им, ждём встречи с ними после своей смерти. Но соприкосновение с истинной смертью всегда иссушает душу, и она требует уже и иной влаги.

Оставить комментарий

• VK.COM
• FACEBOOK.COM
• Анонимно

Популярные посты:

• Ранее
• Архив