Литературное.

vespro — 24.11.2013 За широкими окнами неторопливо плывет разноцветная жизнь. Город снаружи пахнет бензином и близкой зимой. Внутри, в тщательно обустроенном парфюмерном раю, тепло и головокружительно от обилия зеркал, стекла, нежных мальчиков и девочек с длинными ногами и ресницами.

Запахи теснятся за их спинами, подманивая, обволакивая, уговаривая попробовать свои «удивительные сочетания сандала, пачулей и легкого оттенка цитруса»…
Запахи наперебой рассказывают о восточных гаремах, лавандовых полях Прованса, степном медовом разнотравье Крыма, море у берегов Сицилии…

Запахи вынимают из рукава воспоминания.


Один вдруг рисует в воздухе тенистую веранду и чай с бергамотом. Другой – ясное венецианское утро с сырым ветром и запахом свежевыстиранного белья.
Флакон со старомодной золотой крышечкой внезапно делает тебя маленьким, а бабушкино трюмо большим и таинственным в полумраке комнаты. Ты стоишь и вдыхаешь этот неповторимый запах чайных роз, и ждешь, что сейчас тебя окликнут, и ты выбежишь в гостиную к столу, елке, подаркам в цветной бумаге…

- Деньги – чепуха, - говорит веселый цветной флакон, - Главное – юность, босиком по траве, яблоко в руке, жизнь впереди.
- Деньги – главное, - усмехается тяжелый, квадратный, обтянутый дорогой кожей. Аромат мягко захлопывает за тобой дверцу лимузина, оставляя за лакированным бортом всякую чепуху вроде трав и яблок.
- Чепуха и то, и другое, - меланхолически вздыхает третий, - Главное – покой и память. Мята и жасмин… Воск и ладан…

- Вот так встреча, - слышу я из-за спины.
Он постарел. Остриг наивные золотые кудри, сменил курточку на легкое кашемировое пальто, и бесповоротно перешел в другую жизненную категорию.
- Великолепно, - рокочет он по-мхатовски барственно в ответ на дежурный вопрос, - Театр, кино, роли, ученики.

В последний раз мы виделись лет пятнадцать назад. Он в ту пору играл морское чудовище в чудовищной детской пьесе, и жизнь у него была такой причудливой и нелепой, как будто и ее выдумал тот же бесталанный пьющий драматург.

Жена его кормила грудью дочь-дошкольницу и шила из тряпок «народные» лоскутные одеяла. Их дом на отвратительной московской окраине был украшен чем-то домотканым и безупречным с точки зрения экологии. Потом он ей зачем-то изменил, и она рыдала на моей кухне, выкрикивая слово «непоправимо». К стыду своему, я отчаянно скучала, и неубедительно втолковывала его жене, что «все перемелется, и будет мука».

Потом он покорился обстоятельствам, вернулся в семью, что-то там «решительно отбросил», что-то «осознал», покаялся в чем-то, и она простила, но, конечно, не до конца, потому что до конца «такое» простить нельзя.

- Себе выбираешь? Мужу? – небрежно интересуется он, заметив в моей руке флакон.
- Мужу.
- Возьми вот этот, - бросает он через плечо, уже уходя.

Запах старинной ткани, теплого чая с лимоном, древесной коры...
- Красивый, - машинально говорю я вслед его прямой кашемировой спине.

- Очень модный аромат, - улыбается девушка-приказчица, - У него интересный шлейф. Он раскроется, и вы его не узнаете. Попробуйте брызнуть на руку, посмотрите, как он живет на коже.

Всю обратную дорогу я принюхиваюсь к своему запястью.
Кожа пахнет мятым кружевом, старыми игрушками, и почему-то несчастливым детством.
В пакетике у меня лежит небольшая деревянная коробочка. В ней – простой флакон с черной пластмассовой крышечкой. В нем – запах дыма с легкой примесью ветивера.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив