Лытдыбры золотой осени

Вчерашний день с его солнечной, сухой, холодной погодой заставил меня выброситься на улицу и переделать столько дел, сколько способен на себя взвалить лишь законченный интроверт. Экстраверт бы забастовал и что-нибудь отложил на завтра.
Для начала я подстриглась в парикмахерской, в которой стригусь с

Постриженная я гораздо мобильней непостриженной. Поэтому меня легко уговорили на долгую прогулку, посадили на автобус и повезли в Университетский городок — гулять до смотровой площадки под философскую беседу.
Университетский городок — прекрасное место, я там гуляю сорок лет. И он почти не изменился, если не считать того, что жасмин и сирень в сквере перед "задним крыльцом" ГЗ МГУ (которое значительно шикарней главного входа) не то погибли от неведомой болезни, не то просто выродились.

Когда-то они цвели бешеным, неудержимым цветом, кипенью выливаясь из-за скамеек. Сейчас круглый год стоят голые, в каких-то коричневых комках засохших на ветках соцветий. И фонтаны на пруду больше не работают, а только ржавеют год от года, становясь одного цвета с бурыми уточками в том же пруду. Грустно.

За смотровой экскаваторы радостно роют ямы под новую канатную дорогу. Она будет простираться до Лужников и у меня еще будет шанс перепугаться насмерть, плывя на немыслимой (для меня) высоте над свинцовой водой Москвы-реки. Моя застарелая высотобоязнь заранее в восторге.
У смотровой мы, раз уж канатную дорогу протестировать не довелось, протестировали пончики и кофе, а потом — упорную (если не сказать "упоротую") натуру местных пчел, плотно сидящих на кофеине. Когда пчела уселась мне на щеку и решила, что с меня-то она и соберет нектару на весь улей, БМ, бедная, от страха за меня чуть не расплакалась. А я сперва хотела попросить ее достать из моей сумки фотик или хотя бы снять меня на телефон (думаю, это фото обрадовало бы всех моих хейтеров: "У Цыпы жуткая рожа, когда пчелы и осы ползают по цыпиному лицу! А вот мы бы на ее месте не боялись!"), но поняла, что:
а) я не рискну открыть рот, пока пчела в сантиметре от него;
б) у Мыши не получится сделать репортаж с петлей на шее (а тем более на моей шее).
Жаль, такой кадр пропал. Когда еще меня примут за цветок с запахом кофе.
В общем, добрых пять минут пришлось стоять молча и ждать, пока с меня соберут всю сахарную пудру и всю пенку латте (надеюсь, эти пчелы делают правильный кофейно-пончичный мед). Махать руками на кусачее насекомое, решившее, что именно ты здесь главный медонос, бесполезно и опасно. К сетевому поведению тоже относится.
Над метромостом пчелы закончились, идеи тоже. Мысль дойти до здания Академии наук, которое москвичи называют "Золотыми мозгами" за несуразные украшения на крыше, была главной, но почему-то никак не перетекала в идею, куда гулять дальше. В результате мы спустились к Андреевскому монастырю и мосту. Вернее, к двум мостам — я еще помню, как такой же, как Андреевский, Старый Краснолужский мост прекрасно смотрелся у Новодевичьего монастыря, а нынче он, весь в стеклах, переделанный до неузнаваемости и перенесенный выше по течению, не смотрится совершенно, так же, как Андреевский, практически скрытый соседним, автомобильным. Увы, столицам не до красивых видов, когда речь заходит об удобствах и больших деньгах. Правда, в районы, где не на что полюбоваться, перестают течь деньги туристов, существ, жующих глазами местные красоты. Излишне жадным властям следует об этом помнить.

Подмостье Андреевского моста четкое, прагматичное, египетское. Как говорил про такие мосты один мой френд, похоже на позвоночник ангела.

Набережная убегала дальше, к парку Горького, который я помню разным: и запущенным почти до состояния пустыря, с гипсовыми девушками (при веслах) и "Павликами" (при горнах) на боковой аллее, с кафе-стекляшками, где подавали жуткий слипшийся рис "в подливе" с рисовыми же тефтелями (мяса в тех тефтелях было столько, что их вполне можно было считать вегетарианскими) и шашлык-машлык, опять же с подливой; и запруженным народом, с очередями на аттракционы (при одном взгляде на них у меня начиналась паническая атака), с орущими детьми и визжащими взрослыми; и модернизированным до потери совково-сталинской идентичности своей, с безликими беседками-киосками на каждом шагу. Наверное, увижу я его и "исторически реконструированным", "Павлики" снова будут дудеть в вувузелы, а девушки замахиваться на прохожих веслами. Надеюсь, рис с рисом и шашлык "Не ешь меня" не будут реконструированы как историческая деталь.

Но мы в парк не пошли, а вместо этого свернули на лестницу, ведущую в никуда — определить, куда она выходит, снизу почти невозможно. Через пять минут беготни по ступенькам и один мой гипертонический криз мы оказались перед самым прекрасным сталинским барокко в Москве — на Калужской заставе, она же площадь Гагарина. Гагарин все так же рвался в небо со своей титановой стелы, а мы через десяток переходов (лестницы, проклятые лестницы) добрались до запущенной недавно в столице Московской кольцевой железной дороги — МКЖД, спешно переименованной в МЦК, Московское центральное кольцо (которое, замечу, ни разу не центральное, но мы же жить без ЦК не можем, что бы эта аббревиатура ни означала). Я давно собиралась покататься на МЦК, вот и покаталась. Наверное, стоило заснять на память сияющие хромом и мрамором вестибюли, но я, как коренная (по отцу) москвичка, привыкла к хрому-мрамору и не обращаю на него внимания от слова "совсем" — и знай ворчу, что эскалаторов могло бы быть и побольше. А то пока доберешься до поездов...
Не замечая, что (голосом Задорнова) "уже смеркалось", мы с БМ сели на поезд не в свою сторону, а в противоположную, и отправились любоваться районами, в которых не были лет двадцать. В вагоне, даже более удобном, чем вагоны немецкого эсбана, железной дороги, выполняющей роль метро.
Надо сказать, из окна поезда, с высокой насыпи всё видится иначе, нежели когда гуляешь по улицам вдоль автопотока и забора промзоны. Я еще в Берлине всей душой полюбила эсбан: из окна его открывались удивительные перспективы, а если бы у меня была камера или фотоаппарат, который хорошо снимает на ходу, можно было бы наделать отличных фоток с видом на Шпрее и прочие реки. Люблю снимать реки с мостов.
Однако снимать набережную в районе Нагатинского затона всегда было невместно: когда-то она была просто грязной, а нынче территория разрушенного ЗИЛа если для каких съемок и годится, то для съемок постапокалипсиса: корпуса с выбитыми окнами, мертвые пустыри с кучами мусора и общее ощущение угасания эпохи. Даже в 90-е здесь не так чувствовалось умирающее время, как сейчас, накануне реконструкции. Если кто любит руины, сколько бы всего он мог здесь заснять! Еще бы пробраться на стройплощадку, где демонтируют шпиль МИДа, а картины разрушения имперской гордости ужасают.
Любование промзонами прекратилось еще на середине маршрута: за окном смерклось окончательно. Оставалось только слушать названия станций: Верхние Котлы, Шелепиха, Лихоборы... На Лихоборах высокий мужик в черном, ростом два метра с лихом, встал у дверей, натягивая на голову черный капюшон худи. Постоял и вышел в ночь. В ночное. А в вагоне было по-прежнему светло, чисто, благолепно и вайфайно. И диктор голосом манерной пидовки тянул гласные по-английски: "Стэ-эйшн Ли-икхобо-ори-и... Экзит он зе лефтен са-а-айд..." Я, правда, так и не поняла, что это за "лефтен", почему не просто "лефт". Всю жизнь было "exit on the left side". Англоманы, блин.
Ну, словом, объехав за часок всю Москву через районы, где мы с Боевой Мышью не были с прошлого века, выбрались у родимых Пионерских прудов, полюбовались на отражение звездного неба в воде, прошли оврагом, не освещенным ни единым фонарем (ничего, скоро модернизация с реконструкцией и до вас доберется! вот только не знаю, хочу ли я этого), до родных пенатов и... думаете, упали без ног после семи часов ходьбы и часу езды? Как бы не так. Я еще приготовила блинчики с придуманной на досуге пряно-шоколадной начинкой и хлеб испекла. Но это уже другая история, кулинарная.
|
</> |