Лейбниц и Ницше жили в лучшем из возможных миров

hyperboreus — 07.07.2024 Идея о том, что наш мир — наилучший из возможных, восходит к Аристотелю, считавшему, что то, что осуществилось, перешло от возможности в действительность, тем самым и есть самое совершенное, ведь остальные возможности оказались нереализованными, буквально "проиграли", значит, были хуже.

Неудивительно, что именно Лейбниц, много сделавший для возрождения Аристотеля в Новое время, придал этому принципу всеобщий, всемирный характер. Согласно Лейбницу, этот мир не может быть ничем иным, кроме как наилучшим из возможных, поскольку, во-первых, всесовершенному Богу не пристало создавать никакой иной, заведомо более худший, а во-вторых, достаточное основание (без которого ничто не может существовать) есть только у наилучшего мира, поскольку он наилучший, тогда как существование любого другого мира необъяснимо, ибо на каком основании осуществится именно он, а не какой-то другой?

Впоследствии тезис Лейбница много критиковали, потом, кажется, забыли, но мало кто понимает, что этот тезис, правда на новых началах, был возрожден никем иным, как Фридрихом Ницше в его теории о Вечном возвращении того же самого. Казалось бы, где Лейбниц, докритический метафизик, а где Ницще — пророк постмодерна? Однако их тождественность в этом вопросе легко показать.

Ницше, принципиальный антихристианин, начинает с того, что отвергает требование рая как лучшего мира, присущее многим религиям. Это, по его мнению, означает слабость, неприспособленность к жизни, пассивное фантазерство. Вместо этого он предлагает сказать безусловное "Да!" этому миру и этой жизни, принять их как наилучшие. Но что значит сказать "Да!" миру? Может быть, это "Да" миру в целом, в его основаниях, но не в мелочах и частностях, которые все-таки лучше бы кое-где поправить? Нет, считает Ницше, мир нужно принимать полностью и во всем, вплоть до мельчайших частей. А мы готовы к такому принятию только тогда, когда готовы, что все принятое нами снова произойдет, повторится — в точности, как имеется сейчас. Стало быть, мы только тогда принимаем этот мир, когда не желаем никакого другого, а готовы вечно существовать именно в этом, бесконечно возвращающемся точно таким же, какой он есть сейчас. Прочие же миры становятся, как у Лейбница, недействительными и неосуществимыми.

В своем учении о Вечном возвращении Ницше выступает как последний моральный метафизик в эпоху заката и морали, и метафизики. Он закрывает западную, в своем истоке аристотелевскую традицию, говоря безусловное "Да" единственному и наилучшему аристотелевскому миру. В наше время мир понимается скорее как наихудший из возможных — хотя бы по той причине, что наихудшему как самому примитивному проще всего осуществиться, тогда как наилучшее предполагает долгий путь развития и совершенствования. Поскольку же совершенствование чаще понимается не как внутреннее развитие, а как внешняя приспособленность, получается, что и развиваться не нужно, достаточно к худшему миру приспособиться, чтобы он уже не казался таким плохим, а даже вполне приемлемым. Поэтому мы, с одной стороны, наловчились мастерски приспосабливаться ко всему, даже весьма отвратительному, а во-вторых, постоянно требуем каких-то изменений, улучшений, исправлений и реформ — только для того, чтобы приспособиться и к ним...

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив