Лето моё, тело

irsla68 — 30.08.2023

В первую неделю июня в квартире было солнечно, но очень холодно, а тепло —  только на застеклённом балконе, где я сидела и грелась, и, как обычно в начале лета, надеялась на глобальный природный катаклизм, благодаря которому лето не наступит, а мне не придётся отвыкать от зимы.
К середине июня стало жарко, я открывала все окна и закрывала шторами глаза на лето, как на бестактность или недоразумение, или как ещё на что-то такое, с чем бессмысленно бороться.
Вечером 16 июня я поинтересовалась, съел ли Медведь сегодня жареную баранью почку; Медведь ответил «хохохо» и пожаловался на духоту в квартире.
Внизу полдня пилили засохшее дерево. Пилил один, а семеро стояли рядом, покрикивая.
Осы спокойно долетали до моего девятого этажа и тыкались в меня, не кусая.
Я старалась реже выходить из дома, чтобы не потратить лишнего. Но выходить, всё же, иногда приходилось. И однажды мне повстречались три дядьки, двое страшно матерились, а третий, глянув на меня, приказал двоим: ну-ка потише! Сейчас войдём в лес - там и поговорим нормально!
Иногда я приносила из леса цветы. Заворачивала букетик в лопух, чтобы цветам было не так жарко и страшно в моём рюкзаке.
Когда цветы оживали в кувшине с водой, я их фотографировала и отправляла картинки Тане в Майями и сестре в Манитулин. Таня забыла, какие у нас тут цветы. Сестра помечала лесные букеты молчаливыми сердечками.
К концу июня дописала несколько сюжетов про маму и увидела в небе Зевса, а может, какого-то другого бога - он был щедрый и кудрявый, и я не успела его ни о чём попросить, а только сказала: видишь, я же пишу, не совсем бездельница — и  бог, рассыпавшись, быстро перевоплотился в  кучки.
В прогнозе погоды вместо «лёгкий ветер» я однажды прочитала, что ветер «лютый».
Иногда я что-то пекла,  из сладкого — наши с Медведем любимые петушки, и тогда локоть у меня был в сахаре и прилипал к столу.
Деревья пилили каждый день с раннего утра — ясени-развалюхи, все они высохли у меня на глазах за эти полтора года.
Я сидела на балкончике и пила чай. Вспомнила, что бабушкина сестра Зина рассказывала, как во время войны в эвакуации им на работе иногда раздавали суфле - дряблое, жидковатое, похожее на кисель или манную кашу. И один раз не во что было его налить, чтобы взять домой. Зина открутила абажур от лампы, и ей налили суфле в абажур. Дырочку она придерживала бухгалтерским бланком.
Я подумала, что «Суфле в абажуре» — неплохое название для рассказа, но рассказ не намного длиннее названия.
Мы ехали с папой мимо лесной полосы по Балаклавскому проспекту, и папа, которому только-только вкатили уколище, глядя на лес, сказал: «Хотел бы я сейчас белый гриб найти!» Что чувствует человек, понимая, что он больше никогда не пойдёт в лес за грибами, никогда не сядет в самолёт и не увидит моря? Или ещё надеется на что-то?
На даче было жарко, пахло сырой землёй и соломой. Отец злился и раздражался, отказывался от еды, так что в первый вечер ужинала я одна — котлетами с рисом.
Ночью несколько раз просыпалась и, видя над собой сосновые доски, не понимала, где я: старая Пахра, Бакуриани, сосновый гроб?
Мне снилась Сена в хрустальном гробике... Она была живая — просто спала там, как в сундучке с висячим замком. Я то отпирала, то запирала замочек непонятно чем: ключа у меня не было.
Утром ели с папой кашу со смородиной и пили кофе. Чёрной смородины мало, если по горсточке — хватит дней на десять.
Следующая ночь была, как в бурю на корабле. Дождь, ветер, весь чердак продувало, старые листья падали в мою кровать; я чувствовала себя кусочком сахара, который вот-вот растворится — почти не спала от страха. Выползли к завтраку только к 12.00.
Сторож Миша халтурно сделал нам выгребную яму, узенько и неглубоко, в форме писсуара, и отец всё пытался заставить его исправить, докопать тут и там, заманивал к нам маленькой новой работой, обещал хорошо заплатить, но Миша сказал, что ему пока некогда, и  нагло проезжал мимо нас на велосипеде... Иногда, когда отца рядом нет, Миша говорит мне: «Ты что, боишься меня? Я же не маньяк.» В ответ я только смеюсь. Миша жуёт стиморол, жвачку из 90-ых.
Медведь сварил и отправил своим малинового варенья. Родители варенье разругали — сказали, что оно «с жуками». Есть не стали, и Медведь переживает и боится, вдруг мать выбросила варенье, а он им прислал почти всё, что сварил — себе оставил только в маленькой вазочке.
А у меня получилось варенье из ревеня и смородины красивого рубинового цвета, но от ревеня, когда он разваривается, отделяются волокна, и они похожи на волосы; я думала, отец будет ругаться — «волосы в еде», но он не заметил, или ему не попались такие нити. Если намазывать тёплое варенье на свежий белый хлеб, получается как летний ягодный пирог…
Раньше мы пекли ягодные пироги в нашей самодельной чёрной печке, похожей на сундук. Такие печки были у многих дачных соседей: ходил по дачам мужик и продавал эти чёрные печки с деревянными по бокам ручками.
Пироги мама и бабушка пекли с клубникой, малиной, вишней и яблоками. Клубника выцветала от жара, становилась бледно-бурой. Пироги всегда были открытые,сыроватые и одновременно слегка подгоревшие, с решётками из полосок теста.
Вечер тёплый и свежий. Я зажигаю фонарь у кухни.
Отцу мало каши и варенья — он ест себя и меня поедом. Озабочен какими-то навязчивыми мелочами, и мы часто сидим с ним в разных домиках, спасаясь от разговоров. Иногда отец приходит из кухни в дом, садится напротив меня за стол, где я пишу и читаю с экрана, и заводит разговоры, пускается в непрошеные воспоминания, как будто не замечая мою занятость и то, что я отвечаю скупо; или просто перебирает квитанции, шуршит и шуршит, и мне приходится подниматься и уходить в другой угол, за другой стол...
«Я же не мешаю?!» — то ли спрашивает, то ли утверждает отец.
«Мешаешь», — отвечаю я, и мы погружаемся в адское молчание.
Отец скисает, ходит, стонет и жуёт губы.
Он не понимает, что мне с ним плохо. Думает: нормально же всё, едим вместе.
Как будто это главное... Отец всё пытается измерить и поправить едой. Или воспоминаниями о еде. Я не могу ничего ему рассказать. Он как-то скучно всё истолковывает, что меня накрывает тоска.
Я не могу ни с кем жить и быть, а отец не может жить и быть один.
Вечером, вынеся, как обычно, за отцом ведёрко и уже поднимаясь спать на чердак, вдруг с тревогой подумала: а как же он ТАМ справится, поймёт, куда идти, по какой дороге? Он же всегда плохо ориентировался, везде: и в городе, и в лесу. Однажды маме было некогда ехать со мной в Гнесинку на воскресный концерт по абонементу, и пришлось ехать отцу, к его неудовольствию.
Мы застряли в снегу на Суворовском бульваре — отец не понимал, как идти дальше, и спросил у румяного мальчишки в чёрной суворовской шинели: «А где Суворовский бульвар?» Я тогда подумала, как это странно — спрашивать у суворовца про Суворовский бульвар. Мальчишка не знал. На концерт мы опоздали, отец был взвинчен, я не знала, как загладить — он немного успокоился на «Полёте шмеля».
Уже разбирая кровать и смахивая листья с пледа на чердаке, я продолжала думать — как же он найдёт ТАМ дорогу, особенно зимой, или в темноте. И вдруг  как-то то ли поняла, то ли увидела шеренгу живых огней.
Первым будет стоять Карлсен, он помашет отцу большим фонарём в медном футляре, отец пойдёт на свет Карлсена, Карлсен протянет отцу руку, они обнимутся впервые после 85 года...
Следом полыхнёт факел Лёвки Айзена, и отец шагнёт к нему, сколько лет-сколько зим, дорога станет простой и яркой, там и Андрей включит фары на краю картофельного поля, а Иосиф разведёт костёр, и Стефан с Иваном поддержат пламя, чтоб отец не заплутал, и где-то сбоку, у обрыва, будет стоять и неумело зажигать спички, кривя руки, папин брат Борис.
И тут во всамделишном дачном небе, как по невидимому бикфордовому шнуру, посыпались яркие весёлые залпы салюта.
Вспышки соединились в дружный гогочущий хор молодых мужских голосов: поддержим, поможем, покажем! Голоса и смех, весёлая удаль хоббитов и эльфов, королей, наследников и наместников, их щедрая готовность встретить отца и осветить ему дорогу.
Ночь после салюта стала, наверное, худшей за всё время: в такой глубокий и сырой холод можно было дышать только под одеялом, а там я задыхалась. Высовываясь наружу, снова промерзала. Нашла в шкафу ирландский шерстяной берет, спала в нём, он пах старьём, плесенью, и шерстил лоб…
Я испытывала ярость оттого, что нахожусь в своей телесной оболочке. Она меня давила и корёжила, хотелось сорвать её, как кожу Лягушки Царевны, и сжечь, но как?
Я шиза? — спросила я у Медведя.
Нет, — улыбнулся Медведь двумя скобочками.
Утром нашла грибы в мокрой траве - отец сказал, что одни из них козлята, другие - чернушки, и попросил приготовить в сметане.
Я есть не стала, но пахло вкусно.
Отец сказал, если он отравится и умрёт - нестрашно, смерть от грибов красивая.
Я вспомнила три красивых смерти: старушка с пятого этажа пошла в лес за ландышами и умерла, собирая их. Вторая: бабушка моей бабушки умерла во сне и лежала утром мёртвая и румяная. Третья: моя коллега Лена 58 лет в последние дни отпуска собирала на даче малину, упала в траву и умерла.
Лена успела увидеть свою старую маму и сына, и мужа, они подбежали, пытались поднять и что-то ещё, а Лена сказала им — дайте мне умереть спокойно.
Поздним вечером на веранде кружится и жужжит муха - не могу её ни выгнать, ни убить. Она прячется в абажуре. Мерзкое грязное жужжание.
На несколько дней я вернулась в Москву и видела Сену...
Она сидела за столиком на лужайке в детском саду вместе с другими девочками. Я остановилась у ограды, и даже издалека было видно, какие у Сены карие глаза...
Сена меня узнала и осторожно помахала рукой - такими цепляющими круглыми движениями, и жалко улыбалась...
Йеля спросила, что я делаю теперь, когда у меня нет Сены.
Я ей ответила - ничего. Готовлю и подогреваю еду, и мою посуду. В основном, лежу или сижу за компом. В жж не пишу: стучит стройка на поле, летают мухи. Жду вечера зачем-то, а ночью не сплю.
Спросила у Медведя, как он думает, что мне делать с вещами Сены. У меня остались её брюки для луж, кофточка, капли в нос, молочная бутылка...
Пусть будут, ответил Медведь.
Почти каждую неделю у Медведя появляется прыщик на лице, очень маленький. А превращается в огромную яму! Кровоточит.
Разодрал все лицо и сижу в крови, уныло говорит мне Медведь.
Из последней красной смородины сделала несколько крохотных баночек  желе   —  оно похоже на жидкие рубины.
А из крыжовника — на жидкие изумруды, предположил Медведь.
Я несколько дней ничего не трачу и скопила немного денег из едовых, и хочу подарить что-нибудь Дельфе — давно ничего не дарила.
Думаю купить ей «Клару и солнце» и вытянуть игрушку в автомате.
Но автомат разжимает клешни раньше времени, игрушка выпадает обратно в плюшевую кучу...
Тихий тёплый вечер с Цинандали и рыбой, с брынзой и зеленью.
У соседей орут, и вкусно пахнет жареным мясом.
К другому соседу приехали гости — женские и детские голоса, и тоже вкусно, остро и сухо, пахнет костром.
Стемнело, и я варю кофе под звёздами. Ко мне пришёл ёж-подросток. У соседа скандал: женщина кричит кому-то: Ах ты, шалава! Будь ты проклята! Фары, мотор, гудки — за столом остаются одни мужские голоса. Разговаривают по-армянски, спокойно. Едят шашлык и салат.
Несколько вечеров подряд сижу в справочнике «Вся Москва» за разные годы.
Нашла и отследила передвижения прадеда по Москве с 1911 по 1927 год. И точный его адрес в Лебяжьем переулке, с номером квартиры.
После того как прихлопнули нэп, прадед переселился с Волхонки в Староболвановский переулок. В первой версии "Старика Хоттабыча" в этом переулке (1938 г. ) жил Женя Богорад, и именно там появились дворцы и повозки с драгоценностями.
А вообще у меня бредовая мечта найти ключ от квартиры прадеда в Лебяжьем переулке —  я вообще много думаю о старых ключах, засыпаю под эти мысли.
Много нашла интересного про наш старый навесной замок от заднего двора.
На замке надпись: Завод им. Кирова. г. Павлово. И вот я стала читать...
А там - кустари, немцы, либерал-народник по фамилии Штанге, он организовал в Павлово производство металлических изделий.
Его друг инженер Густав Шперк, которого заподозрили в изготовлении лопаток для Австрии во время Первой мировой войны и хотели утопить.
Железки, бездна историй, толща событий, так всё прочно укоренено.
Замки в Павлово давно не делают - у нас один из последних, оказывается. В 1957 село артель стала заводом, и уже к 1960 там перестали производить навесные замки. А у нас навесной... Со странным полым ключом, как маленькая дудочка.
Ещё я нашла на Мешке открытку от сентября 1915 года, которая пришла в дом моего прадеда в Лебяжий переулок, но в другую квартиру,   — возможно, они были соседями, и виделись; бабушке было тогда несколько месяцев.  
В открытке — поздравление с именинами для некой Софьи, и опасение, что открытка придёт с опозданием, и фраза — «лучше поздно». Подпись: Кот Мурлыка. Открытка-репродукция картины Репина «Проводы новобранца».
Так хочется купить ту открытку... Но она стоит почти 900 р, а после торгов может дойти до 1500. Да и вообще - надо ли.
Давай купим! Не надо жалеть на такое! — закричал Медведь. — Я доживаю на последние тысячи. Так страшно. Но у меня отложено как раз 1500. На открытку. Их не буду тратить.
В день окончания торгов 14 августа я упала с лестницы и сильно повредила колено. Так, что не смогла встать на ноги, и ползла на животе до веранды. Мне было уже не до открытки от Кота Мурлыки. От боли я забыла, что на свете есть ozon, звонила Палиндром и просила отправить мне курьером костыли. Я также забыла, сколько у меня денег на карте. И что такое карта. Когда Палиндром спросила, есть ли у меня карта, я гордо ответила — есть, карта Европы, она висит в комнате. Палиндром пояснила, что она имела в виду банковскую карту.
Чуть позже Палиндром перезвонила и передала совет от Тёзки — заказать костыли на ozonе, что вообще не пришло мне в голову. Мне хотелось, чтобы Тёзка мне позвонила, я стала вспоминать её маленькую, как мы однажды с нашими родителями никак не могли добраться с дачи до Москвы — сидели в Битце несколько часов на лавке под тёмным тёплым небом. Карлсен набрасывал альтернативные варианты автобусов, но мы продолжали сидеть в ожидании электрички. Потом всё-таки сели в автобус, и Тёзка спала на ходу, стоя, в переполненном злом автобусе, и никто не уступил ей место...
Колено сильно болит, когда сгибаешь, и шага не получается. Отец приносит еду в пакете: запарил геркулес в банке...
На следующий день, благодаря костылям, мы выпили утром кофе. И я даже испекла хачапури — теперь я паракулинар.
Ночью проснулась оттого, что колено болит с другой стороны - там, где до этого не болело; а там, где болело раньше - не болит. И вот я совершенно ясно почувствовала, что я - это не я, а сестра себя, на 10 лет младше, но как будто совсем девчонка лет 13, и лежу на дороге в пыли, и у меня сильно болит нога...
В это время в комнате (а я теперь сплю на веранде) кто-то завертелся и раздалось чпоканье, и я не знала, кто там, и спросила - Это кто? И отец, который был тогда не отец, а непонятно кто, сказал: Это я. Сливаю мочу.
А я, та я, которая была не я, спросила - А кто же тогда я??
Отец испугался и ответил на вопрос криво: Ты на веранде, а я тут, ты что???
И мне стало весело и легко в моём другом я, а потом у меня началась истерика. Всё внутри дрожало от боли и напряжения, каждый звук выскрёбывал нервы.
Днём отец нашёл в кармане своей штормовки осиное гнездо.
Штормовка висела с прошлого года в бане на крючке, я её от отца спрятала, потому что штормовка непотребно старая, меня от неё тошнит, а он жить без неё не может. И вот разыскал... Сунул руку в карман, а там - вроде мячик какой-то. Достал - гнездо! Но уже брошенное, слава богу.
А однажды в дачном резиновом сапоге мышь вывела мышат... они были голенькие розовые. А в другой раз - в узком шкафчике в коридоре, где у папы лежали инструменты и газеты, мышь сделала гнездо или нору, что ли.
Нас не было дома неделю - папа открыл шкафчик, а оттуда брызнули мышата…
Это было очень давно, мы несколько лет как переехали, и в домах тогда было полно мышей…
Сейчас у меня уже гипс — саркофаг боли. У ноги развивается клаустрофобия.
Можно было ещё написать, что костыли лежали на полу и, освещённые Луной, становились длинными серебряными лучами; что кузнечики прыгали от меня в траве, указывая кратчайший путь к туалету или кухне, что весь паркет усыпан теперь гипсовыми крошками, и я научилась убивать мух костылями, но зачем нет сил.

Оставить комментарий

Популярные посты:

cristensald

Коробки из мелованного картона: свойства, преимущества и сферы применения

loversbooks

Немного о типа киноновинках

school_lj

Формула поста: как писать, чтобы вас читали. Часть 1

e_kaspersky

Каменные чудеса плато Альтиплано.

ru_spartak_msk

был Максимка, стал Махмудка

kiowa_mike

Ричард Олдингтон. Герцог

megaflop

Хрустальная туфелька

pro100_mica

Фотограф дня Жиль Карон

proehalimimo

ДТП в космосе

• Архив