Кутная гора

fa_kot — 31.01.2011
a_ukraina Отпадный отрывок из похождений бравого солдата Швейка. Придется отметить, что "нравственные ценности" одной, слишком хорошо знакомой националистической группы,  широко известные во все времена, и поэтому в романе Гашека несколькими словами, эпизодически описан психотип поднимающий целый исторический пласт - и определяющий место данной группы людей на окраинах или в местечках, то есть имевших определенную черту оседлости. Остальные персонажи отмечены настолько юмористическими чертами, с национальным подтекстом, что падать со стула читая эти отрывки пришлось не один раз.

  
И. Дедюхова  Нашими любимыми фразами с братом с детства были: «Я тебе удивляюсь! Как это ты можешь со всяким дерьмом разговаривать?», «Говорил я, что ты мадьяров плохо знаешь!», «Не унижайся!», «Тихо, что в твоей часовне, все словно создано для скандала».

После Манежной площади и прочих декабрьских потасовок с… мм… мадьярами, у меня сложилось твердое убеждение, что межнациональные отношения господа-кукловоды из ФСБ изучали по роману Гашека. Вполне возможно, что Гашек передал такие интернациональные армейские типы, что несколько лет службы – и в результате возникает такой многоопытный Водичка, призывающий мочить мадьяр мелкими партиями.

Но главный улет начинался. когда мы перечитывали бессмертный поход Швейка и сапера Водички с любовным письмом поручика Лукаша. Из-за всех случившихся со мной за последнее время передряг, брат с нехорошим ржанием постоянно напоминал мне про этого Водичку, постоянно дравшегося с мадьярами.
По роману, как вы помните, Швейк – среднего роста и плотного телосложения. А Водичка выше его на голову. И как бы по физической конституции брату больше подходила роль Водички, а мне – Швейка. Но по жизни почему-то всегда получалось наоборот. Я, как сапер Водичка, находила мадьярские драки в самых неожиданных местах. А брат, как Швейк, безропотно давал пояснения по поводу.
Этот эпизод я считаю самым лучшим в романе, как, впрочем, и наиболее «националистическим».

Поручик Лукаш сначала не имел намерения где-либо задерживаться. К вечеру он пошел из лагеря в город, собираясь попасть лишь в венгерский театр в Кираль-Хиде, где давали какую-то венгерскую оперетку. Первые роли там играли толстые артистки-еврейки, обладавшие тем громадным достоинством, что во время танца они подкидывали ноги выше головы и не носили ни трико, ни панталон, а для вящей приманки господ офицеров выбривали себе волосы, как татарки. Галерка этого удовольствия, понятно, была лишена, но тем большее удовольствие получали сидящие в партере артиллерийские офицеры, которые, чтобы не упустить ни одной детали этого захватывающего зрелища, брали в театр артиллерийские призматические бинокли.
Поручика Лукаша, однако, это интересное свинство не увлекало, так как взятый им напрокат в театре бинокль не был axpoмaтичecким, и вместо бедер он видел лишь какие-то движущиеся фиолетовые пятна.  В антракте его внимание больше привлекла дама, сопровождаемая господином средних лет, которого она тащила к гардеробу, с жаром настаивая на том, чтобы немедленно идти домой, так как смотреть на такие вещи она больше не в силах.
Женщина достаточно громко говорила по-немецки, а ее спутник отвечал по-венгерски:
– Да, мой ангел, идем, ты права. Это действительно неаппетитное зрелище.
– Es ist ekelhaft! / Это отвратительно! (нем.) / — возмущалась дама, в то время как ее кавалер подавал ей манто.
В ее глазах, в больших темных глазах, которые так гармонировали с ее прекрасной фигурой, горело возмущение этим бесстыдством. При этом она взглянула на поручика Лукаша и еще раз решительно сказала:
– Ekelhaft, wirklich ekelhafti / Отвратительно, в самом деле отвратительно! (нем.)/
Этот момент решил завязку короткого романа.
( Дальнейшее )

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив