Где-то 22 года тому обратно, я стоял у замызганного осенним дождём окна, из ко­то­ро­го открывался живописный вид на МКАД. Холодный, мокрый и враж­деб­ный город за стеклом идеально пападал в резонанс с первой главой моей любимой книги. А поскольку мне никогда не нравился ни один из её переводов – я решил сделать свой, единственно правильный. Благо, ложной скромностью – равно как и избытком интеллекта – моё чело никогда обезображено не было. Меня хватило лишь на начало первой главы. И вряд ли когда хватит на большее. Но этот кусок тек­с­та остался, так почему бы не опубликовать его хотя бы здесь. И если это под­тол­к­нёт кого-нибудь к прочтению этой книги – уже хорошо.  

Уильям Гибсон

Нейромансер

Глава I. ТИБА-СИТИ БЛЮЗ

Небо над портом было как экран телевизора на дохлом канале.

– Да разве ж я «употребляю»? – услышал Кейс,  продираясь через толпу перед «Тацем».  – Это всё организм. Это он у меня доблестно борется с алкогольно-наркотической недостаточностью. Которая всегда в острой форме...

Акцент из Кляксы, шутка из Кляксы. «Тацубо» был баром профессиональных экспатов – тут можно торчать неделями не зацепив и пары слов по-японски.

А за стойкой был сам Рац, и привычный скрип его протеза догонял каждый бокал разливного «Кайрина». Бармен заметил Кейса, даже залыбился своей смесью залежей зубного налёта и русской нержавейки, пока Кейс втискивался между де­шё­вым за­га­ром какой-то шлюхи из команды Лонни Зоуна и наглаженной до хруста морской формой высокого африканца, ук­ра­шен­но­го прицельно-ровными рядами церемониальных шрамов на скулах.

– Тут сегодня Вэйдж был. С парой шестёрок. – сообщил Рац, здоровой рукой посылая по стойке пинту пива. – У тебя с ним что, дела какие?

Кейс пожал плечами, девица справа хихикнула и ткнула его локтем, а улыбка бармена стала ещё шире. Его уродство уже успело стать почти легендой – в эпоху доступной красоты пренебрежение оной само по себе становится чем-то гераль­ди­чес­ким… Рац потянулся за следующим бокалом, его антикварная рука жалобно взвыла. Это был русский армейский протез: семь базовых функций и кинетическая обратная связь внутри – грязно-розовый пластик снаружи.

– Вы есть слишком много артист, герр Кейс. – Рац издал хрюкающий звук, заменявший ему смех, и почесал своей розовой клешней брюхо под передником. – Артист чуток смешного жанра.

– А то! – Кейс отхлебнул пива. – Должен же здесь хоть кто-то народ веселить. Ну не ты ж, бля. – хихиканье шлюхи справа поднялось на октаву. – И не ты… подруга. Так что свалила отсюда. По-быстрому. Твой Лонни – он ведь не просто мой кореш, врубилась?

Девка уперлась Кейсу в глаза и ухитрилась издать чмокающий звук почти не двигая губами... Но свалила.

– Господи, какое говно у тебя тут только не ошивается! Хрен пива попьёшь спокойно, – простонал Кейс.

– Ы! – сказал Рац, мучая тряпкой убитое дерево стойки. – Лонни за своих блядей хотя бы процент отстёгивает, а вот тебя я сюда пускаю исключительно чтоб не скучно было…

Вдруг – Кейс не успел даже опустить бокал на стойку – бар накрыла та неожиданная тишина, когда одновременно пре­ры­ва­ются сотни разговоров. И в этой тишине – истеричное хихиканье все той же шлюхи.

– Ангел, однако, пролетел,  – хрюкнул Рац.

– Китайцы! – донёсся пьяный голос с австралийским акцентом, – Эти грёбаные китаёзы, вот они конкретно врубаются во всю эту хрень с нервами. Короче, валишь на материк, братан, – и, зуб даю, починят на раз-два!

– А вот это… – обращаясь к своему пиву пробормотал Кейс, и вся боль, что он так долго держал в себе, поднялась, на­ко­нец, желчью. – Это уже полная херня!

Про нейрохирургию японцы забыть успели больше, чем китайцы когда-нибудь узнают. «Чёрные» клиники Тибы были пе­ред­ним краем хай-тек медицины – там только железо обновлялось чуть не ежемесячно – но даже они не смогли справиться с тем, чем его наградили в том отеле, в Мемфисе.

Уже год здесь, но он всё ещё там,  в киберспейсе. Что надежда – она таяла с каждой ночью. Всё что можно сделать – сде­ла­но, пройдены все повороты, срезаны все углы в здешнем Ночном Городе… Но он по-прежнему видел во сне Матрицу, видел её координатную сетку, разворачивающуюся в сверкающей пустоте, где нет места цвету. И Клякса осталась где-то там, за оке­а­ном, да и сам он больше не человек за клавой, не ковбой виртуальности – так, всего лишь ещё один дешёвый отморозок в по­пыт­ке прорваться. Но сны, эти пришпоренные электрошоком зомби, настигали и под японским небом. И он кричал во сне. И просыпался в темноте, в тесном контейнере очередной ночлежки – руки сжимали темперлон, продавливали его между паль­цев… И не находили клавиш деки. Откуда бы им там взяться.

– Тёлку твою вчера видел,  – сообщил Рац, переправляя Кейсу второй бокал «Кайрина».

– Да нет у меня никаких тёлок,  – ответил Кейс, отхлёбывая.

– Некую Линду Ли.

Кейс покачал головой.

– Что, уже никаких баб? Сплошной бизи-нис-с, артист? – мелкие карие глаза бармена еле видны в складках сморщенной плоти. – Знаешь, раньше ты мне больше нравился. Когда с ней. Ты хотя бы улыбался. Иногда. А такой как сейчас – ты ведь проснешься как-нибудь ночью… Уже разобранный на запчасти...

– Спасибо за заботу, Рац. Чуть не заплакал…

Кейс допил пиво, расплатился и пошёл на выход, сутуля узкие плечи под нейлоновой штормовкой цвета хаки. Всё, что он чувствовал, продираясь через толпу на Нинсей, – запах собственного пота.

P.S. Но один полный перевод У. Гибсона я всё-таки осилил. Это был мой самый любимый его рассказ «Зимний рынок».