Кто все эти люди

amarinn — 04.07.2017

У Александра Грина в книжке "Блистающий мир" есть совершенно прекрасная телега о взаимодействии автора и читателя - а именно, о том, как образ, созданный автором, находит свое место в душе читателя и там начинает жить.
Я даже процитирую:
«Творить — это, ведь, — разделять, вводя свое в массу чужой души. Смотри: читая Мериме, я уже не выну Кармен из ее сверкающего гнезда; оно образовалось неизгладимо; художник рассек душу, вставив алмаз. Чем он успел в том? Тем, что собрал все моей души, подобное этому стремительному гордому образу, хотя бы это все заключалось в мелькании взглядов, рассеянных среди толп, музыкальных воспоминаниях, резьбе орнамента, пейзаже, настроении или сне, — лишь бы подобно было цыганке Кармен качеством впечатления. Из крошек пекут хлеб. Из песчинок наливается виноград.
Айвенго, Агасфер, Квазимодо, Кармен и многие, столь мраморные, — другие, — сжаты творцом в нивах нашей души. Как стягивается туманность, образуя планету, так растет образ; он крепнет, потягивается, хрустя пальцами, и просыпается к жизни в рассеченной душе нашей, успокоив воображение, бессвязно и дробно томившееся по нем».

То есть, если на пальцах - образ, создаваемый автором, оживает внутри читателя благодаря собственному читательскому опыту и воображению. Если воображение читателя по этому образу "бессвязно и дробно не томилось", то сжать на нивах читательской души не получится ничего, потому что данной конкретной сельхозкультуры не подвезли, климат не тот, и вообще разного автор и читатель поля ягоды - кто-то с минного, а кто-то с конопляного.

Вот буквально на днях был смешной случай, отлично это иллюстрирующий.
Разговорились о Крапивине. Крапивин, в общем, совершенно не моя чашка чая, все его герои сливаются у меня перед глазами в одно неразличимое пятно - но когда-то, лет, что ли, в 12, мне попадалась книжка, из которой как раз что-то запомнилось.
Это была история о том, как мальчик хочет сделать подарок девочке на день рождения. И отправляется искать какой-то кораблик, чтобы его ей подарить. И преодолевает множество препятствий. Мне очень хорошо запомнилась сцена, как ему очень, очень нужно попасть на какой-то транспорт, а у него совсем нет денег, но ему очень-очень надо, и тут кассир вспоминает про волшебный билет на все виды транспорта, за который нужно отдать, все, что есть. И тут мальчик находит в кармане пятак, и получает волшебный билет, и находит кораблик, и с ним возвращается к девочке, и приходит на день рожденья, а там Страшные Мещане (девочка и ее друзья) - и он разворачивается, уходит вместе с подарком, грустно отпускает кораблик в ближайший ручей, с надеждой, что тот уплывет в волшебную страну, откуда он родом, а сам ложится страдать. В общем, какой-то такой финал в духе "Шута" Вяземского, про то, что мир этот полон скорби и одиночества и про то, что результат в принципе недостижим - не потому, что не вложился, а потому, что этот мир в принципе возможности этого результата не предусматривает. Нет в этом мире девочек, которые бы оценили этого мальчика.
Так вот, пересказываю я это все подруге, а она смотрит на меня, этак слегка всхлипывает и говорит:
- Все еще сложнее. Она там выбирает между девочкой и невероятно прекрасным одиноким мальчиком. И выбирает неправильно. И волшебный мир закрывается. Но в конце он видит в небе самолет, на котором к нему летит его волшебный друг!
- Шшто? - переспросила я, и пошла гуглить.
Гугл, как известно, знает все, и книжку я нашла, потому что помнила название сборника - "Летучие сказки" (как оказалось, "Летающие"), и там в соседней истории дети нашли на чердаке ковер-самолет. Это очень помогло, потому что искомый текст назывался "Летчик для Особых Поручений".
И был посвящен процентов этак на восемьдесят оному летчику.
Который выпал у меня из памяти ВООБЩЕ.
То есть, еще раз обращаю внимание:
- персонаж,
- вынесенный в заглавие книги,
- описываемый автором с придыханием,
- примерно в 80 процентах текста,
- может абсолютно, полностью, провалиться у читателя между глаз,
- только потому, что во внутреннем мире читателя нет ничего, что можно с этим образом и чувствам к этому образу соотнести.

То есть, способность читателя разделить чувства автора напрямую является производной от эмоционального опыта читателя. А то, как читатель понимает автора, напрямую зависит от читательской системы ценностей и, опять же, жизненного опыта, окружающей среды и прочего.

А если автор использует (осознанно или неосознанно) в своем тексте отсылки на кого-то еще, кого он прочитал и вдохновился - то пересказы и интерпретации начинают немедленно накладываться друг на друга, и начинается вообще феерия.
Например, по тексту Крапивина ясно, что он накануне читал Экзюпери:
"— А разве нет взрослых, которые хорошо понимают сказки?
— Есть, конечно. Только они не умеют водить самолёты.
— А таких, кто умеет летать и в сказках разбирается, значит, нет?
— Не знаю… Я слышал про одного. Но он жил давно. Он был истребитель и погиб, когда дрался с фашистами. Упал в море…"
И сама структура происходящего - герой встречает некоего персонажа, загадочного и одинокого, который представляется неким совершенно недостижимым идеалом, и большая часть повествования заключается в том, как они становятся друзьями, а Недостижимый Идеал рассказывает об обстоятельствах своей Недостижимо Идеальной Таинственной Жизни - это тоже как раз структура "Маленького Принца".
Злоехидный голос в моей голове, конечно, хочет сказать, что Крапивину в следующей жизни следует переродиться в Японии и там писать сценарии к жанру сенен-ай:
"Потом Алёшка услышал стрекот. Это был очень тихий, но отчётливый звук. Он пробился сквозь звон тишины, трескотню кузнечиков и шорохи трав.
У Алёшки ухнуло сердце, как во сне, когда кажется, что падаешь с громадной высоты. Он побежал к этой искре, остановился, побежал опять. Серебристая точка росла, у неё появились узкие стрекозиные крылья.
— Лётчик… — сказал Алёшка ликующим шёпотом.
Самолёт вырастал на глазах, он шёл прямо на Алёшку.
«Как хорошо, что я надел матроску, — мельком подумал Алёшка. — Ведь в зелёной рубашке Лётчик не увидел бы меня среди травы…»
И тут Алёшка очень испугался: а вдруг Лётчик не узнает его!
Тогда он бросился навстречу самолёту, выбрал место, где трава пониже, упал на спину и раскинул руки — буквой «Т».
Сквозь траву и солнце он видел, как с высоты прямо к нему пикирует, почти падает большая узкокрылая птица — самолёт маленького лётчика Антошки Тополькова"...

Но, на самом деле, это, конечно, не так, или не вполне так. Крапивинские неотмирные мальчики (во всяком случае, именно этот конкретный Топольков, остальных не помню) гораздо сильнее параллелятся с Маленьким Принцем, Анной из "Здравствуйте, мистер Бог, это Анна" и прочими историями, где герой сталкивается с невероятно Мудрым Прекрасным Неотмирным Ребенком, символизирующим лучшую часть его души. (Тут еще отдельно прекрасно, что Летчик с большой буквы "Л" в тексте символизирует все прекрасное и сказочное, а Принц (с большой буквы "П" - ужас обыденности в лице более популярного и социально адаптированного одноклассника). Это своего рода миф, и очень личностный.
И тут есть очень важный момент - если читатель сам не является носителем того же мифа, не живет в нем, то у него есть два варианта:
- либо он просто не сможет туда войти до такой степени, что случится ситуация, в которой оказалась я, "угадал все буквы, не смог прочесть слово" - образ просто срикошетит от сознания,
- либо ему придется включить "осознанное подавление недоверия", и, чтобы не захлопнуть книгу, искать какие-то другие способы удерживать на ней внимание, то самое, о чем Толкиен писал: "Настоящий болельщик крикета живет в своем заколдованном государстве - Втором Мире. Я же, когда смотрю матч, нахожусь на самом низком уровне. Я могу достигнуть (более или менее) добровольного подавления неверия, когда я вынужден оставаться там, и нахожу поддержку в каких-то мотивах, которые помогают избавиться от скуки: например, языческое, геральдическое предпочтение темно-синего перед светлым".
Одна и та же история, которая может вызывать у кого-то "вторичную веру" до такой степени, что будет восприниматься совершенно на одних правах с окружающей действительностью, для другого может выглядеть совершенным бредом, если "вы не провалились в волшебный холм".
И это совершенно нормально.
Значит, это просто не ваш холм.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив