Крокодил 1096 № 34(1087) "Искуситель"

monetam — 01.12.2023

ИСКУСИТЕЛЬ

Кретов отдал дань всем веяниям нашего времени.Бросив журфак на третьем курсе, он подался на Север ловить рыбу и наживать себе биографию. В Певеке он подхватил опоясывающий лишай и ночами проклинал себя за мальчишество. Когда розоволицый врач с широкой улыбкой сказал ему, что лишай этот известен тем, что про него медики ничего не знают, и пошутил, что он «как деньги—неизвестно, на сколько хватит и куда деваются», Кретов застонал. С трудом он насобирал среди сердобольных северян на обратную дорогу и всю оставшуюся жизнь избегал говорить на эту тему.

Кроме Севера, Кретов побывал на нескольких крупных стройках. Два раза он был женат. В интернате рос сын Димка—копия отца. Все это время Кретов подкармливался около литературы. То писал очерк для какой-то крохотной газеты, то редактировал чей-то опус, стараясь стать соавтором, то писал заметку о зашедшем будто бы в город лосе, который чуть не натворил бед, но усилиями граждан был препровожден обратно в лес... Кретов стал в меру неопрятен, принялся носить бороду и свитер неопределенного цвета и взял привычку, хитро щурясь, улыбаться какой-то блуждающей улыбочкой. Осел он в многотиражке, откуда корреспондировал в разные газеты о родном заводском коллективе. Его изредка печатали. Он

вполне усвоил расхожий газетный стиль и не выделялся. На работе его считали умельцем средней руки и особо не беспокоили. Он тоже старался не доставлять никому хлопот. Так Кретов жил, занимая какую-то неприглядную экологическую нишу, смахивающую на нору.

Но пробил час, и журналист словно бы очнулся. Кругом молодые и энергичные люди упорно

ковали личное счастье. На смену прежним раззявам, спорившим, кто лучше—физики или лирики, пришли широкоплечие спортивные люди с прохладными глазами, умеющие говорить, не думая, и, думая, не говорить. Кретов отставал от жизни. Роль бывалого северного первопроходца, бунтаря, самобытно пишущего для потомков одиночки, аскета, бирюка—эта роль потеряла былую прелесть. Даже разваленная семья, прежде рисовавшаяся как смысл жизни, теперь стала выглядеть вульгарной неудачей хронического бедолаги.

Кретов чувствовал, что его образ меркнет в глазах окружающих. Он этого не хотел. Два дня

он думал, лежа на продавленном диване, и, наконец, выработал четкий план действий. Нужен

был объект. Объект имелся, можно сказать, под рукой: Кретов жил в доме по соседству с огромным магазином. Директора этого магазина он давно знал. Тот когда- то обратился к журналисту через соседку по квартире с просьбой посмотреть его «писанину ». Кретов пришел, лисьим взглядом оглядел скромную обстановку кабинета и подумал, что директор хитер, как бес: зря не шикует. В кабинете было сыро,полутемно и пахло мышами. «Уж этот имеет»,— подумал журналист. Принесли чай с лимоном и две булочки с маком. Директор достал из кармана тридцать одну копейку и вручил старухе, которая принесла чай. Кретов только головой покачал. Потом взял листки, протянутые его визави, сказал:

— Стихи... Это не заметка, сам понимаешь... Прочитаю дома. Днями занесу—поговорим,—

крепко пожал благодарному и смятенному директору руку и быстро вышел. В походке его была решительность, уверенность литературного корифея.

И вот теперь Кретов сделал ход конем. Он выудил из груды бумаг забытую рукопись, о которой директор боялся напоминать, и стал читать. Один из опусов был о природе: «Первое дуновение весны. Первое очарование любви. Первый лист из лопнувшей почки. Первые грачи...» И так далее. Белыми стихами. Крупным наивным почерком. Кретов взял этот детский лепет и отнес в свою многотиражку. Вскоре творение директора было тиснуто под скромным заголовком: «К приходу весны». Взяв пять экземпляров газеты, Кретов нанес в магазин молниеносный визит. Директор был ошарашен. Он перечитывал стишок и, перечитав, начинал сызнова. Внизу крупно стояла его фамилия:.«А. Тульцев». Кретов наслаждался произведенным эффектом .

- Ничего себе- сказал директор вытер и лоб.— Ничего себе…

— Ну, как?—спросил Кретов и хитро сощурился.

— Сила,— ответил директор.— Вот тебе и раз...

Желая подлить масла в огонь, Кретов сказал:

— Ты, Тульцев, человек, несомненно, талантливый. Писать

будешь. Надо только поработать над формой... И еще. Станешь печататься—обязательно возьми псевдоним. А то директор магазина Тульцев—это вполне, а вот поэт Тульцев не фонтан, сам понимаешь...— И Кретов рассмеялся мелким панибратским смешком.

С тех пор он бывал в магазине довольно часто. Приходил обычно в обеденный перерыв, приносил что-нибудь почитать из «дефицитной» литературы. В основном это были мутно-серые ксерокопии каких-то статей про марсиан, про неопознанных, летающих на самолетах Аэрофлота субъектах, про знахарей, лечащих убогих ударом ладони по позвоночнику. Тульцев ежился: журналист в его глазах вырос в демоническую личность.

А настроение Кретова между тем резко улучшилось. Появилась былая уверенность в себе,

забрезжили новые перспективы. Знакомство с Тульцевым в глазах его друзей было очень престижным. Как же! Директор такого магазина! Король этой жизни! На дефиците сидит. Наверняка поддерживает контакты с нужными людьми. Стало быть, и Кретов оказывался человеком нужным, со связями, вхожим в круги... Кретов поддерживал эту репутацию. Врал про то, как они с Тульцевым ездили на охоту, пили, а Тульцев «доставал» журналиста своими стихами... «Совсем свихнулся мужик»,—заключал обычно Кретов, Как ни странно, столь примитивное вранье имело успех. Он стал многим интересен. Про 'него говорили, что он не так-то прост, что много знает, и стали приглашать в гости. Кое- кто спешил заручиться дружбой с ним. И многие предлагали:

— Ты бы, Кретов, вытащил своего приятеля—этого чудака... Как его?

— Тульцева, что ли?— игриво улыбнувшись, полувопросительно говорил журналист —

- Ну да… Любопытный парень...

— Да уж... Надо как-нибудь...

Но Тульцев, по его мнению, недозрел. Не вводил его в свой круг, не посвящал в тайны дефицита. Кретов видел в этом осторожность, верткий ум подпольного магната и неторопливо приучал его к себе. Оставляя новую порцию ксерокопий, он уговаривал написать что-нибудь для сборника, который редактирует один «славный мужик». Заканчивал тем, что такой талант не должен быть зарыт в землю и что Тульцев себя не жалеет. Кретов неопределенным жестом обводил стены кабинета и пожимал плечами. По его настоятельному совету Тульцев стал редактировать стенгазету «За прилавком», где к разным датам писал стихи. Несколько его стихов Кретов опубликовал в своей многотиражке, а одно даже поместил в районной газете, где работал его приятель.

Шло время, и однажды Кретов, фамильярно хлопнув директора по плечу, напросился к тому в гости.

В воскресенье Кретов должен был предстать перед четой Тульцевых. По этому случаю он, прихватив накопленные деньги, пошел в субботу в тульцевский универмаг. Прежде чем беспокоить просьбой директора, Кретов заглянул в секцию мужских костюмов, чтобы потом, сославшись на отсутствие нужного товара, попросить приятеля достать из загашника. Пришел он к открытию, и в секции мужских костюмов висели сказочные английские тройки. Кретов купил костюм с лёта и, взглянув в зеркало, обомлел: перед ним стоял другой человек. «Теперь не стыдно появиться в кругу деловых людей »,— подумал про себя.

Тульцев жил черт-те где. Какое- то там Жижево, бывшее Ухино или Нохино. Среди луж и рытвин незавершенки стояли блочные облезлые дома. Натужно выло мотором севшее на пузо такси с тремя мрачными кавказцами. Сверху валила какая-то дрянь—месиво из снега, дождя и

цементной пыли. Земля содрогалась от размеренных ударов копра, бившего по голове несчастную сваю. Кретов с посиневшим лицом позвонил в дверь на последнем этаже. Открыл Тульцев с выражением виноватого спаниеля на лице. Из кухни выглянула усталая жена. Квартира была маленькой и неуютной.

С наигранной бодростью Кретов обнял Тульцева, вытащил из кармана коньяк и вручил хозяину. Навстречу гостю вышел сын Тульцева в белой рубашке и красном пионерском галстуке.

— От парень!—хохотнул Кретов.— Вылитый' отец!

Тульцев страшно смутился, хотел что-то сказать, но поперхнулся словами. Мальчик покрылся красными пятнами. Тут ж е выскочила с кухни мадам Тульцева и увела мальчика на кухню.

— Это сын моей жены от первого брака,—хрипло пояснил Тульцев.

Но такими пустяками Кретова смутить было невозможно.

Они вошли в комнату. Мебель была сработана убогими кустарями из неполноценных деталей, тщетно имитирующих дерево. Старомодные кресла ввалились, как старческие щеки, и вызывали сострадание наивной попыткой кому-то служить. За стеклом модного в шестьдесят втором году буфета стояла гордость семьи—рюмка чешского стекла с надписью «Привет из Брно!». Кретов, и сам не привыкший к уюту, поежился. Его костюм никак не мог устроиться в этой жалкой обители—костюм протестовал против такой обстановки. Тульцев опытным глазом оценил покупку:

— Рублей за двести?

Кретов кивнул.

Тульцев, прищурившись, потрепал пиджак за край рукава ласковым движением пальцев и

вздохнул:

— Сам о таком мечтаю...

— Так я же в твоем магазине купил!—изумился такому лицемерию Кретов.—Что же ты в таком случае себе не взял?!

— Дорого,— вздохнул Тульцев.— При моей-то зарплате... Да и жена сейчас второй месяц бюллетенит. Какие тут костюмы... Это вы там—поэты, писатели, одним словом, богема,— можете себе позволить... Люди свободных профессий. А мы—на какие шиши?

Кретов почувствовал себя разбитым. Он надеялся, что хотя бы дома Тульцев будет открыт с ним, на деле же выходило, что все его многомесячные труды шли насмарку: Тульцев был непробиваем.

Появилась жена с печальным лицом. Включили телевизор, и после того, как Тульцев стукнул по нему, он прокашлялся и показал «Спокойной ночи, малыши». Выпили коньяку, жена принесла салат и еще какие-то невкусные вещи. Тульцев открыл банку шпрот. Вышел сын и радостно удивился, увидев шпроты. Потом Тульцев вытащил потертый плюшевый альбом и показал Кретову фотографии всех его честных предков. Журналист под действием коньяка долго говорил о литературном таланте Тульцева, жена Тульцева согласно кивала и тихо говорила: «Да, конечно... Он очень хороший человек...»

Потом сразу Кретов оказался в автобусе. Рядом сидели какие- то молодые парни, глядя на него враждебно. Это было что-то новое. Обычно такие парни смотрели на Кретова презрительно- снисходительно - дружелюбно. «А... костюм...»—сквозь коньяк подумал журналист...

Какое-то время он Тульцева не видел. Ему пришлось выехать в командировку, и когда он через три недели вернулся, то зашел в магазин. Открыл дверь с надписью «СЛУЖЕБНЫЙ ВХОД», миновал несколько коридоров и оказался у двери с табличкой «ДИРЕКТОР».

В кресле Тульцева сидел толстый красномордый дядька в золотых очках и с золотым перстнем на толстом мизинце. Он снял очки и пристальным взглядом человека, видящего сквозь бетон, взглянул Кретову в переносицу.

— Я к товарищу Тульцеву...—промямлил журналист.

— Товарища Тульцева здесь . больше нет,—сказал человек.— Он уволился.

— Как уволился?—спросил Кретов, вытирая лоб.

— Взял и уволился,—сказал человек.—По собственному желанию.

— Не может быть! — Может. Возомнил себя поэтом и ушел в ночные сторожа, чтобы было время писать. Если хотите, дам адресок...

Кретов выехал, когда уже смеркалось, и долго тащился в далекий и неизвестный ему район.

За окном автобуса зажглись фонари, потом окончательно стемнело, а Кретов все ехал и ехал... Наконец, автобус остановился. Водитель, открыв стекло, сказал: «Все. Конечная».

— А где улица Строителей?— спросил Кретов.

Водитель махнул рукой куда- то в поля, где на столбе далеко сияла яркая, как луна, лампочка.

Утопая в нетронутом снегу, Кретов как завороженный шел на этот свет. Отрывочные, бессвязные мысли проносились в его голове. «Тульцев, Тульцев...— горько думал Кретов.—

Что ж е ты удумал?! Сколько сил я на тебя ухлопал, сколько времени... И все зря!»

Когда он подошел к столбу, на котором висела лампочка, то в ее мертвенном свете он увидел груды бетонных деталей, надпись на фанерном щите: «Строительство склада ведет СМУ-16, прораб Кукушкин »— и маленькую, похожую на скворечник, караулку.

Кретов постучал.

— Кто там?—певучим, радостным голосом спросил Тульцев.

— Это я,— пропел Кретов в тон. — Прораб Кукушкин. Можно?

— Милости прошу!—пропел Тульцев и открыл дверь.

— Что это ты здесь делаешь? Тульцев посмотрел на Кретова невидящим взором и сказал:

— Синие сумерки ночи нас разделяют с тобой. Сердце сомненьями точит чувств набежавших прибой... Если так мало нам надо, что же желать для того, чтобы былая отрада вновь растопила его?..

— Ты что, Тульцев?—оторопел Кретов. — Что с тобой?! Ты с ума сошел!

Тульцев мотнул головой:

— Нет, я счастлив! Я пишу книгу! Я поверил в свои силы. С твоей легкой руки. Спасибо тебе! Кто знает, что было бы со мной, если бы не наша встреча... Ты открыл мне глаза!

Ветер гудел в дырках железобетонных плит.

— Я сейчас пишу оду «К Пушкину» ,—сказал Тульцев.—Ты знаешь рифму к слову Пушкин?

— Кукушкин,—зло сказал Кретов.

Он повернулся и, утопая в снегу, побрел к конечной остановке автобуса. За спиной в открытой двери караулки стоял Тульцев.

— Я думал, ты будешь ред за меня! — крикнул он.

— Козел,— пробормотал Кретов, не оборачиваясь.—Такой план испортил!

Он брел к остановке, проваливаясь своими английскими штанами в синий снег.

Оставить комментарий

Популярные посты:

maximus

Зерновые культуры: виды, характеристики и значение в сельском хозяйстве

booky_moussy

Контрольная точка: Полночь

ruchildren

Культурный четверг

fenster99

ещё не зима, но...

uborshizzza

Животное обострение

id77

Анекдоты с утра :-)

kolobok1973

Вечерний Ассизи, пока;)!!

everstti_rymin

Революционно-кулинарное

pantv

26 октября ● "День приятных неожиданностей" и не только...

• Ранее
• Архив