Крылья

Едва после утомительного дня голова склоняется к подушке, как
непобедимые длани Морфея приоткрывают под твоими ресницами целую
радугу иных миров, облачённых в причудливые цветные сновидения.
Другие образы, люди, ощущения предстают в поразительных формах,
страстях и временах.
Три сотни воинов в сандалиях, туниках и шлемах направляются извивающейся тропой к далёкому ущелью, где им предстоит неравный бой с превосходящим по численности противником, пытающимся поставить на колени их маленькую гордую родину.
Сам ты в этот момент – огромная сильная птица, летящая так
низко, что тень от крыльев освежает опалённые солнцем и перегретые
головы идущих внизу солдат. Понимаешь, что пока паришь над ними,
эти сильные ребята из Спарты непобедимы; и они знают это, поднимая
вверх молодые лица и улыбаясь тебе потрескавшимися от солёного пота
и жары губами. Отряд заворачивает за скалу, а ты неожиданно
переносишься и в другие места, и в другие эпохи, почему-то тревожно
оглядываясь назад…
Оруженосец-адъютант с важным донесением спешит к своему
командиру – капитану тяжёлого дредноута, стоящего в водах южного
колониального острова. Необходимо передать, что всего через
несколько часов вражеская эскадра перекроет узкую бухту, и тогда ни
твоему кораблю, ни команде не спастись. Капитан же, как назло,
сегодня в гостях у вице-губернатора, в крепости (которая когда-то
была придумана от пиратов), что окружена глубоким рвом, а обходить
его – это потерянное драгоценное время.
Надо отважиться и прыгнуть через ров, и, разбежавшись, он
прыгает почти в смерть, но и здесь, взметнувшиеся в стороны руки,
как крылья, переносят моряка, словно птицу, на территорию, где
беззаботно пьёт из хрустального фужера вино ни о чём не
подозревающий капитан…
Перипетии следующих видений, как спутанные кинокадры,
опускают тебя в круг сосредоточенных бритых наголо людей в
широкополых старинных китайских одеждах, что молча и внимательно
слушают своего учителя, который говорит: нет в мире борьбы Зла и
Добра, а есть только постоянная разрушительная война между одним
злом и другим, искусно упрятанным под маской Хорошего. А настоящее
Добро – оно светло, оно никогда ни с кем не борется, это противно
самой природе его существования. И вы, мои ученики и братья,
прежде, чем подставить на чью-то сторону свои знания и силу, свои
железные кулаки и посохи, всегда сначала подумайте об
этом…
Средние века, странный храм и, говорят, невольница,
заключённая в нём какими-то тёмными силами. Естественно, надо
лететь и спасать! Сложив свои вечновсегда-переносящие крылья, ты
рискованно-сильно заходишь в слабоосвещённый зал и видишь целую
стену чёрных капюшонов, стоящих к тебе спиной у какого-то
непонятного алтаря.
И тут вдруг вздрагиваешь от резкого звука захлопнувшейся за
тобой двери; капюшоны разворачиваются к тебе лицами, за которыми
ничего нет; а в пламени свечей, выложенных тремя большими
шестёрками, показывается распятие Спасителя с перевёрнутой вниз
головой. Понимая, что попал в капкан, в приготовленную для тебя
западню, пытаешься вылететь из этого мракобесия на волю, но
небольшие окна оказываются только на втором этаже; и, вышибая одно
из толстых стёкол и поранив крыло, ты видишь за ним кованую
решётку, настолько крепкую, что не проломить. Чувствуешь у себя за
спиной зловонно-звериное дыхание и понимаешь, что попал в плен
Абсолютного Зла. В последние секунды мерещатся китайцы, спартанцы и
отважный адъютант с дредноута…
Хитросплетения снов переносят от одного к другому, каждый последующий шаг может быть связан с предыдущим; и даже взаимоисключающим, как краски, наложенные на холст первоначально и не отображающие полной законченности картины.
Чего ты ждёшь от каждого последующего сладко-горького
забытья, какую любовь и поступки пытаешься сохранить или просеять –
те ли, что настигают тебя из предыдущих кармических жизней, или те,
что проживаешь теперь?
Её, самое красивое на свете лицо, лучшие во Вселенной глаза
наливаются непереносимой обидой, и даже в этой обиде она становится
ещё желанней; и ты хочешь ей это сказать, сознаться, что был самым
большим в мире дураком, и никто кроме неё никогда, нигде и ни за
что тебе не нужен! Но в лёгкой полудымке-полуфлере она уходит от
тебя к другим, с ней – во сне всегда молодой – почему-то уходят и
твои повзрослевшие дети; а у тебя от невозможности что-то изменить
становятся медленными и ватными и ноги, и крылья, и от горя просто
останавливается сердце.
С этим остановившимся и застрявшим в горле сердцем ты
просыпаешься рядом с той, с которой делишь и подушку, и ложе уже
почти тридцать лет; и как будто по-новому находя и целуя любимые
губы и глаза, искренне не понимаешь – как она могла так поступить с
тобой всего лишь какие-то несколько минут назад?
Игорь Бородулин