Краткость - враг многословия.

...
"Марианна. «Слияние двух имён» Мария и Анна. В переводе с иврита Мария – «горькая, печальная», Анна – «красивая, миловидная». Получается «печальная красавица» или «опечаленная красавица»,- https://proza.ru/2021/02/06/163
"Марианна Рейбо (Марианна Григорьевна Марговская; род. 24 октября, 1987, Москва) — русский прозаик, журналист, публицист. Кандидат философских наук. Родилась в семье поэтессы Анастасии Романовны Харитоновой (24 июня 1966, Москва — 1 декабря 2003) — русская поэтесса, литературовед и эссеист, драматург, переводчик, книжный иллюстратор. Член Союза писателей Москвы".
Не совсем по теме, но ...
Белла Ахмадулина, "Описание обеда".
...
С улыбкой грусти и привета
открыла дверь в тепло и свет
жена литературоведа,
сама литературовед.
...
Чем замечательна Марианна? Кроме всего прочего. Только своими недостатками. У неё видеосюжеты короткие и ясные до простоты. И это - хорошо. Когда же youtube прикроет лавочку? Кто может выдержать полтора часа созерцания спектакля, в котором задействованы мастера примитивного словосложения, техники остановки света, операторы массовой поддержки определённой точки зрения, фиксированной в неких кругах.
Проще надо быть.
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется ...
А если слово "предугадано"? И навязано. Конечно, автор свободен в своём словоблудии...
...
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать...
*** Поэт в двух строчках повторился. Можно ли его назвать классиком?
...
Как долго я не высыпалась,
писала медленно, да зря.
Прощай, моя высокопарность!
Привет, любезные друзья!
Да здравствует любовь и легкость!
А то всю ночь в дыму сижу,
и тяжко тащится мой локоть,
строку влача, словно баржу.
А утром, свет опережая,
всплывает в глубине окна
лицо мое, словно чужая
предсмертно белая луна.
Не мил мне чистый снег на крышах,
мне тяжело мое чело,
и всё за тем, чтоб вещий критик
не понял в этом ничего.
Ну нет, теперь беру тетрадку
и, выбравши любой предлог,
описываю по порядку
всё, что мне в голову придет.
Я пред бумагой не робею
и опишу одну из сред,
когда меня позвал к обеду
сосед-литературовед.
Он обещал мне, что наука,
известная его уму,
откроет мне, какая мука
угодна сердцу моему.
С улыбкой грусти и привета
открыла дверь в тепло и свет
жена литературоведа,
сама литературовед.
Пока с меня пальто снимала
их просвещенная семья,
ждала я знака и сигнала,
чтобы понять, при чем здесь я.
Но, размышляя мимолетно,
я поняла мою вину:
что ж за обед без рифмоплёта
и мебели под старину?
Всё так и было: стол накрытый
дышал свечами, цвел паркет,
и чужеземец именитый
молчал, покуривая «кент».
Литературой мы дышали,
когда хозяин вёл нас в зал
и говорил о Мандельштаме.
Цветаеву он также знал.
Он оценил их одаренность,
и, некрасива, но умна,
познаний тяжкую огромность
делила с ним его жена.
Я думала: Господь вседобрый!
Прости мне разум, полный тьмы,
вели, чтобы соблазн съедобный
отвлек от мыслей их умы.
Скажи им, что пора обедать,
вели им хоть на час забыть
о том, чем им так сладко ведать,
о том, чем мне так страшно быть.
В прощенье мне теплом собрата
повеяло, и со двора
вошла прекрасная собака
с душой, исполненной добра.
Затем мы занялись обедом.
Я и хозяин пили ром, —
нет, я пила, он этим ведал, —
и всё же разразился гром.
Он знал: коль ложь не бестолкова,
она не осквернит уста,
я знала: за лукавство слова
наказывает немота.
Он, сокрушаясь бесполезно,
стал разум мой учить уму,
и я ответила любезно:
— Потом, мой друг, когда умру…
Мы помирились в воскресенье.
— У нас обед. А что у вас?
— А у меня стихотворенье.
Оно написано как раз.
1967 г.
...
описываю по порядку
всё, что мне в голову придет.
...
|
</> |