Красноречие

– Сегодня едем ко мне в Подлипки, – заявил Хаев. – Будем там вступать в общество филателистов.
– Почему именно в Подлипках? – не понял Сидоров.
– Я там всех знаю, – объяснил Хаев. – И вообще, не спорь. Всё уже решено.

Сидоров собирал марки в детстве, потом перестал, а на шестом курсе вдруг снова начал. Вместе с Хаевым. Они соревновались в покупках разных серий советских марок. Особенно удачными у них обоих вышли новогодние коллекции: у каждого они были почти полными. Не хватало двух-трёх марок. Членам общества филателистов найти редкую марку было проще. По крайней мере, так тогда считалось. И Сидоров спорить не стал.

Электричкой они доехали до Подлипок, потом минут пятнадцать шли пешком. Местное отделение общества филателистов располагалось в жилом доме, вход со двора. Внутри никого не было, кроме председателя, пожилого низенького худощавого человечка.
— Второй, самое, час вас дожидаюсь, — объявил он. — Ну, самое, расскажите, почему решили вступить к нам.
Сидоров с Хаевым коротко рассказали про своё увлечение. Председатель взял их паспорта, записал в журнал, потом выписал удостоверения, они заплатили членские взносы. Возникла пауза.

— А вот какая разница между линейной и гребенчатой зубчаткой? — неожиданно спросил Хаев.
Председатель оживился.
– Линейные, они ведь как… Ты ложишь её… от так, и это… так – раз! раз! раз! – он стал мягко придавливать ребром ладони газетный листок, валявшийся на столе, – и она… эцамое… так и выходит, обычная. А гребенчатые – ооо, тут, понимаешь, совсем другое. Тут ты её вот так вот, аккуратненько так, – он очертил пальцем на газете прямоугольник, – а потом берёшь здесь, здесь и здесь. И дальше, – он поднял руку и резко опустил, – ХАБАХ! Понял? О! Сначала – вот так вот, а потом ХАБАХ! ХАБАХ!
Лицо председателя во время рассказа лучилось счастьем.
— Вы прям Цицерон, — не удержался Хаев.
— Ага, — согласился тот, — гребёнка — она такая.
Сидоров ничего не говорил. Он что было силы пытался не прыснуть со смеху. Молча раскланявшись с председателем, вышел на улицу, Хаев за ним, и там их прорвало. Они сели на ступеньки крыльца и захохотали, заржали, заорали в голос «АААААА! Хабах!!!!»

Силы идти на станцию появились лишь минут через десять. Всю дорогу до Москвы и дальше в метро они то и дело снова разражались диким хохотом, не обращая внимания на окружающих. Распрощались на Курской, Сидоров поехал домой в Измайлово, а Хаев дальше по каким-то своим делам. Сидоров собирался почитать ксерокопии научных статей, которые накануне ему дал Профессор, он несколько раз пытался за них засесть, но до ночи не мог ничего делать, только смеяться. В конце концов он махнул рукой на это, выпил для крепости сна стопку водки и лёг спать.

Выражения «Да, гребёнка — она такая» и «Хабах!» стали их с Хаевым стандартом оценки ораторов-самородков.