Красный рюкзак

skrebec — 21.07.2016 В 1986 году всё моё богатство составляли лохматая собачья шапка, зелёный вязанный шарф, обмотанный по той моде трижды и всё одно свисающий до колен и красный рюкзак из какого-то дерьмантинового шёлка с брезентовыми лямками. Всё это было наследством из прошлой жизни откуда меня снаряжали в горно-нефтяной техникум набираться хорошего разума посредством плохого опыта. На тот момент меня совершенно невозможно было отличить от гасконца. По крайней мере внутренне я гарцевал. Рюкзак немного портил картину своей сельскостью и породой «затонежалко». Особенностью данного изделия было такое свойство, что как его не пакуй, он всё одно выглядел скособоченным. К тому времени рюкзак прошёл со мной пару сезонов стройотрядовского движения безвозмездного коммунистического труда и участвовал в невинном грабеже деревенского магазина. Правда, цвет для рюкзака был, мягко говоря, дурацким и наощупь он был противным. Бесил короче, как мог. Но другого не было. Зато в него влезал ящик дефицитного пива. Тогда любое пиво было дефицитным. Но не про то история. По дартаньянству, выпало мне проходить преддипломную практику на Ямале, тогда я находился в возрасте «кто, если не я, идиот». Сокурсники провожали меня всю ночь так яростно, что я чуть не опоздал на самолёт. Поджарый Як-40 скосился на мой революционный рюкзак, но впустил. От страха перед прекрасным далёко, я уснул моментально. Снилось, как я покоряю Ямал, хотя по итогу всё вышло наоборот. Но не про то история.
Проснулся от скрипучего радио: уважаемые пассажиры, наш самолет совершил посадку в городе Надым. Я вяло удивился, что сошёл с ума, раньше положенного и спрашиваю у флегматично спящего соседа, как Надым, мы ведь в Салехард летели? Из нетрезвой бороды донеслось, что, мол, Обская губа вскрылась, туман, мол, не долетели, фигня война, мол. Всех попросили оставить вещи и покинуть борт. Аэропорт Надыма оказался очень доброжелательным для всех самолётов, которые не долетели, но очень уж маленьким. Мне досталось место на подоконнике между бичом и бомжом инженерного вида. У бича оказалась бутылка мышьякового вина и банка консервов из чешуи неизвестной рыбы. На этой почве мы с ним стремительно подружились. Попутно я узнал, что ждать лётной погоды можно и неделю. Инженер гордо безмолвствовал и голодал, потому, как на второй день толпа разъярённых адептов Аэрофлота разнесла в клочья буфет аэропорта города Надым. Сам город благоразумно скрывался в нескольких километрах и старался связь не поддерживать. Я научился спать сидя, обмотавшись спасительным шарфом и в собачьей шапке. В какой-то момент проснулся с тревожным чувством, что не всё ладно в надымском королевстве и Горбачёв здесь точно ни причём.
С трудом пробился к справочной амбразуре и попытался выяснить о судьбе своего рейса, потрясая билетом. Мне, вежливо матерясь, сообщили, что мой самолёт улетел. Я всегда не сильно доверял своим ушам, но это уже был перебор. Аккуратно запихнув глаза обратно, я приказал копчику не трястись. В каком таком смысле, вопрошаю, улетел? Дали погоду на час и все, кто успел – вылетели. Объявления было, а кто, мол, глухой и в очках, могут радоваться тому, что выспались. К кассе было не пробиться, несмотря на то, что там давно никто не появлялся. Самоубийц тогда было мало. Ещё сутки я ходил в обнимку с паспортом и десятью бесполезными рублями наперевес, недоумевая, что в стране практически победившего социализма такое возможно. Тем более, что уже началась движуха, чтоб вообще всё улучшить до безобразия. Но Надыму было плевать на социализм, перестройку и особенно на меня. И главное вещи мои предательски улетели. Красный рюкзак было не жалко, но там были дорогие моей молодой заднице трусы и прочие драгоценные носки. Ещё через день я догадался, что в восемнадцать лет жизнь может не только начаться. Время от времени туман рассеивался и объявляли какие-то вылеты. Слышу очередных везунчиков отправляют в Салехард. А там мой красный рюкзак скучает поди зараза. Во всём этом хаосе и столпотворении регистрация и посадка были организованны очень условно, чем я от отчаянья и воспользовался проскользнув, пряча глаза в собачьей шапке. Уже у самолёта, измождённая пожилая стюардесса, пересчитав нас, возмутилась, что-то вас мужики дохера. Оказалось, что таких горемык, как я, ещё четверо. Она говорит, мне собственно побоку, но с пилотами придётся договариваться самим. И ведь договорились, поскольку пилоты оказались с понятием, несмотря на то, что трезвые. По прилёту в Салехард, первое, что я услышал от бегающего по аэропорту мужика с наградной повязкой «дежурный»: ёптвашубогадушумать, с вашими красными рюкзаками! Чувствую, про меня пассаж. Нашли, конечно, мои вещички в специальном балке, уже переполненном подобным. Две грузные, но озорные тётки как раз закончили переписывать содержимое, как тогда было положено. Посмотрели на меня, понятно, говорят, почему у него красный рюкзак. В общем ни до ни после я уже никогда не радовался так своим трусам. Но история не про это.
Потом рюкзак ходил со мной в армию, но его оттуда выслали. Потом я его терял, забывал, сдавал в рабство. Потом в него смешно помещался мой, как позже оказалось, старший сын. С красным рюкзаком я начинал свою спекулятивную карьеру, меня по нему даже узнавали. Лет через двадцать старикан перешел в разряд рыбацких снаряг, служил и поджопником и подушкой, нюхал порох и пробовал спирт. Бывал выгваздан в саже, в глине, в бензине. Вставал колом на морозе, промокал под дождями разной степени наглости, терпел щучьи сопли. Судя по шрамам и ожогам ему давно было пора на пенсию, но местами красный рюкзак держался изо всех сил.
На одной из рыбалок мы оказались с ним один на один. Он как всегда верно валялся рядом с палаткой, грязный, скукоженный, расползающийся по гнилым уже швам. Застёжки давно проржавели. Стало вдруг понятно, что никогда не смогу отнести его на помойку. Я положил его в костёр и курил много дольше обычного. Ни один человек не имел права тогда находиться рядом с нами.
Собственно, только об этом я и хотел рассказать.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив