Котовский излагает сорок восемь цыганских истин

— Пятая цыганская истина – вчинить обидчику вдвое больше, чем он тебе. А первая цыганская истина в том, чтобы давать больше чем брать. Цыгане на своем языке говорят: «Пускай подавятся! Ничего им не будет!» Но сказано на их языке: как лошадь лягнет, так лопатой не пришибешь! Вторая цыганская истина — никогда не ставить себя выше кого-нибудь другого. Третья — цыгане говорят так: не уступать даже то, на что имеешь право. Четвертая – не показывать характер, а у цыган говорят иначе: в драку лезть – последнее дело. Шестая — цыганам наплевать, кто и за что их ненавидит – лишь бы ненавидел кто надо! Седьмая — у цыгана есть всё: злато, женщины, кони. Восьмая – цыган за свою жизнь может поменять множество мест жительства, но при этом не становится другим человеком. Девятая — верить цыганскому слову. Десятая — если цыган идет на войну, он берет меч. Ведь цыган уже не цыган, если он не возьмет оружие в руки! Одиннадцатая — за семь веков своей жизни цыган не проиграл ни одного боя! Это ли не доблесть? Сейчас цыган осталось совсем мало – те, кого война обошла стороной. Двенадцатая — еще не родился ни один цыган без глазу. Тринадцатая — красота, царящая в цыганском таборе, не поддается описанию. Четырнадцатая цыганская истина — все ромы мира равны между собой. Но не равны по отношению к одному человеку, который достоин самых высоких титулов и почестей. Пятнадцатая цыганская истина — нет ничего проще, чем оказаться в списке богачей… Есть, конечно, исключения, есть суеверия, предрассудки и традиционализм, связанные с различными личностями или событиями, происшедшими в прошлом. А что касается девятнадцатой цыганской истины — то её мало кто знает. Выкройку формы сердца цыгане узнают только у своего колдуна и только на праздник Бельтайна.
Петька вдумчиво отхаркался и сказал, обращаясь к Котовскому:
— Всё-таки, Григорий, в чём заключена пятая цыганская истина?
Котовский торжественно скрестил руки на груди и ответил:
— Цыгане не задают себе этих вопросов, потому что их глаза видят истину без всяких слов. Это как бы белая вспышка внутри сосуда со светлой жидкостью, и по ней каждый цыган узнает тайну мира. Так же, как свет свечи внутри ночного горшка в лунную ночь тоже виден на самом деле без всякой чёрной вуали. Тайна есть, а вуаль – это вымыслы, к которым люди привыкли, — пояснил он, заметив, что Петька открыл рот. — Ну, например, чтобы объяснить, почему на семнадцатую цыганскую истину никто никогда не смотрит — даже в зеркало, ибо люди всегда склонны путать тридцать восьмую и сорок шестую цыганские истины. На это существует три объяснения. Первое — цыганам кажется, будто это две разные тайны. Второе — они не имеют представления о третьей. Третье — все три тайны одна, просто люди смотрят в разные стороны.
Петька оторопело молчал. Котовский продолжал:
— Кроме того, принято считать, да и в конечном счёте так оно и есть — что цыгане в подавляющем большинстве не читают книг, поскольку не видят в них ответа. Между тем цыганский мир, без сомнения, пронизан образами книг. Почему так? Возможно, потому, считал дон Хренаро, цыган помнят и любят те, кто умеет их читать, ведь это часть их культуры. Дело в том, объясняет он свою мысль, что множество знаний несёт в себе слово. Например, слово «глагол». Некоторые из слов, связанных с глаголом, звучат одинаково, другие — по-разному. Слова, составляющие имя, имя же и формирует. Если кочующий цыган, например, заблудился в лесу и слышит крик «ау-у-а-ра-ба-я-здра-ва-ить», он, возможно, на самом деле слышит лишь крик петуха или собачий лай. Но стоит цыгану услышать: «Белое солнце пустыни», как он поймёт смысл того места, которое будет показано на экране.
Петька продолжал молчать, пытаясь переварить услышанное. То, что говорил Котовский, звучало очень страшно. Уж кому-кому, а Петьке было известно, как опасны слова — особенно, если эти слова произносит словоохотливый с детства дед. «Небось, из «Монти Пайтона» позаимствовал», — мелькнула в голове мысль. Петька покосился на Котовского. Тот о чём-то сосредоточенно думал. Наконец он поднял холодный взгляд и обратился к Петьке:
— Но многие ли добирались до сорок восьмой цыганской истины? — голос его был каким-то странным. На Петьку повеяло тоской и холодом. — К сожалению, далеко не всем это было по силам, — продолжал Котовский. — И вот я подошёл к последней тайне и, думаю, должен открыть вам, Пётр, её всю. И, прошу вас, не смотрите на меня так! — горячо заговорил Котовский, обращаясь к Анне, которая неслышно вошла в комнату несколько секунд назад. – Мне нужно говорить всю эту долгую минуту! Не бойтесь. Теперь вы не станете распускать руки и позволите мне хотя бы рассказать вам о тайне, ради которой я пришёл. Готовьтесь! Итак, эта последняя тайна, господа, очень проста — её я вижу насквозь. Если кто-нибудь из вас думает, что это глупость, он сам глуп как пробка. Она заключается в следующем — после второй мировой войны, когда я вернулся на родину, я понял, в чём заключена тайная сущность искусства. Мы все находимся в плену трёх гипнотических воздействий — социальных, политических и индивидуальных. Причём, как и положено нематериальным объектам, они взаимно проникают друг в друга. Любой из нас уже попал под гипнотическое влияние трех символов. Первый из них — это наше искусство. Второй — политическая власть. Третий — личность. Не только непосредственно, но и со знаком плюс или минус. Так называемая принадлежность, так сказать, к числу любителей всего нового, современного и прогрессивного, однозначно переводит наш статус в класс «А». А принадлежность к группе «В» позволяет нам попасть под влияние символа-зомби. «В» — означает «выньте батарейку». По-английски «battery»*) и «batteries» звучат почти одинаково. Во всяком случае, именно так переводятся эти слова в английском. А вот с русскими обозначениями дело обстоит более запутанно. «Батарейка» на самом деле означает аккумулятор. Стало быть, «Вампилов» по-русски означает не что иное, чем «Убийца Аккумуляторов». Но сорок восьмая цыганская истина заключена в том, что Вампилов на самом деле — Вампиров! Не просто вампир, а живой Вампир, оставленный здесь, на земле, не для того, чтобы досадить кому-то, нет — чтобы восторжествовала справедливость. Сорок восьмая цыганская истина — справедливость! И потому, когда Вы выключаете свет, который делают люди, ставшие для Вас батарейками, Вы тем самым включаете себе на голову и сердце двойную дозу положительной энергии, нужной для укоренения нашей древней культуры.
Петька уважительно присвистнул. Анна молча слушала. Ей начинало казаться, что она действительно поняла смысл того ужаса, перед которым в свое время пошатнулось ее душевное равновесие. В ее голове складывались слова, делавшиеся осмысленными, и они сами собой складывались в пятую цыганскую истину: «….Люди делают жизнь похожей на морг. А всё потому что они боятся сделать жизнь непохожей на смерть. Они всю жизнь ищут смерти. Сна, дремы и смерти, но находят только сон и дрему. Где им найти ночь, как не здесь? Где не осталось тьмы, там не останется и света.…». Как говорил в своих стихах Сергей Есенин, «Ковчег свищет да свистит, звонко в окна бьет…» Теперь ей приходилось жить в похожем на нору сне, не видя света ни снаружи, ни даже в самой себе. Всё чаще появлялась возможность перестать есть и передвигаться — и как раз это, по-видимому, было страшнее всего. Но ведь как жить дальше? Без пищи? Анна подумала и решила, несмотря ни на что, выполнить требование Уровня. Она приняла слабительное и сейчас входила в нормальное состояние после него. Петька и Котовский были всего лишь галлюцинациями измождённого сознания. Надо было открыть глаза и посмотреть в зеркало… В нем возникла её собственная голова — точная копия той, которую она помнила еще по второй стадии.
-----
*) побои, оскорбление действием (англ.)
|
</> |