китайская правда

В издательстве "Феория" вышел новый перевод Дао Дэ цзин – одной из самых красивых и непонятных из когда-либо написанных книг. Таинственные строки древнего трактата призван прояснить подробнейший текстологический комментарий и подборка наиболее интересных суждений китайских толкователей. Возможно, самый тщательный из бесчисленных переводов Дао дэ цзин на языки мира осуществил Владимир Малявин, китаист, переводчик и толкователь китайской премудрости, давно ставший культовой фигурой среди тех, кто в теме, и уже много лет курсирующий между Тайванем, Гарвардом, Сорбонной, Тибетом и Москвой. Я смиренно отправился к профессору за наставлениями.



- Дао Дэ цзин – я даже перевести это не могу! Иероглифы многозначны, и каждый переводчик трактует их по-своему…

- Я перевожу «Книга о Пути жизни». Так хоть немного становится понятно, о каком пути идет речь. Обычно европейцы подходят к этой книге со своими европейскими понятиями. Они уже знают, о чем в ней сказано, их этому научили на философском факультете. Они находят словарные значения иероглифов, соотносят их со своими знаниями и лепят какую-нибудь диссертацию о метафизике Лао-цзы, этике Лао-цзы, гносеологии Лао-цзы. Конечно, все это не имеет отношения к реальности.

- Мне запомнилась даосская притча из переведенного Вами «Чжуан-цзы» - колесник, придя к Императору Поднебесной и увидев, что тот читает какую-то древнюю книгу, удивляется – это же всего лишь шелуха душ давно умерших людей, какое отношение она имеет к подлинному, невыразимому в словах знанию? Зачем же тогда переводить Дао Дэ цзин?

- Притча о колеснике говорит, что правда дана нам как живой опыт. Истина – не в словах, её нельзя объективировать в понятиях, потому что они оторваны от живого опыта. Сила и жизненность китайской цивилизации в том и состоят, что она имеет огромный пласт практик, обращающих человека к переживанию жизни как она есть. Китайская традиция учит людей жить живым опытом.

В европейских книгах часто пишут, что в Китае не было какой-то одной ведущей доктрины, идеологии, которая бы подминала под себя остальную культуру. В Китае ведущей силой была традиция, точнее её символы, настраивающие людей на непосредственный опыт переживания жизни. Этот опыт дан нам прежде любых слов и понятий, прежде рефлексии.

Существует уровень опыта и коммуникации, который китайцы называют «следование» - спонтанным метаморфозам и переменам в потоке жизни. Вживание в него требует повышения духовной чувствительности, обострения сознания. До того, как мы открыли рот, мы уже вступили в коммуникацию и немало узнали друг о друге. Китайцы учат нас жить этим опытом, хотя бы потому, что он более правдив, чем все наши попытки доказать свою правоту при помощи словесных хитросплетений.

Так вот, связать текст с этим опытом – вот главная задача переводчика, да и читателя Дао Дэ Цзин. Мне в этом помогает принадлежность к одной из школ тай-цзи-цюань. Вы, быть может, знаете, что тай-цзи – не просто оздоровительная гимнастика, а прежде всего очень эффективная форма медитации.

Линия передачи живого опыта от учителя к ученику формирует особый тип социальности - школы. В Китае, Корее, Тибете и Японии это единственный тип социальности, обеспечивающий преемственность знаний. Если вы хотите заниматься, например, буддизмом, вы обязательно должны принадлежать к какой-то школе. Это социальность родового типа, школа подобна семье. Именно школы обеспечивают преемственность духовной чувствительности, которая может дать живой опыт жизни.

- И Вы – ученик одной из таких школ?

- Конечно, ведь заниматься даосским путем вне школы несерьезно. Как китаист я обязан полностью отвечать за то, что я пишу. Моего учителя зовут Линь Алун, это учитель современного типа - он не требует особого поклонения и строгого соблюдения формальностей, но почти все обучение основано на особом личном молчаливом контакте с учителем.

Школа открыла для меня особую социальность, кстати, близкую к той, которую дает нам философия постмодерна. Самые яркие примеры – сообщество влюбленных из «Неописуемого сообщества» Мориса Бланшо и «Непроизводящее соообщество» Жана-Люка Нанси. Представьте себе общество влюбленных, открывающих для себя инаковость бытия, его тайную сторону.

Если вы когда-нибудь были реально влюблены – это с мужчинами до 40 лет редко встречается, - тогда вы понимаете, что любовь освобождает, вы свободно творите мир и себя. Существует «потустороннее» измерение любви, как и у власти, и у творчества – как говорил Гегель, «источник власти находится в потустороннем мире». Тот, кто хочет иметь власть, опираясь только на технические, мирские средства, как большевики, получит анархию и пугачевщину.

- Не делает ли принадлежность к определенной школе Вас пристрастным?

- Этикет запрещает публичные дискуссии между школами. Выяснить кто прав, можно разве что сойдясь в поединке. Вы просто варитесь во внутреннем кругу школы и воспроизводите то, чему вас учат.

Тай-цзи, которая известна в Росии – это низшая форма, точнее подготовительные классы. Нормативные движения, которые разучиваются – это что-то вроде азбуки. А в дальнейшем обучении речь идет о таком усилии расслабления, которое порождает необыкновенную просветленность сознания, позволяющую вступать в живой контакт с реальностью. Просветленное сознание – это сознание, доведенное до предела, которое видит жизнь как она есть.

Помните, как Нео побеждает Матрицу – если матрице нужно какое-то время на обработку информации, то Нео, обучаясь у-шу, достигает такого полного непосредственного контакта с реальностью, что может уклониться от летящей пули. В этом состоянии нет отдельных Нео и пули, субъекта и объекта, разделения на Я и не-Я. Так кстати умели делать и китайские мастера тай-цзи.

- Что-то верится с трудом!

- Мой учитель говорит: мы же верим только в то, что можем делать мы сами. И вообще, не верить намного проще, чем верить. Вера – накладное дело, нужно отнестись к жизни серьезно, появляется долг.

У нас, кстати, похожее состояние тоже иногда возникает в минуту смертельной опасности – когда вышибает пробки рефлексии, когда мы забываем про себялюбие и самосознание, про вопрос «а что мне за это будет?» - если вы можете переступить через все это, вы обретаете способность непосредственного мгновенного контакта с миром, упреждающего все явления как внешние – то есть вы работаете на уровне семян явлений. Это и есть царство божие, которое, как сказано, внутри вас – в него можно войти, если мы вернемся к этому чистому восприятию мира.

- А правда, что даосы в своей «внутренней алхимии» как-то соединяют дух, сознание с телесными энергиями и получают «бессмертный зародыш».

- Эти книги написаны для учеников, а не чтобы что-то доказать, вне школы их бессмысленно обсуждать. В жизни нет противопоставления материи и сознания, они возникают только когда вы выделили своё Я, противопоставив его объектам. Вы сами не позволяете быть миру целостным в своей спонтанности, а если отпустите его, не надо будет ничего соединять. А не устранив этого разделения вы никогда их не соедините.

- И все же, если я правильно понимаю, даосы ищут не просто высшего уровня сознания, а бессмертия. Стремитесь ли вы к бессмертию и как его понимаете?

- Для меня бессмертие – это возвращение к первородству бытия. Вы воспроизводитесь в доличностном, родовом состоянии. Через вас как бы возвращается в мир родоначальник школы. Вы становитесь частью вечной преемственности духа. Это свобода от себя, личности, когда вы выясняете, что вас нет, а есть лишь бытие.

Я понимаю, вам это не слишком нравится, потому что вы поглощены вашим индивидуальным бытием, вам жалко себя.

- Естественно…

- А вы значит хотите вечного продолжения вашего личного бытия – но это же как у Достоевского – вечно сидеть в избе и пить чай с тараканами, – это же повесится хочется! Рай - это вовсе не вечное дление себя, а вечное самообновление, вечная преемственность.

Кстати, я одновременно считаю себя христианином, хотя и не воцерковленным. Для меня главный завет христианства – «ищите царствия небесного, а остальное приложится».

- Как же вам удается гармонично сочетать западное и восточное видение мира?

- Гармонично это не может сочетаться, но личность всегда вырастает на гранях, в разрывах гармонии. В мире «предустановленной гармонии» Лейбница невозможна свобода, с христианской точки зрения это ад. Зато с китайской точки зрения это как раз свобода - мир гармонии, меры, живого роста - недаром Лейбниц был таким синофилом. Сравните это с апокалиптической свободой русского человека: русский вариант свободы – это отрицание всего, любых правил и норм. Для китайца никакой свободы тут нет – сколько не отрицай, что дважды два четыре, реальность от этого не изменится.

Я, как русский человек, вовсе не лишен внутренних разрывов, но именно в них я обретаю личностную свободу, выбор. Представление о внутренней цельности личности – иллюзия, основанная на иллюзорной идентичности, образе самого себя. Этот образ – фантом, который душит вас и повелевает вами, человек всю жизнь служит ему по принципу «назвался груздем – полезай в кузов».

- Мы еще цепляемся за идентичность, за представление о своем Я, потому что оно нам помогает как-то преодолевать свои низменные побуждения. А даосы так превозносят естественность – как же им удается справляться с собой?

- Сладок только запретный плод. Чем меньше вокруг запретов, тем меньше человеку оказывается надо. Главный тезис Лао-цзы в том и состоит – мы потому такие звери, что в нас столько социальных условностей. Доверяйте жизни, предоставьте человека самому себе – и им будет руководить сердце.

- У китайцев не меньше запретов и условностей, чем у нас.

- Обычный китаец не читает Дао Дэ цзин, ему наплевать на философию. Они любят Америку и западные побрякушки, но само поле китайской культуры, в которое они погружены, невольно побуждает их следовать даосским установкам.

- А за счет чего это поле такое живучее – кажется, и не было в истории другой культуры, столь же долго сохраняющей преемственность?

- Китайский секрет – в очень честном и вдумчивом отношении к жизни. Это отношение основано на доверии к жизни и полном принятии происходящего.

Китайцы очень просто относятся к жизни – если у нас каждый «глядит в Наполеоны», то они вполне довольны участью маленького человека – там гораздо сильнее родовое и ролевое сознание. На них не действуют идеи о демократии и вообще никакие идеи. Потому что китайская цивилизация ориентирована не на познание «объективной истины», а на эффективность человеческого общения. Для них истина – это сообщительность, это то, что их соединяет, а не то, что написано в учебнике логики. Именно поэтому нельзя опротестовывать власть КПК – потому что она объединяет всех китайцев.

Очень сложно европейцу и русскому понять Китай – потому что, например, очень сложно отказаться от себя и следовать другому. Они гедонисты, а не бунтари – против чего бунтовать, против жизни что ли, против целого, частью которого являешься ты сам?

- Получается, никакие западные штучки не способны модернизировать традиционную китайскую ментальность?

- Да, я не верю в вестернизацию Китая. Половина Китая ездит на авто, смотрит ДВД, но они вообще не восприимчивы к западному яду. Советский Союз развалили песни Битлз и Роллинг Стоунз (я и сам когда-то все их наизусть знал), а на их сознание это не действует. Есть, конечно, и «западные китайцы», например, в Гонконге, и некоторые китаисты считают, что они завалят старый Китай. Пока что-то не заваливают.

- А китайцы задумываются о смысле жизни, Боге и прочих вечных вопросах?

- Очень мало. Они считают, что надо делать свое дело, а не агитировать за советскую власть и доказывать друг другу как надо жить.

Есть два отношения к богу – персоналистский Бог монотеистических религий и пантеистский бог юго-восточной Азии, проявляющий себя повсюду, как спонтанность бытия, как податель жизни, как сама наша природа.

- Получается, китаец – это такой спонтанный даос, который ничего не знает о важности доверия к жизни, но интуитивно доверяет ей. Ну а настоящий даосский мастер – что его отличает от простого смертного?

- Даос – это человек-ангел, своего рода супермен, но если западный супермен – это идиот с большими мышцами, то сила даоса имеет духовную природу. Тай-цзы учит не быть агрессивным, а быть чувствительным. Соединения расслабления и сосредоточенности в тай-цзи позволяет достичь особой запредельной естественности и простоты. Ничего нет проще того, что они делают - отсюда их ирония. Они же все время смеются, потому что самым сложным оказывается самое простое.

Даосский мудрец неуязвим, потому что в нем нет самоидентичности, нет Я, которое может умереть. Отсутствие Я и дает бессмертие. Вы становитесь вечным младенцем, счастливо вкушающим полноту бытия. Это и есть счастье, которое всем нам знакомо, потому что так мы жили в материнской утробе. Даосы стремятся вновь вернуться в «утробное состояние». Фрейд считал это детским фантазмом, но я не понимаю что в этом иллюзорного. По моему, иллюзорное бытие - это как раз жить как хочет «дядя», выполнять чужие ожидания и верить, что если этого не делать, тут же превратишься в зверя.

- Конечно, если Я нет, то и умирать не страшно, но знаете, как в песенке поется: «если у вас нету тети, то вам её не потерять, а если вы не живете, то вам и не умирать».

- Вам хочется не просто жить, а жить подлинной жизнью. Но пока вы – кто-то, вы никакой подлинной радости не получите. Настоящий человек – это безмерность.

- Страдания тоже хороши по-своему – все-таки ценные экзистенциальные ощущения, тоже помогают почувствовать себя живым и побуждают что-то делать, развиваться. Западный индивидуализм дает энергию, чтобы творить, ему мы обязаны своими главными достижениями - наукой и цивилизацией.

- Я люблю Европу, я много жил там, я – европеец, но нельзя не видеть, что Европа лицемерна и пуста. А для России характерны две вещи – здесь очень яркие, сильные личности и здесь царствует насилие, неприкрытое европейским политесом. А насилие – это расписка в собственном бессилии. Там где вы не можете ничего разрешить, вы можете только кулаком в харю дать. Знаменитая русская манера не ценить и не жалеть людей – это внешнее проявление нашего внутреннего мира.

Впрочем, ради бога, если вы всем довольны, живите как знаете!

- Да не то, чтобы я был всем доволен…

- Чего же вы недовольны?

- Когда я сплю, я всем доволен, но я не хочу жить во сне, хотя за бодрствование иногда приходится платить болью.

- Жизнь европейской личности, которая непрерывно сама себя обманывает – это и есть сон! Вам же еще Фрейд все объяснил – вы живете в мире своих фантазмов, как дети, а считаете, что живете сознательной жизнью. Если вы серьезный человек, то первое, что вы должны понять – что вы ноль и все ваши представления о своем Я – самообман. А дальше ищите настоящую школу и начинайте работать над собой реально, а не придуманно.

- Для начала все же хотелось бы узнать, что такое Дао и Дэ?

- Дэ – это внутреннее совершенство в вас, которое побуждает вас ставить перед собой невозможные задачи. Такими они и должны быть – потому что мы должны жить на пределе своих возможностей. Дэ - это первозданная сила жизни. Когда ребенок бежит к цветку – это Дэ, или когда вы очень увлечены или очарованы чем-то, или когда на вас произвел большое впечатление человек, с которым вы не обменялись и словом. Дэ –это сама жизнь, не затемненная мудрствованием.

- А Дао?

- Вы – Нео и на вас летит пуля. Представьте себе, что вы перманентно находитесь в этом состоянии – вот тогда вы будете в Дао. И это, между прочим, восхитительно, - живите так!

- Как следует читать Дао дэ цзин, чтобы понять хоть что-то?

- Прежде всего, надо честно относится к жизни, а это значит попытаться освободиться от власти своего иллюзорного Я – это вам скажет любой проповедник любой религии.
Текст Дао Дэ цзин аннулирует сам себя, слова сжигают сами себя, они существуют для того, чтобы освободить наш умишко от этих знаков и вернуться к, чистому переживанию жизни. Этот текст надо читать так, как будто вы не читаете, а занимаетесь тай-цзи-цюань. Тогда вы общаетесь с мудрецами древности, с самим Лао-цзы.

- А что, Лао-цзы – это реальный человек, к которому Конфуций приходил за наставлениями и который отбыл в неизвестном направлении, оставив Дао дэ цзин начальнику заставы?

- Легенды есть легенды, это социальный фантазм, и подходить к ним с критерием какой-то фактической достоверности изначально неправильно. Дао Дэ цзин писался в эпоху, когда не было автора, который мог сесть и отстучать на машинке текст книги. Но это и не череда индивидуальных добавлений разных авторов. Это очень важный момент: книга, то есть канон, - это постепенное проявление просветленного сознания. Рассматривать её как череду индивидуальных вкладов, как это часто делается – значит лишить себя возможности её понимания. Поэтому академическая филология тут очень ограничена, хотя и нужна. Для того, чтобы вернуться к чистому опыту, нужно пройти через дебри академической текстологии, и я сделал это. Но я знаю людей, которые всю жизнь занимаются академическими бирюльками, споря о том, где какой иероглиф стоит – а дело-то совсем не в этом!

Уже в древности школа Лао-цзы была маргинальной – обращенная к безмерной инаковости, школа сама являлась инобытием социума, живущего по конфуцианским правилам. Эта инаковость не рассчитана на ширпотреб, уже современники говорили о Лао-цзы, что он мудрый, но толку от его учения нет и понять его невозможно. Поэтому, по преданию, когда начальник заставы просит его оставить книгу для человечества, он, понимая, что человечество не оценит и не поймет эту книгу, пишет её. Это жертва, жест высшей любви.

- Как же столь темная и эзотерическая книга стала такой популярной?

- Потому что она открывает первозданную силу жизни, правду жизни, как и Евангелия.



Андрей Константинов, Русский Репортер

Отрывки из перевода будут в следующем посте.