Кибуц

Кибуц Итав расположен в одном из самых жарких мест в Израиле - в долине Иордана, в пятнадцати километрах от Иерихона.
Одиночек селят в цементных домиках по двое в комнату, а пары – в недавно завезенные домики-прицепы, которые называют караванами. В стене трясется и дребезжит кондиционер. Он включен с момента нашего вселения, и до декабря мы не выключали его ни разу. Если по какой-либо причине перестает работать генератор, на всей территории наступает непривычная тишина, кондиционер глохнет, жалобно звякнув, и из жестяного вагончика надо вытряхиваться немедля – на сорокапятиградусной жаре он превращается в раскаленную печь. Зной определяет здесь всю жизнь. Каждый выход из кондиционированного помещения – как вылазка на чужую враждебную планету – стараешься скорее добраться до следующего охлажденного пункта. Без особой надобности никто снаружи среди дня не ошивается.

Еще до рассвета, в четыре утра, ночной дежурный, охранявший всю ночь территорию вместе с солдатами, начинает побудку. Сначала издалека в ночной тишине слышен стук в соседние двери, и еще можно зарыться поглубже под бок Рони. Но вот уже беспощадный гром трясет наш жестяной караван, и надо вставать, спросонья влезать в шорты и майку, и еще в потемках брести вместе с остальными сонными тенями в столовую, где ждет нагретый дежурными огромный электрический самовар с кофе. Последние блаженные минуты безделья, потом все залезают в кузов грузовика. Угодья Итава разбросаны по всей округе – там, где получилось выкроить делянку среди арабских земель. По дороге лицо обвевает еще свежий ветерок, но не пройдет и часа, как безжалостное солнце прогонит последнюю прохладу, а к половине седьмого мир зальет испепеляющий зной.

Мне кажется, нет ничего на свете изнурительнее работы в поле на сорокаградусной жаре. Неужели всем так же трудно, как и мне? Но почему тогда многие перебрасываются шутками, бросаются друг в друга сорняками, и девчачий смех не утихает ни на минуту?
Гороховый шут Ури замечает мои муки:
– Что, умаялась левацеа завит?
Левацеа завит, буквально – “выполнять угол”, то есть час за часом, не разгибаясь, тащиться над вонючими и колючими кустиками дынь или прячущимися под листьями баклажанами, когда ноги – одна сторона острого угла, тело с руками – другая, а задница – в его вершине. В общем-то, он безвредный шутник, этот Ури, только очень много вокруг меня крутится. Но сейчас я даже не вижу дурачка – глаза заливает пот, слепит солнце, и отвечать нет сил. Раз так много паясничает, значит, приберег силы, урвав их от производительного труда. Я лишь сдвигаю назад наезжающую на лицо косынку и продолжаю брести, наклонившись к земле, стараясь не поднимать взора на раскаленную, нескончаемую плоскость поля. Как только разгибаюсь, поясницу схватывает резкая боль. Мускулистый качок Коби ходит между грядками с пенопластовой канистрой воды и предлагает желающим напиться. Прохладная вода стекает по лицу и шее, но через секунду становится неотличимой от пота.
Остальные опережают меня, надо убыстрить темп, но руки стали вялыми от усталости, ободранные ноги сводит судорога, и, к несчастью, именно мои делянки всегда по колено заросли сорнячищами. В конце ряда дошедшие первыми отдыхают, но пока я, наконец, добираюсь до них, все уже встают и начинают двигаться в обратном направлении. С первой минуты рабочего дня поддерживает только одна мысль: “Это обязательно кончится! Неизбежно придет спасительный момент, когда с конца поля начнут махать, и кричать “Йалла! Халас! Все, хватит!”

Наконец наступает блаженный долгожданный миг, когда четыре часа каторжного труда в нечеловеческих условиях истекли и ребята валятся, обессиленные, на грязную грядку...
– Здорово было, правда? – радостно спрашивает Дафна. – И есть же люди, способные такой день просидеть в офисе!
Я-то как раз сумела бы, но решаю не хвастаться.

Грузовик везет обратно в хозяйство, на завтрак, и я горжусь, что смогла, что выстояла этот день. Точнее, полдня, потому что после обеда будет еще второй заход.
В прохладной столовой нас ждет мелко накрошенный салатик – кухня, верный тыл, сознающий свое счастье, балует полевых фронтовиков: зернистый творог “Коттедж”, крутые яйца, мягкий хлеб. После завтрака желающие могут поехать на грузовике в Нааран – там есть бассейн, но таких неуемных мало, все слишком устали, да и чересчур жарко. Народ разбредается по прохладным комнатам, и весь кибуц погружается в сон. Рони после душа валится в кровать и мгновенно засыпает. Два раза в неделю я выдаю желающим библиотечные книги, а освободившись, залезаю в кровать рядом со спящим Рони и до обеда читаю взахлеб очередной роман Дана Бен-Амоца.
В два часа обед, а к четырем все снова лезут в грузовик – обратно в поле. Осталось еще четыре часа работы. Теперь все идет, как в обратной съемке – сначала ослепительное солнце и обжигающий жар, но с каждым часом светило немного опускается, и в восемь вечера можно было бы дышать, если бы не смертельная усталость...
Неужели человечество, слетавшее на Луну, не могло придумать какую-нибудь механизацию беспощадного земледельческого труда? Разумеется, придумало – школьники! Но школьники тут иногда, а я - постоянно.

Рони отоспался днем, и вечером, выкупавшись и поев, идет в клуб – “моадон”, играть в бридж с такими же неугомонными, как он. Но я, к несчастью, не умею спать днем, и поскольку завтра в четыре утра опять раздастся немилосердный стук в дверь, вскоре после ужина заваливаюсь в кровать.

Что заставляет меня так мучиться? В конце концов, это ведь не тюрьма. В Иерусалим ходит автобус. Можно в него сесть, забыть навеки первую любовь, сдать, наконец, оставшиеся злополучные экзамены и поступить на радость матери в университет... Нет, невозможно. Невозможно. Этого не может быть, чтобы я оказалась самой слабой, чтобы все могли, и только я сдалась! Каким-то образом это все разрешится, потому что представить себе, что таким будет каждый день моей жизни – так же нестерпимо, как и признаться, что я больше не в силах так жить. Каждый раз надо продержаться всего один конкретный выход на поле – лишь четыре часа, а там конец дня, конец недели, а потом что-нибудь обязательно случится и жизнь станет легче... Это все – только временно, потому что если знать, что это – навсегда, то этого не преодолеть.

К тому же, я скоро окрепну, перестанет ломить спину, перестанут ныть руки. Наверное...

И даже одновременно обнимающие блондин с брунетом не объясняют мой трудовой энтузиазм

Предыдущие записи блогера :

10.05.2012 — АНГЛИЧАНЕ (энциклопедическая статья)

Архив записей в блогах:

Будет ли война?

Вопрос этот приходится задать потому, что некоторые обитатели Сети уже с месяц находятся примерно в таком же состоянии, как персонаж вот этой сценки: Начнём по порядку: может ли в современном мире быть война? Да конечно, может. Современный мир, после крушения СССР и социализма в ...

ТОП-10 января

Снова ТОП-10 лучших комментаторов. Январь 2014. За декабрь я прохалявила, но сами понимаете, праздники, каникулы) Итак! 1. Танечка apassionat_a Отмечает Рождество ...

Все мы видящие, да не все верящие

История нового гипнолога, отражающая повсеместную реальность убеждений Я всю жизнь считала себя не видящей, в смысле, не ясновидящей. Радостно сообщала об этом всем эзотерикам, когда об этом заходила речь. И, в то же время, я всегда очень хотела видеть. Пыталась и упражнения делать на ...

Тактильное восприятие имиджа

Я немного писала уже о тактильном восприятии границ и имиджа. Кажется, что это большое преувеличение - считать, что некие представления могут быть осязательными. Мы осязаем, когда натыкаемся физически на какой-то предмет, а в чужие границы мы не впечатываемся лбом так буквально ...

Анорексия, как и было сказано (

Уважаемые сообщники, скорее всего мне в этом вопросе понадобиться помощь специалистов, но я буду рада услышать советы людей, которым приходилось сталкиваться с этой проблемой и её успешно решить. Дано: ребёнок 14-ти лет от роду, у которого самая настоящая анорексия. В данный момент времени ...

Кибуц

Кибуц

Оставить комментарий

Популярные посты: