Карта сразу всех сокровищ

Я шёл по накатанной грунтовке в сторону дома, зажимая ладонью
левое предплечье. Рука противно ныла, но ещё противнее было от
недоумения: ну как же так, ведь колли — это самая добрая порода!
Бабушка всегда говорила!
Минуту назад я с удовольствием гладил соседскую собаку, которая
ростом была ненамного ниже меня, по длинному острому светло-рыжему
носу и не понял даже, что случилось, когда она вдруг дёрнулась и
отскочила. Только дырочка от клыка у меня на руке быстро
заполнялась кровью. Вторая дырочка оказалась не такой глубокой и
даже не кровила — клык просто продавил кожу чуть ближе к
запястью.
«Меня укусила собака! — я внутренне негодовал. — Я же ведь... За
что? Да ещё колли!».
Дома бабушка потыкала мне в рану ваткой, замотала руку бинтом и
оставила сидеть на кровати. Я расстроенно сопел — за грибами теперь
не возьмут. И на салушку сегодня не пустят.
Чуть дальше по дороге, за деревней, был маленький прудик, который
почему-то назывался салушкой — главное место для игр. Там стояли
заросли рогоза, который мы, конечно, называли камышом. Глинистый
берег хорошо поддавался строительству плотин, а головастики и
мелкие лягушки копошились, явно желая принять участие в детской
игре.
Каждое лето дедушка вывозил нас из города куда-нибудь на каникулы,
почти каждый раз в разные места. Я плохо запоминал названия, но
зато через неделю пребывания в голове складывалась карта интересных
мест: вот здесь салушка, здесь горох, здесь опасная колли, а вот
тут, в середине, Камаз.
Если про салушку и колли вы уже знаете, то горох — это гороховое
поле. Горох хорош не только тем, что в зарослях всегда можно найти
еще один стручок, даже если ты уже трижды посмотрел. Горох легко
воровать. Высокие лианы скрывают злоумышленника, стручки убористо
помещаются в карманы и за пазуху и не вываливаются на бегу.
Уворованный горох резко прибавляет во вкусовых качествах.
Камаз — это место удачи и мимолетного ужаса. Мне когда-то
захотелось перебежать дорогу прямо перед мчащимся Камазом — и шея
до сих пор помнит сначала лёгкий ветерок от промелькнувшей совсем
близко подножки грузовика. А потом — тяжёлые люли от бабушки,
которая видела всю эту картину.
Менялись деревни, и хранилище карт пополнялось. Вот здесь фонарный
столб, на основание которого можно попросить себя поставить, здесь
деревянный мост через ручей без одной доски, который каждый раз
страшно переходить, вот там лес с грибами, в который бабушка
запрещает нам с папой ходить. Она больше не может чистить грибы и
поэтому не дает нам с собой ни корзинки, ни пакета. Мы возвращаемся
с прогулки — капюшон моей коричневой кофты полон грибов. Бабушка
всплескивает руками.
Вот деревня, где живёт дядя Юра, его дом стоит над косогором. Рядом
с крыльцом бочка с водой — когда меня ужалила пчела, я сначала
натёр место укуса землёй, а потом стоял у бочки и долго держал в
воде пульсирующий палец.
Внизу, под горой, на укатанной песчаной дорожке мама рисовала мне
автомобили — она умеет рисовать совершенно круглые колёса, а крылья
у машин не рисует, из-за этого они получаются какие-то спортивные и
стремительные.
Немножко подальше — тропинки среди сосен, по которым я гонял на
самокате, пока самокат не треснул и не разломился посередине. В
связи с утратой самокатом развлекательных свойств мне выдали
велосипед Дутик, и я принялся учиться ездить на нем без подставных
колёсиков. На крутую сторону косогора я пока не совался и ездил с
другой, пологой, ближе к дому. Тропинка шла под уклон и переходила
в центральную межу огорода. Через десять минут моих упражнений в
равновесии грядки вдоль межи приобрели свежевспаханный весенний
вид, а по мне было однозначно видно, кто в этом виноват.
Кажется, примерно тогда меня и ужалила пчела. Сейчас вообще
кажется, что всё там происходило в один день, подряд. И сразу
отмечалось на карте, которая не предназначена для поиска сокровищ,
потому что сама состоит из сокровищ целиком.
|
</> |