Как я пел песни
cwamperfect — 08.07.2024Когда мне было от двух до семи, мы жили в старой сельской школе. Дети перешли учиться в новую, а старую отдали учителям и техничкам под жильё. Из каждого класса получилась квартира, разгороженная на две комнаты и кухню.
Насколько я помню, жили учителя довольно дружно и весело. Иногда разжигали в бывшем школьном дворе костёр и что-то вместе готовили в больших казанах. Забыл, что именно, только хрустики помню, потому что сладкие и хрустящие. Остальные блюда тогда меня занимали мало, я всё детство копил силы для будущего своего разгульного чревоугодия и был поэтому тощим малоежкой.
Наевшись совместно приготовленного и выпиши по стаканчику, учителя принимались музицировать. Григорий Филиппович играл на аккордеоне, дядя Володя – на гитаре, а мама, тётя Катя, Валентина Дмитриевна и Алла Семёновна пели. А я всё это слушал и переживал. И запоминал тексты. Это были первые в моей жизни поэтические тексты на русском языке. Интереснейшие вещи я там для себя находил, хотя русский знал ещё довольно плохо.
Вот, к примеру, про переходы, перегрузки и долгий путь домой. Я набарматывал это, плетясь домой из детского сада, вцепишись в мамин палец и загребая ногами грязь, снег или пыль. Мне было себя ужасно жалко в эти моменты.
Или песня про дарёный голубой платок. Помните? «Если в тёмную ночь иль средь белого дня ни за что ни про что ты разлюбишь меня, ни о чём не спрошу, ничего не скажу, на дарёном платке узелок завяжу».
Слово «разлюбишь» в моём тогдашнем понимании означало проявление агрессии. То есть, «полюбишь» – это полезешь целоваться (Тоже хорошего мало, кстати. Тьфу!), а «разлюбишь» – станешь кидаться камнями и обзываться. И ни за что ни про что, главное… Зачем узелок, я не понял и спросил у мамы. Мама объяснила, что узелок завязывают на память. Чтоб не забыть. Гм… Гм… Что ж, это было резонно. Обозвал тебя кто-то из коллег-детсадовцев, не спрашивай его ни о чём! И ничего не говори. Молчи, скрывайся и таи! Месть – это блюдо, которое надобно подавать холодным. А узелочек завяжи, да. Чтоб не забыть отмстить. Увы, мне платков с завитками никто не дарил, и я завязывал на злую память всякое другое: шнурки, шарф, резинку от варежек, бахрому на скатерти. Мама потом ругалась, развязывая…
А самая любимая у меня была песня про хлеба горбушку и ту пополам. Там всё было правильно, честно и справедливо. Если тебе половина, то и мне половина! Это же просто прелесть что такое! Песню эту я запевал всякий раз, когда мне выдавали вторые по любимости штаны. Первые были комбинезоном с весёлой чипполиной на напузнике, и я любил их почему-то молча. А вторые – обязательно с песней. Эти штаны назывались у меня «солдатскими», ибо имели глубочайшие карманы. Руки в эти карманы помешались по локоть. Именно такие, по тогдашнему моему разуменью, приличествовало иметь военнослужащему. Упихну я, бывало, мужественно сжатые кулаки в самую глубь восхитительных этих карманов и шагаю по комнате торжественно-парадной раскорякою. И пою, да. Года в три я ещё плохо помнил текст песни. Только самый главный её смысл. И по-русски говорил ещё совсем плохо. Поэтому пел так: «Па-ля-вина – тибе! Па-ля-вина – мине! Аааа!» И на макушке у меня шевелились приятнейшие мурашки. От восторга пред красотою песни, ношеньем любимых штанов и очаровательной справедливостью мироустройства.
|
</> |