
Как стукну правдой жизни по искусству!

И что это я все про постороннее искусство пишу? Пора и про себя
рассказать. Как я удостоилась чести соприкоснуться с одним из
величайших творческих замыслов всех времен и народов. Была, так
сказать, живым свидетелем.
Произошло это в
той самой знаменитой лейпцигской многоэтажке, куда шкодливая рука
судьбы забросила нас в середине девяностых(я
про нее уже писала). Чтобы я могла поведать миру о нашем соседе
и непризнанном гении всех времен и народов - художнике по кличке
"Рублик".
А точнее - в коридоре, куда выходили все квартиры на этаже.
Слева его украшал мусоропровод, справа – лифт. Выйдя из которого в
вышеуказанный исторический момент, я узрела
Рублика – он как раз направлялся с помойным
ведром к мусоропроводу. Антисанитарные ароматы этого устройства
удивительно удачно гармонировали с его трениками и
майкой-алкоголичкой, уже давно забывшими свой первоначальный
цвет. Вылезавшая из всех вырезов майки буйная растительность явно
брала реванш за лысину ленинского покроя на голове. И в целом
Рублик был просто вылитый вождь мировой революции, особенно
на доперестроечном железном рубле.
Завидев
меня, он неожиданно просиял, как тот самый рубль в момент, когда
доллар стоил всего 30 копеек. И сипло осведомился, нет ли у меня
чего-нибудь такого, что я точно собираюсь выбросить? Годится все,
от мебели до обуви.
Наверное, на моем лице написалось удивление еще
более безграничное, чем если бы я увидела Надежду Константиновну
Крупскую, вылезавшую из мусоропровода с пением Интернационала.
Поэтому в порядке пояснения он просипел:
-Понимаете, я тут
один проектик задумал...
И тут же, не отходя от
мусоропровода, все таким же похмельным голосом Рублик поведал мне,
что придумал величайшую художественную акцию. Ее историческое
значение переживет века, а главное – поможет ему получить
мега-престижный грант от какого-то супербогатого
фонда. Для этого ему всего-навсего и надо-то, что,
во-первых, какой-нибудь заброшенный промышленный цех побольше(
благо в городе в тот момент их было, как грязи), во-вторых -
длинная транспортерная лента, и в третьих - машина для
измельчения отходов в мелкий порошок. Эта машина прямо
на глазах у зрителей будет унитожать все его имущество,
подплывающее к ней по транспортеру.
- Но, чтобы акция
зрелищная получилась, нужно побольше всякого барахла, вот и
собираю,. И уже кое-то собрал. Мне даже старую машину один тип
отдал – ее все равно на свалку, так что пусть послужит искусству!
Хотя выглядит машинка очень прилично – за нее можно несколько сотен
выручить, если лохов найти. Но искусство требует жертв!
- Вы и в самом деле все-все свое
добро уничтожите? – недоверчиво уточнила я. – И даже постель и
посуду? И мебель?
- Нет, конечно, - честно
ответил он. – Мое останется при мне. Я для уничтожения всякое
барахло собираю. Чтобы не жалко было. Ведь важнее символика, и не
правда жизни. Протест против засилья психологии потребления, так
сказать.
Пришлось его перебить - иногда, знаете ли, я женщина тонкая и
деликатная, как шпала:
-Но
тогда это получается обман потребителя, то есть зрителя!
-Да кто узнает-то? – тут он посмотрел на меня, как на ученицу
коррекционной школы. – Главное – грант выиграть! Теперь бы еще
спонсоров найти, кто взаймы даст на организацию всего этого дела, а
потом все отобью.
Потрясенная громадьем его планов, я пошла к своей двери. Тая в душе
надежду, что увижу эту эпохалку воочию. Но, несмотря на два пакета
нашего старого барахла, отданного Рублику, увидеть ее мне так и не
довелось.
Этому помешали обстоятельства высшей силы, как говорится в
страховых договорах. Воспитанный во времена сурового тоталитаризма,
когда машина была роскошью, а не средством передвижения, Рублик не
смог смириться с фактом уничтожения подаренного ему транспортного
средства. Пусть и старого, но с виду вполне ничего еще - после
престройки такие иномарки за счастье были! И он попытался ее
продать. И тут-то обнаружилось, что машина краденая, да еще
замешана в каком-то ограблении сберкассы. Так что Рублику в
следующие месяцы пришлось заниматься не столько творчеством,
сколько сотрудничеством с полицией.
Но зато он в очередной раз убедился, что потребление - это
зло!