Как отец 30 лет преследовал убийцу своей дочери. И победил.

Кто б рассказал - я б не поверил, что в в теплой доброй старушке Европе такое может быть:

"Перед вами история трагического события, которое обнажило порочность судебной системы двух западноевропейских держав, а также навсегда изменило жизнь двух человек — Андре Бамберски и Дитера Кромбаха.

Глава Первая

Похищение доктора Дитера Кромбаха произошло в деревне Шайдегг на юге Германии. Трое злоумышленников ударили его по лицу, связали, вставили кляп в рот, и затолкали в автомобиль. Они проехали 150 миль и пересекли границу с Францией через Эльзас. Кромбах лежал всю дорогу на полу автомобиля между задним и передним сидениями. Машина остановилась в Мюлузе. Один из похитителей позвонил в местное отделение полиции и оставался на линии равно столько времени, чтобы успеть озвучить необычную инструкцию: «Приезжайте на улицу Тьоль, что через дорогу от таможни, там вы найдёте связанного мужчину». Через пару минут две полицейские машины прибыли в указанное место, их патрульные мигалки освещали улицу красно–синим светом. За железными воротами в грязном дворе между двумя четырёхэтажными зданиями на земле лежал Кромбах. Его руки и ноги были связаны, а во рту был кляп. Похитители неплохо его потрепали, в целом его жизни ничего не угрожало. Когда полиция вытащила кляп, первое что он сказал было: «За этим стоит Бамберски».

Семидесятилетний француз Андре Бамберски, о котором говорил Кромбах, на первый взгляд не был похож на похитителя. До 1982 года он был тихим бухгалтером и любящим отцом своей юной дочери Калинки. В том же году Калинка перевелась в франкоязычную среднюю школу–интернат в небольшом немецком городе Фрайбурге. Но большинство выходных и каникулы она проводила в Линдау вместе с бывшей женой Бамберски и её новым мужем Дитером Кромбахом. Калинке было почти пятнадцать лет, она была общительной, симпатичной девочкой с пухлыми губами и светлыми волосами, которые чёлкой свисали над её голубыми глазами. Девочка очень скучала по дому: она почти не говорила по–немецки, хотя жила в Баварии. Она не могла дождаться наступления августа, чтобы уехать обратно к отцу в Пешбюск, пригород Тулуза.

Семья Бамберски. Слева направо — Калинка, Андре, Николас и Даниэль.

В пятницу девятого июля Калинка Бамберски занималась виндсёрфингом на Боденском озере, чью прозрачную гладь обрамляли Альпы. Около пяти часов вечера она вернулась домой уставшей, по словам отчима и матери, она жаловалась на недомогание. Семья села ужинать в 7.30. Калинка легла спать рано, но в 10 вечера поднялась, чтобы выпить стакан воды, и, по словам отчима, до полуночи читала книгу в своей спальне, пока её не попросили затушить свет.

На следующее утро ближе к 10 часам 47–летний Кромбах собрался на утреннюю прогулку на лошадях через близлежащие горы, он спустился вниз и попытался разбудить свою падчерицу. Он обнаружил в постели мёртвое тело девочки, которое к тому моменту уже успело окоченеть. Позже он сказал судебно–медицинским экспертам, что попытался вернуть её к жизни, сделав инъекцию стимулятора центральной нервной системы никетамида прямо в сердце, а также он ввёл ей в ноги две дозы других стимуляторов — Новодигала и Изоптина. Но было уже слишком поздно. Вскрытие установит, что смерть предположительно наступила между 3 и 4 утра.

В субботу утром где–то в половину одиннадцатого в трёх милях к югу от Тулуза в доме Андре Бамберски зазвонил телефон — его бывшая жена сообщила о смерти их дочери. Потрясённый известием Бамберски свалился в кресло. Калинка была здоровым, спортивным подростком и не страдала никакими заболеваниями. Как такое могло произойти? Бамберски были нужны ответы. Бывшая жена сказала полным скорби голосом, что у Кромбаха есть две версии: Калинка могла перенести тепловой удар, от того что весь день провела на солнце, либо это был эффект замедленного действия, вызванный сотрясением мозга, которое она получила в результате аварии в Марокко в 1974 году.

Бамберски прибывал в недоумении и был подавлен горем. Прилетев в Цюрих, он взял автомобиль на прокат и проехал 50 миль в сторону Боденского озера. По сторонам в свете неполной луны виднелись Альпы, всю дорогу его не покидали мысли о смерти дочери. «Я был опустошён, — вспоминает он. — Калинка была радостью моей жизни». Бамберски провёл ту ночь в отеле, а на следующее утро отправился в больничный морг, чтобы увидеть тело дочери. Будучи набожным католиком, Бамберски прочёл молитву над её телом, на котором всё ещё были белые носки и красная ночнушка, которые она надела перед тем, как лечь спать двумя ночами ранее. Позже тем же утром он вместе со своим одиннадцатилетним сыном Николасом, который также жил вместе с матерью и отчимом, полетел домой в Тулуз дожидаться тела Калинки для захоронения.

Для Бамберски потрясение от случившегося усугублялось таинственными обстоятельства вокруг смерти. Мысль о том, что его здоровая жизнелюбивая дочь была найдена мёртвой после обычного дня, была необъяснимой. Хотя Бамберски и был глубоко религиозным человеком и мог найти некоторое утешение в своей вере, он считал, что один Господь ему не поможет справится с утратой. Вскоре его подозрения пали на человека, который последним видел Калинку живой — Дитера Кромбаха.

Бамберски тогда и представить себе не мог, к чему приведут эти его подозрения. На протяжении следующих тридцати лет он будет преследовать Кромбаха по всей Европе в неустанной попытке доказать его виновность в смерти дочери.

Эта борьба приведёт Бамберски к изоляции и риску понести уголовную ответственность, поставив его рассудительность и здравомыслие под вопрос. Он потеряет контакт со своими близкими, друзьями и коллегами. Его будут обвинять в нарушении правовых и моральных границ в составлении безосновательных теорий заговора. Единственный его ребёнок будет разрываться между родителями. Под конец даже адвокат Бамберски, один из лучших юристов Франции, объявит о невозможности оказания дальнейшей поддержки своему клиенту. Бамберски уволится с работы, потратит большую часть своих сбережений и тысячи часов, преследуя свою цель.

«Это не одержимость, — позже будет настаивать он. — Речь идёт о клятве, которую я дал Калинке, о том, что правосудие свершится».

ГЛАВА ВТОРАЯ

В течение нескольких недель после смерти Калинки у Бамберски не было никаких подозрений. Семья Кромбахов присутствовала на похоронах Калинки, проходивших на церковном кладбище в Пешбюске. Супруги казались подавленными и шокированными случившимся не меньше, чем Бамберски.

По прошествии времени тем не менее Бамберски начал ставить под сомнения факты, окружавшие смерть его дочери. В начале октября 1982 года он наконец получил переведённую копию отчёта о вскрытии, из которого он узнал, что процедуру провёл доктор Хоманн, судмедэксперт из соседнего города, в присутствии полицейского–инспектора города Линдау, но вместе с ними был и Кромбах, что являлось нарушением протокола.

Калинка с Дитером Кромбахом

Бамберски, озадаченный присутствием врача на вскрытии тела его собственной падчерицы, был ошеломлён другими подробностями отчёта, указывавшими на упущения в процедуре. На влагалище Калинки Хоманн обнаружил кровь и «вязкое беловато–зеленоватое вещество внутри». Хоманн также описал свежий след от укола на правом плече –это была внутривенная инъекции комплекса глюконата натрия, неоднозначной биоактивной добавки, содержащей железо. В отчёте Кромбах подтвердил, что ввёл вещество девочке перед ужином в пятницу вечером якобы для того, чтобы усилить её загар (позже Кромбах изменит показания, сказав, что сделал это для лечения анемии). Хоманн не проводил токсикологических анализов крови и тканей, также он не установил, была ли девочка девственницей. Вместо этого в докладе было написано, что причина смерти «невыяснена». Хоманн послал образцы тканей и крови в лабораторию судебно–медицинской экспертизы. «Окончательный вердикт причины смерти, станет известен как только учёные исследуют образцы», — написал Хоманн.

После прочтения отчёта трёхмесячной давности Бамберски мучили вопросы. Почему на вскрытии присутствовал Кромбах? Почему он не упоминал инъекцию до этого? И что установил отчёт о токсикологии? Как и любой родитель, чей ребёнок умер вдали от дома, Бамберски, казалось, не давало покоя чувство, того что он подвёл свою дочь и не смог её защитить. И, возможно, это осознание толкало его всё дальше в поисках ответов на вопросы, окутавшие обстоятельства смерти его дочери. Подозрения лишь укрепились, когда Бамберски позвонил своей бывшей жене, чтобы узнать о результатах анализов. Она пообещала ему, что поговорит об этом с Кромбахом и сообщит ему, но не сделала этого. Когда Бамберски снова позвонил ей через два дня, она ответила ему, что никакие анализы не проводились.

Бамберски отнёсся к этому с недоверием: «Калинка умерла, когда ты была рядом. Твой муж — врач. И вот сейчас через три месяца после её смерти никому из вас не интересна причина, по которой она умерла?»

Вот что, по словам Бамберски, ответила ему бывшая супруга: «Калинка умерла, потому что пришло её время».

Калинка и Николас Бамберски с Дитером Кромбахом

Бамберски был не согласен. Другое гораздо более зловещее объяснение причин смерти дочери завладело его разумом: Кромбах изнасиловал Калинку, после чего убил девочку с помощью инъекции, возможно, для того, чтобы она никому об этом не рассказала. Два судмедэксперта в Тулузе, с которыми проконсультировался Бамберски, согласились, что его подозрения оправданы. Они указали на травмы половых органов и присутствие жидкости, напоминавшей сперму. «Они ни разу не проверяли, были ли у пятнадцатилетней девочки половые связи? — спросили Бамберски врачи, — Похоже, что они пытаются что–то скрыть».

Друзья поддержали его убеждённость в том, что что–то в этой ситуации не так. «Он хотел, чтобы кто–нибудь сказал ему: "Тебе это не снится", — говорит его соседка Элиса Арагон, которая тоже тогда прочитала отчёт о вскрытии. — Мы разделяли его подозрения».

Подчиняясь давлению со стороны адвокатов Бамберски, местный немецкий прокурор запросил провести дополнительные анализы, и в марте 1983 года судмедэксперт из Медико–юридического института Мюнхена Вольфганг Спан изучил образцы тканей. Полученные им результаты посеяли первые сомнения в правдивости истории Кромбаха, рисуя более тёмную картину произошедшего. Спан осудил Кромбаха за использование «опасного» вещества, которое никак не влияло на усиление загара и использовалось для лечения анемии в крайне редких случаях. Он сообщил, что без пристального врачебного наблюдения введение комплекса кобальта–железа могло вызвать лихорадку, рвоту, а в крайних случая лёгочную недостаточность и даже остановку сердца. Присутствие частиц пищи в лёгких и пищеводе, написал врач, указывает на то, что именно это и произошло: после инъекции у девочки случился анафилактический шок, она потеряла сознание и захлебнулась рвотными массами. Спан установил, что Кромбах ввел власти в заблуждение, предоставив неверную информацию о времени, которое прошло между уколом и смертью девочки. Отсутствие каких–либо признаков иммунной реакции в окружающих тканях указывало на то, что кончина была «мгновенной».

Спан не вынес окончательного решения об изнасиловании. На допросе Хоманна, который провёл первое вскрытие трупа, Спан поддержал версию, что рана на половых губах Калинки была получена посмертно и что её плева не была разорвана, что по словам Хомана указывало та то, что девочка всё ещё была девственницей. Тем не менее Хоманн признал, что плева была достаточно широка, и проникновение могло произойти.

Как бы там ни было, в окончательном решении французского суда приводилось заключение другого эксперта, профессора фармакологии Питера Шонхофера: «Внутривенная инъекция, вероятно, привела к смерти Калинки Бамберски».

Но для местного прокурора этих доказательств было недостаточно. Из–за отсутствия улик, основанных на научных данных, он закрыл уголовное дело по факту смерти Калинки. Днями позже генпрокурор Мюнхена, главный высокопоставленный поверенный Баварии, поддержал решение своего подчинённого. Чиновники не объяснили свой отказ проводить дальнейшего расследования, несмотря на то, что были приведены доказательства противоправных действий и причинения смерти по неосторожности. На самом деле, это был не первый раз, когда они позволили врачу избежать экспертизы: позже станет известно, что врач скорой помощи, который констатировал смерть Калинки, не вызвал полицию на место происшествия, подчинившись настойчивому требованию Кромбаха, чтобы тело было доставлено непосредственно в морг. Почтительное отношение к профессиональному положению Кромбаха в Линдау, большему объему работы, неоднозначным результатам химического анализа — всё это могло объяснить немыслимые упущения. Какой бы ни была причина, Кромбах больше никогда не попадёт под следствие по делу смерти Калинки Бамберски на территории Германии. Судебный процесс по этому делу был остановлен в 1983 году.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Кромбах и Бамберски во многих отношениях имели схожие жизни. Оба они выросли в разорённой Второй мировой войной Европе, оба они были свидетелями ужасов войны. Кромбах, родившийся в 1935 году в Дрездене, был сыном офицера вермахта. Когда ему было почти 9 лет, он пережил бомбардировку, которая унесла жизни 30000 гражданского населения (это событие легло в основу романа Курта Воннегута «Бойня номер 5, или Крестовый поход детей»). Бамберски родился в 1937 году в семье польских католиков, эмигрировавших во Францию в начале 1930–х годов. В сентябре 1939 года, когда нацисты вторглись в Польшу, он жил у дедушки с бабушкой в Галиции. Там он стал свидетелем голода, уличных боёв и казней, проводимых солдатами СС. В 1945 году в Лилле он воссоединился со своими родителями, благодаря Международному комитету Красного Креста. Нет сомнений, что ужасы немецкой оккупации отложили отпечаток в сознании Бамберски: преследуя Кромбаха, он иногда озвучивал свою убеждённость в том, что некоторые следы нацизма — развращённость, жестокость и высокомерная враждебность по отношению к окружающему миру до сих пор отравляют политическую и судебную систему Германии.

Бамберски стал профессиональным аудитором. Кромбах — доктором–терапевтом. Жизненный уклад обоих строился на буржуазной пристойности, достатке и видимом семейном благополучии. В 1960–х они оба поженились и у обоих родились дети, а в 1974 году они жили на одной и той же улице в Касабланке: Кромбах работал врачом при консульстве Германии, а Бамберски работал там бухгалтером. Их дети учились в одной международной школе. И именно там, в этом знойном североафриканском городе, Дитер Кромбах завёл роман с женой Бамберски, привлекательной тридцатилетней дочерью французских эмигрантов, поселившихся в Марокко в 1950–х годах.

По словам Бамберски, ему ничего не было известно об изменах супруги, даже когда в 1974 году они переехали из Марокко в Пешбюск, город, недалеко от которого росла Даниэль. Кромбах также покинул Марокко и поселился в Баварии. После этого в 1975 году Даниэль внезапно объявила мужу о том, что нашла работу в агентстве недвижимости в Ницце, в 350 милях на Восток. Она сообщила, что собирается снимать там квартиру и приезжать домой на выходные, но отказалась говорить ему название агентства и давать номер телефона. Заподозрив неладное, Бамберски одним воскресным вечером проследил за женой и увидел, что вместо того, чтобы направится в Ниццу, она припарковала своей автомобиль в гараже квартирного дома в Тулузе. Там она оставалась всю неделю. Когда он расспросил консьержа о ней, мужчина ему ответил: «Ах, да! Это же госпожа Кромбах».

Бамберски быстро развелись. Даниэль переехала к Кромбаху в Баварию в 1975, и спустя два года они поженились. Первоначально она уступила права опеки своему бывшему мужу, и дети остались с Бамберски во Франции. В июле 1980 года отец–одиночка затосковал по лёгкости жизни за рубежом и решил вернуться с детьми в Марокко. Бамберски по–прежнему настаивает, что переезд в Африку был в рамках его законных прав, но в итоге это решение обернулось для него роковыми последствиями. Спустя несколько дней после того, как он покинул Францию, Даниэль подала жалобу в тулузский суд, требуя передать ей право опеки. Адвокат Бамберски посоветовал не оспаривать ходатайство, так как бывшая жена обвиняла его в «сокрытии детей». Смирившись с передачей опеки, он снова поселился в Пешбюске. В июле 1980 года, за два года до смерти Калинки, оба ребёнка переехали к своей матери и Кромбаху в Линдау. Бамберски согласился, что будет видеться со своими детьми только во время каникул.

Возможно, Бамберски был бы исполнен большей решимости обжаловать решение суда, если бы ему было известно о тёмной стороне Дитера Кромбаха, которая, судя по всему, проявилась ещё в 1960–х во время его брака с первой женой Моникой Хенце. Она умерла внезапно в возрасте 24 лет. В заявлении, которое позже подала мать Моники в немецкую полицию, утверждалось, что Кромбах, тогда молодой перспективный врач, с отличием окончивший Франкфуртский университет, избивал свою жену и угрожал ей смертью. В 1969 году Монику поразило таинственное заболевание, которое привело её к немоте и слепоте, а впоследствии к параличу. Согласно заявлению её матери Кромбах буквально оттолкнул ухаживающего за ней врача в франкфуртском госпитале и ввёл инъекцию, по его словам, «змеиного яда». Хенце скончалась спустя несколько часов от кровоизлияния в мозг. Связь между инъекцией и смертью жены Кромбаха не была установлена, и причиной смерти официально был назван тромбоз базилярной артерии, через которую кровь поступает в мозг. Кромбах, несомненно, ещё воспользуется знанием фармакологии в зловещих целях.

В 1980–х, как он позже сознается, он неоднократно подмешивал Даниэль успокоительные, чтобы беспрепятственно встречаться с своими любовницами на первом этаже их дома, пока она крепко спит наверху. Более десяти лет в кабинете медицинского осмотра Кромбах вводил наркоз своим пациенткам и насиловал их, пока те были без сознания. Злоупотребление профессиональным положением, причинившее смерть, вдохновит юристов на сравнение дела Кромбаха с делом «Лионского мясника» нациста Клауса Барбье. Сходство, пускай и утрированное, только лишь подкреплялось безнаказанностью, которой Кромбах будет пользоваться у себя на родине в течение десятилетий.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Прошло чуть больше года после смерти Калинки, когда Бамберски решил нанести ответный удар. Он поехал в Линдау во время Октоберфеста, где стал раздавать жителям листовки, на которых была фотография Калинки и подпись с предупреждением: «Жители Линдау! Вы должны знать, что в вашем городе живёт убийца Дитер Кромбах. Он изнасиловал и убил мою дочь 10 июля 1984 года, его преступление было скрыто врачами, полицейским комиссаром и прокурором. Пожалуйста, помогите мне добиться правосудия!». Он прошёл по набережной озера и средневековому историческому центру города и разнёс 2000 копий по домам, кафе и пивным садам, где люди распевали песни и пили пиво, празднуя фестиваль.

Вечером в сопровождении двух полицейских к Бамберски подошли дети Кромбаха — семнадцатилетний сын Борис и девятнадцатилетняя дочь Диана. Бамберски арестовали и допросили, после чего предъявили ему обвинение в клевете, нарушении общественного порядка и нанесении вреда репутации прокурора. После суток, проведённых в полицейском участке, ему приказали отдать в качестве залога все имевшиеся при нём наличные деньги, около 2000 немецких марок (около 1000 долларов США). Спустя три месяца Бамберски заочно приговорили к шести месяцам заключения или выплате штрафа в сумме 400 000 немецких марок. На пять лет до истечения срока исковой давности территория Германии станет для Бамберски закрытой.

После того, как немецкие власти возбудили уголовное дело против него, а не человека, которого он считал убийцей своей дочери, Бамберски стал искать другие способы добиться правосудия. Так как Калинка была гражданкой Франции, французские власти могли начать собственное расследование убийства на территории Германии. В случае если бы доказательства сочли достаточными, на арест Кромбаха был бы выдан международный ордер. В 1985 году после двух лет понуканий от Бамберски французские власти эксгумировали останки Калинки из её могилы в Пешбюске. Эксгумация не предоставила новых версий причины смерти, но был обнаружен один шокирующий факт, бросивший тень сомнения на немецкое расследование: Интимные части тела девочки были полностью удалены во время вскрытия, и их не было ни в одной из немецких лабораторий судмедэкспертизы, где исследовались останки. Таким образом, было невозможно установить точно, когда было совершено изнасилование: до или после смерти.

Это только укрепило подозрения Бамберски о заговоре с целью прикрыть Кромбоха. Казалось странным и непонятным, с чего бы правительство так заботиться о терапевте из баварского города. Может быть, думал Бамберски, Кромбах приобрёл нужные связи за те два года, что работал при Консульстве Германии в Касабланке, возможно, он сотрудничал с немецкой разведкой. Немецкие власти всегда отрицали, что защищали Кромбаха, и не было никаких доказательств, свидетельствовавших об обратном. Вероятнее всего, дело было в недобросовестно выполненной работе судмедэксперта, бюрократической волоките, и на определённом уровне нежелании, чтобы постороннее государство вмешивалось в дело, относящееся к внутренней юрисдикции, что и заставило немцев препятствовать дальнейшему рассмотрению случая.

В 1988 году немецкие власти выполнили просьбу французских прокуроров и предоставили образцы тканей, взятые из лёгких, сердца и кожи Калинки для анализа в Институте судебной медицины в Париже.

Изучение всего материала, нарезанного тонкими слоями и хранившегося в парафине и хлороформе, — кроме пробирок с образцами крови, которые по каким–то причинам Спанн не стал рассматривать, — привело трёх французских патологоанатомов к почти определенному выводу. Хотя имеющиеся данные не позволяли установить «точную причину смерти Калинки», как написали они, её смерть носит особо жестокий характер. «Регургитация частиц пищи в дыхательные пути свидетельствуют о глубокой коме, которая привела к состоянию дыхательной недостаточности со смертельным исходом». Удушье и смерть произошли бы «практически мгновенно», после того как в правую руку ей была введена инъекция. Из–за отсутствия образцов крови было невозможно найти «однозначную связь» между внутривенным веществом и смертью. Тем не менее этих результатов было достаточно, чтобы убедить французский суд в виновности Кромбаха.

Восьмого апреля 1993 года генпрокурор обвинил Кромбаха в «умышленном убийстве», которое наказывается лишением свободы сроком до 30 лет. В обвинительном заключении говорилось, что Дитер Кромбах ввёл смертельную инъекцию Калинке Бамберски «не в лечебных целях, а с намерением убить её». Прокурор попросил немецкие власти арестовать Кромбаха, но те отказались. Так 9 марта 1995 года стало датой символической победы Бамберски: парижский суд заочно признал Кромбаха виновным в убийстве и приговорил его к 15 годам лишения свободы.

Если Кромбаха и огорчил приговор французского суда, то он явно не подавал виду. На самом деле, у него и не было причин для расстройства. Судебные власти Баварии и Берлина дали понять, что считают дело против Кромбаха давно закрытым, а французский суд неправомерным. Кромбах всё также жил на Боденском озере, где продолжал работать врачом и вёл социально и физически активный образ жизни: он был членом конно–спортивного клуба, а также держал парусник в яхт–клубе Линдау.

Как он позже признался, у него было много любовниц, с которыми он виделся прямо у себя дома. В 1989 году он развёлся с Даниэль, и она вернулась жить в Тулуз, по–прежнему настаивая на невиновности Кромбаха. Чуть больше чем через два года Кромбах женился на своей четвёртой жене Эльке Фройнлих которая, как и три предыдущие его жены, была на десять лет его моложе, но вскоре они развелись из–за измен Кромбаха.

Отказ немецкого правительства экстрадировать Кромбаха в то время, казалось, имел под собой не мало оснований. Отказ в экстрадиции гражданина Германии перед иностранным судом был закреплён в послевоенной немецкой конституции, хотя законом допускались случаи «экстрадиции в государство–член ЕС или в Международный суд, если при этом гарантируются правовые принципы (немецкого) государства». Однако прокуроры, судьи, а в конечном итоге и министр юстиции в Берлине неоднократно пытались оправдаться, почему же передача Кромбаха для судебного разбирательства во Франции нарушит эти принципы: заключения судмедэкспертов были неокончательными, показания Кромбаха о смерти Калинки казались правдоподобными, и мать девочки упорно настаивала на невиновности мужа. Немецкие власти продолжали выражать большую уверенность в профессионализме местного прокурора, который закрыл это дело ещё в 1983 году.

Дитер Кромбах

Фанатизм Бамберски и все его публичные обвинения в должностных преступлениях и сговоре, возможно, тоже сыграли не последнею роль в столь сильном нежелании немецких властей возобновлять расследование. Возможно, эта непримиримость отражала злобу, накопившуюся за долгие годы соперничества между Францией и Германией. Несмотря на то, что в то время шёл стремительный процесс европейской интеграции, — стирания физических границ и унификации валюты, — дело «Бамберски против Кромбаха» наглядно демонстрировало, что судебные системы государств оставались независимыми и даже противоборствующими.

В апреле 1990 года генпрокурор Мюнхена вновь не нашел никаких оснований для возобновления расследования. Немецкое правительство в течение многих лет после заочного вынесения приговора Кромбаху будет настаивать на том, что их прокурор закрыл это дело, и поэтому врач не может быть выдан Франции. Но Кромбаху лишь придавало храбрости осознание того, что на территории Германии он находится в абсолютной безопасности. Возможно, всё было ещё проще: он больше не мог сдерживать скрывавшиеся внутри него тёмные влечения.

Продолжение ТУТ  -  пост слишком большой получился, ЖЖ не пропускал.

Источник